Мамлеева Наталья - Невеста Дьявола, или Welcome to Ad Страница 4

-Ребят, остановка. Выйти не хотите? – спросила Даша, слезающая с верхней полки.

-Да, с удовольствием, - поддержала я. Оставалось несколько часов до пункта прибытия, поэтому счет пошел на секунды, а скоротать время хотелось с пользой и весело.

-Я останусь здесь, с Барсиком, - выделили последнее слова Ян и зло сверкнул на кота. И с чего у него такая неприязнь к этому почти безобидному черному домашнему любимцу?

-Слав, идем, - позвала Даша, выходя их купе.

Люди стали толпиться в проходе, шумные разговоры доносились из разных купе, дети носились по вагону, пихая взрослых легкими, но костлявыми, ручонками, а мы спокойным шагом направлялись к тамбуру, чтобы выйти и вдохнуть приятный летний воздух. Хотя надо признать, что проводник у нас попался очень чистоплотный, поэтому все купе только что не сверкали чистотой, а так были очень опрятными и свежими. Я почувствовала резкую боль в боку, кто-то хорошенько толкнул меня локтем, в голове промелькнула вспышка гнева, которая тут же погасла, ведь не могла я долго злиться, порой даже специально пыталась разгневаться, но получалось плохо и неумело. Я обернулась, чтобы посмотреть на обидчика, им оказался молодой мужчина, чуть выше меня.

-Извините, - бросил он, я улыбнулась и приняла извинения.

На самом деле, неудачницей я, конечно, была, но у меня есть еще одна странная особенность: что-то происходило с людьми, обидевшими меня. Я это рассматривала, как таких же неудачников, которым стоило перейти мне дорогу, да и просто связаться со мной. Поэтому я всегда выкидывала дурные мысли из головы, дабы не пострадали эти люди, которым стоило всего один раз провиниться, сделать мне пакость, да и это свойство злиться какую-то долю секунды мне в этом очень помогало. Но самое страшное, это то, что страдали люди, на которых я вовсе не держала зла. И, к сожалению, так часто оказывалось с моими родителями. Когда-то в детстве папа решил отлупить непослушного ребенка, то бишь меня, но стоило ему один раз хлопнуть меня по мягкому месту, как его рука загорелась, как огнём. Я этого не помню, но мама в ярких красках рассказывала, как у отца потом еще неделю болела конечность. Наверное, такая странность, которую легко списать на мою невезучесть, отталкивала от меня не только врагов, но и друзей, которые только желали появиться на горизонте моей жизни.

-Ух, выбрались! – прокомментировала Даша наш спуск на землю.

Солнце было в зените и буквально плавило асфальт под ногами. Я инстинктивно прикрыла глаза ладонью от солнца, так как кепки не носила, хотя яркие, нежные, иногда обжигающие лучи солнца я очень любила. Даша сморщила хорошенький прямой носик, посмотрев на небо. Это движение не осталось мной не замеченным.

-Не любишь солнце?

-Просто отвыкла от него, - отмахнулась Даша и указала в сторону тележки с мороженным.

Я приняла идею новой знакомой с огромным энтузиазмом и бросилась вслед за Дашей.

Эскимо приятно охлаждало, настроение немного поднялось, Даша шла рядом, так же наслаждаясь сладостью. Как вдруг поднялся шум, безумные крики окружающих были пронзительные и горькие, но в общей гамме голосов невозможно было различить определенные фразы, и что-то узнать о происшествии. Люди столпились около вагона, смотря на рельсы, кто-то охал, кто-то кричал навзрыд, кто-то тихо плакал, кто-то оцепенел, а я стала рассматривать из-за спин прохожих, что там случилось. Но за широкими спинами было ничего не углядеть. Скоро стали подходить люди из соседних вагонов, продавцы, а потом подбежали полицейские. И вот тут меня затрясло. Я стала понимать, что случилось что-то очень серьезное, поэтому я стала расспрашивать у людей, что произошло.

-Парень споткнулся и упал под поезд, ударился головой о рельсы и, наверное, уже встретился с Аидом, - горько сказала какая-то женщина.

Мое сердце похолодело, полицейские стали отгонять случайных свидетелей, освобождая место для работников скорой помощи. Когда тело подняли и уложили на носилки, я узнала в молодом человеке того парня, который так опрометчиво толкнул в меня локтем. Эмоции прекратили существовать, я почувствовала прикосновение Даши к моей руке, потом ощутила холод асфальта на своих коленях. Я подняла глаза к голубому небу, на котором не было ни одного облачка, признак того, что день будет ясный. Так почему такие тяжелые тучи сдвинулись над головой неповинного парня? Глаза защипала от болезненно-жгучих солнечных лучей, а сознание ушло, оставив место пустоте.

Голова болела. Страх. Странное чувство. Никогда не злоупотребляла алкоголем, но, наверное, именно такие чувства были при похмелье. Пытаюсь открыть глаза, но потом передумываю, потому что веки тяжелеют, а сон опять нахлынывает.

-Она, кажется, просыпается. Реснички начинают двигаться, - услышала я мужской приятный голос.

