Алексей Андреев - И ещё чего-нибудь Страница 4

- А ты когда-нибудь пробовала в воде? - Я подплыл и обнял ее.

- Не говори так. У тебя интонация, как у одного моего бывшего... Противно звучит.

- Ну извини. Просто я тоже пробую разные маски. Пойдем на берег, пора уже.

- Тут неудобно выходить, камни...

- Держись, я тебя вынесу.

На берегу она огляделась.

- Подержать полотенце?

- Да не надо, я и так могу. Устроим маленький стриптиз.

Она скинула бретельки купальника, неспеша подняла с земли майку, неспеша надела, тряхнула мокрыми волосами.

- Ничего, эффектно. Но по-моему, никто, кроме меня, не оценил.

- Да нет, вон там мальчик глазки вылупил. Сейчас его девочка по шее-то ему надает...

Она вдруг крепко-крепко прижалась ко мне и замолчала.

- Ты чего?

- Прощаюсь с тобой.

- Но я же здесь, и буду с тобой еще две недели.

- Я прощаюсь заранее, чтобы не ныть потом, в последние дни. Хотя все равно ведь буду ныть.

По дороге к вокзалу я купил ей валдайский колокольчик. "Ура, теперь у меня тоже есть!" - веселилась она, позванивая двумя колокольчиками новым валдайским и тем маленьким, на браслете, что мне подарили в Пенсильвании, а я дал ей поносить его в этот день. С колокольчиками, с распущенными волосами и в длинной свободной юбке она выглядела замечательной славянской хипповкой; совсем не такой, какой она обычно бывает в Питере с его метро, трамваями, рекламами, с этими рожами в барах...

В электричке она спала, положив голову мне на колени. Напротив сидел батя, читал "Легенды Невского проспекта". Аринка стояла рядом на скамейке, высунув голову в окно.

- Хорошо бы сейчас пошел дождь, случайно, - сказала вдруг Аринка, возвращая голову в вагон.

- Случайно ничего не бывает, - ответил я, глядя на спящую Ленку, с которой мы познакомились "не где-нибудь, а на выставке китайской живописи".

- Случайно только метеориты падают да люди встречаются.

- Значит, ты - метеорит! - заявила Аринка и снова высунулась в окно.

Я усмехнулся. Она и вправду смышленая. И когда она вырастет, ей будет трудно. Умным женщинам, наверное, всегда трудней, чем умным мужчинам. Впрочем, она еще успеет сто раз поглупеть.

Потом Аринка тоже завалилась спать на скамейке, а я сидел, глядел в окно - и вдруг понял, что я не в автомобиле. Есть такая особая прелесть в электричках, которая недоступна в автомобиле и которую я почти уже забыл. Эта прелесть - смотреть в окно. Да-да, в машине тоже есть стекла. Но в электричке или в поезде можно сидеть непосредственно перед окном и смотреть во все стороны, а не только на дорогу, как это чаще всего получается в машине. В электричке вообще ничего не знаешь о дороге; это как бы дом с окном, который перемещается. Можно даже сесть спиной, а не лицом по ходу движения, и смотреть на остающиеся позади деревья, а не на те, что бегут навстречу. Как ни странно, но именно так я и сажусь обычно в электричках - спиной вперед. Так и сижу я сейчас, рядом с симпатичной усталой девушкой, которая спит, положив голову мне на колени. Сижу и смотрю на убегающие деревья. И на тихую реку Ленкиных волос, перехваченную деревянным мостиком заколки, что так похож на мостик через Волхов, с которого мы бросили монетки.

6.

- А ты крепкий мальчик, - говорила она ночью, рухнув в кресло, с блуждающей улыбкой Джоконды на расслабленном лице. - Черт, я и не знала, что ты так можешь. Прямо так, с места в карьер, у стенки... ух!.. и чтоб меня так довести...

- Ну, ты сама ведь говорила: неделька тренировки, и я войду в норму. И потом, Пенка - ты тоже кое-чего забыла. Помнишь, как ты сама тут пищала тогда, давно?... Ха, еще потом говорила: "Ах, я и не думала, ах, я и не собиралась!" И игра у нас была другая... помнишь, обзывала меня "блудливым мужем"? Сейчас все наоборот: я один, а ты избаловалась. И мы оба подросли. Так что теперь ты своим "не думала" можешь накалывать кого угодно, только не меня. Могу поспорить, что у тебя даже зубная щетка сегодня с собой.

- Угадал, зануда! Кстати, о птичках. Как бы это тебе помягче сказать...

- Ну-ну? - В общем, тебе на будущее, для успешного общения с дамами... Ты мой голову почаще. С чистыми волосами ты куда как привлекательнее.

- Блин, я же не виноват, что в вашей стране летом никогда нет горячей воды! Мы же с тобой вместе ошарашивали тут и там моих приятелей: "А это Лена, мы с ней познакомились на выставке китайской живописи, а у вас есть горячая вода, а можно мы к вам в душ залезем?!"