-Не трогай её сейчас, пусть еще полежит, - уже женский голос. В нём я узнаю трепетные и любящие нотки моей бабушки. А соответственно, мужской голос – это баритон моего дедушки, он у меня шансонье «местного разлива».

Я перевернулась набок, потом резко распахнула глаза. Перед глазами стояло лицо того парня, которому суждено было умереть такой нелепой и глупой смертью. За что Господь забирает таких молодых, которым еще жить да жить? Солёная слеза скатывается по щеке и попадает в рот, я кривлюсь от неприятного ощущения на губах. Слышу, как бабушка берет за руку дедушку и выводит его из комнаты. А я просто продолжаю лежать. Начинается самобичевания о моей вине в гибели этого парня.

-Почему? Еще никогда не было так серьезно, так почему в этот раз за такой невинный проступок пострадал неповинный человек? Я просто ужасна, - шепчу я, голос дрожит, а всхлипывания утопают в сухом горле. Хочу воды, но я так зла на себя, что считаю недостойным мне получать того, чего хочу, когда по моей вине погиб человек. – Ненавижу себя. Что я сделала плохого в этой жизни? За что я так расплачиваюсь? За что расплачиваются люди вокруг меня?

Вопросы всё сыпались, а ответ бродил где-то рядом, но постоянно ускользал из моего пустого сознания, а слезы продолжали заливать мое лицо. Веки стали опухать, где-то около сердца покалывало миллионами иголок. Я винила себя, потом винила кого-то неизвестного, жаловалась на судьбу. Я эгоистка. По моей вине погиб человек, а я продолжаю задаваться вопросом, почему вокруг меня погибают люди, почему злодейка-судьба так поступает со мной. Наверняка тот молодой человек ехал отдыхать, может с друзьями, может с семьей. А где-то там его ждали родители. Что случится с его мамой, которая, возможно, не переживет смерть сына, особенно если он был единственным ребенком в семье? Мысли тянулись одна за другой, шли параллельно, уступали друг другу, а я всё думала о людях вокруг себя. Табу. Мне нельзя подпускать людей близко к себе, мне нельзя давать себя обижать, меня надо изолировать. Изгой общества – моя печать, мой крест, который придется нести, который будет ходить со мной рука об руку, который будет вместе со мной покидать этот бренный мир. Но я готова заплатить моей погубленной и скучной жизнью за жизни и счастье окружающих меня людей, пусть даже незнакомых. Жить отдельно. Табу. Его нельзя нарушать. Хоровод мыслей неизбежно клонил меня в сон, поэтому веки отяжелели, и я упала в объятия Морфея.

Проснулась я от урчания живота и неизбежного голода. За окном светило солнце. Но оно уже не радовало того парня, он больше не сможет почувствовать его ласковых и жгучих лучей. Мой желудок жалобно просил еды, но вылезать из-под одеяла в этот жестокий мир, в мир, где я являюсь опасной, совершенно не хотелось.

В конечном счете, мое самобичевание победил голодный желудок, за что я себя еще больше возненавидела. Я опустила ноги на пол, комнатная температура оказалась ничуть не ниже температуры под теплым одеялом. Когда я встала на ноги, голова закружилась от слабости, поэтому я снова упала на кровать. Потолок был нежно-голубого цвета, одна стена была отделана ракушками (мое детское творение), а другие были под цвет потолку, разве что раскрас был насыщеннее. Я вгляделась в голубизну потолка, напоминающее небо, правда очень маленькое, примерно три на четыре метра, хотя может еще меньше. Желудок жалобно заурчал, поэтому я повторила свою попытку встать. На этот раз голова закружилась несильно, поэтому я смогла удержать равновесие. Я вдохнула, набрав полные легкие воздуха, и вышла в небольшую круглую комнату, называемую у бабушки «залом третьего этажа». Теперь надо спустится на первый этаж, потом выйти во двор и найти большой пристрой, называемый «кухня-столовая с прилежащим очень-мини-баром». «Очень-мини» - это потому, что там было практически одно вино домашнего приготовления, а другие спиртные напитки напрочь отсутствовали. Я зашла в зал с огромной столовой, там было несколько столиков, за которыми уже спокойно сидели и кушали постояльцы. А около самой кухни, с прилежащим мини-баром, стоял хозяйский столик, кстати, самый стремный на вид, но больших размеров. Там было пять холодильников, один морозильник с мороженным, две плиты (отдыхающие очень редко когда готовили, всё-таки у людей отпуск, поэтому бабушка нанимала кого-нибудь, чтобы готовили приезжим, что, естественно, входило в стоимость проживания при договоренности), много шкафов, три посудомоечных и три стиральных машины, так же один длинный стол для готовки, разделяющий столовую и непосредственно кухню. Я прошла между столиками, почувствовав на себе взгляды. Я сейчас была лохматая, да еще и одета в короткие домашние шорты и борцовку (в общем, в том, в чем ехала в поезде – в удобной одежде), глаза опухшие, и лицо бледное, так непривычное для загорелых отдыхающих и сочинцев.