- Знаю, знаю. Я же говорю - на будущее... Меня из твоих американских фоток больше всего приколола знаешь какая? Там, где эта твоя знакомая лежит на газоне в центре какого-то города. Попробуй-ка у нас так ляг на газон. Неделю потом будешь отмываться...

- ...в холодной воде! Вот как я сейчас пойду. Хотя она там в черном, так что ей не грозит.

- Разве? Мне казалось - в чем-то пестреньком...

- Это Америка вокруг пестренькая, а она нет. Я помню, потому что мы с ней заметили это как раз за десять минут до того снимка. Она рассказывала, как еще в Совке ее родителей постоянно таскали в школу за то, что она носила какие-то обалденные шелка вместо школьной формы. А я ей рассказал, как доставал своих профессоров на экзаменах - у меня были такие веселенькие джинсы, с цветами всех цветов на заднице и в паху... А потом мы посмотрели друг на друга и расхохотались - двое в черном, посреди Калифорнии...

- О, это не та ли девушка, что в "Городе Непроданных Цветов"?

- Она самая. Я знал, что она любит тюльпаны, и все высматривал какой-нибудь цветочный магазинчик, пока мы гуляли, но как назло ничего не попадалось. Она так и уехала без цветов, вся в черном, а я вышел из "Грейхаунда", свернул за угол - и увидел улицу: они продавались на каждом углу этой улицы, прямо такой тюльпановый пунктир на три квартала вверх. Там "Город" и написал, пока в "Макдональдсе" кофе пил.

7.

Было еще несколько встреч - торопливых, неуютных, приносящих чаще тоску и даже злость, а вовсе не радость. Она приезжала на последней электричке, когда я уже переставал ждать. И уезжала рано утром - на работу, либо посередине дня, если это был ее выходной. Иногда она просто говорила на том конце провода: "Сегодня я работаю, а завтра тоже не получится - мы с Сашей собирались...". Усталая и вечно недосыпающая, она хотела успеть всюду, не ругаться ни с кем; и я при этом был человеком, который все равно скоро уезжает, который однажды уже уехал, сказав: "Ты же понимаешь..." У нее начался отпуск, который тоже никак не был связан со мной: неделю она собиралась провести у бабушки, потом еще неделю - в походе на байдарках. За пару дней до ее отъезда мы поругались. Это была одна из тех ненужных коротких встреч, которая не принесла ничего, кроме раздражения. Я позвонил только через два дня - она собиралась на поезд, и добраться до центра за сорок минут я уже не смог бы. Ей действительно нужно было отдохнуть, да и у меня оставалось всего две недели, а я еще не видел многих знакомых и не был во многих местах, которые нужно было обязательно посетить за время этого короткого отпуска. Деньги тоже кончались, и я уже подумывал о том, что слишком много отложил на билет и что можно потратить еще чуть-чуть.

Между бабушкой и байдарками у нее был день, и это был день нашей последней встречи. Ее встречали на Московском, шел проливной дождь. Два часа, которые я провел у нее дома, были наполнены типичными в таких случаях банальностями. Ее торопили (она уходила в поход в этот же вечер), кто-то звонил, и она отвечала ему удивительно ласковым голосом. Я пил чай и говорил гадости. Было также несколько совсем не банальных моментов, которые, наоборот, были настолько наполнены содержанием, что их невозможно просто так описать здесь: в них можно было только принимать участие, и я это участие принял, но теперь даже и не могу с точностью сказать - а было ли там тогда что-то такое, или я просто выдумал это сейчас, сидя на берегу реки Мононгахелы и глядя на фонари набережной, которые, со своими длинными отражениями в воде, очень похожи на свечки в Софийском соборе Новгородского кремля...

Чем нежнее ведут себя люди при расставании, тем тяжелее им расставаться. C другой стороны, когда один из них это понимает и начинает намеренно вести себя грубее - второму становится еще тяжелей. А если это понимают оба... Чем-то средним между эскимосским поцелуем и поцелуем слонов мы закончили-таки наше затянувшееся прощание в подъезде, и я вышел на улицу, чувствуя спокойную, почти незаметную грусть. И вместе с тем - облегчение. Я снова был - эх, еще одна красивая банальность, это нужно не говорить, а чувствовать - никому не нужным и свободным. А может быть, свободным и никому не нужным. Что-то там в математике не меняется от перестановки слагаемых, хотя и выглядит по-другому. А что-то меняется, хотя выглядит также. Я сунул руку в карман за сигаретами - кроме сигарет и чьей-то зажигалки, в кармане оказалась еще коробочка из-под духов, в которой лежал маленький стеклянный слон. Зеленый. Я хотел вынуть его и посмотреть, но вместо этого вынул сигарету и закурил, а слоника в коробке переложил из кармана в сумку, чтобы он не поломался.