User - o bdf4013bc3250c39 Страница 41

- Почему так?

- Да директор с воспитателями проворовались, их уволили, а садик закрыли.

Где в поселке дополнительных воспитателей найти? Одни доярки да

скотники. Вот мать и уволилась с работы, чтобы с детьми сидеть. А я, значит, к тетке в Москву, на заработки.

- Постой, постой, - снова перебил Добряков. – А муж твой, он что же, не

содержит детей? Да у тебя есть муж-то вообще?

213

- Как не быть? – немного даже обиделась Тоня. – Только проку-то с таких

мужей!

- А чего?

- Пьет, чего! Копейки получает и все пропивает. Ни разу от него ни рубля не

видела.

- Загадочная русская душа, - съехидничал Добряков. – А чего ж тогда живешь

с ним?

- Жалко его. Пропадает.

- Да и хрен бы с ним, с таким! – разошелся Добряков. - Пропадает и пусть

пропадает! Дармоеда на шее держать, вот удовольствие! – но вдруг осекся, вспомнил про себя и, неловко поерзав на стуле, прибавил: - Правда, если

любишь, тогда…

- Любила, крепко любила по первости. Ревновала, ревела, когда поздно

приходил, грозилась всех соперниц, какие сыщутся, поубивать – вот до чего

доходило. А потом он все чаще и чаще пить стал. Припрется пьяный да еще с

собой бутылку принесет. Рассядется на кухне, песни орет, смакует по

глоточку, не спешит. Когда первый ребенок родился, это стало напрягать. Всю

ночь трясусь над кроваткой, успокаиваю. А тому все хрен по деревне. До

двух, до трех не спит. Смотрю на него и понимаю, что бесполезно что-то ему

говорить, не поймет на пьяную голову. Думаю, надо выход какой-то

сыскать… - Тоня замолчала и кивнула на бутылку: - Еще по одной? Чтобы

вспоминать не так тошно было.

Добряков налил еще по стопочке. На донышке бутылки оставалось по

полнаперстка на нос. Они выпили. Тоня шумно выдохнула, заела остатками

сосиски и продолжала:

- И нашла способ. Представляешь, думала, думала – и нашла!

214

- Ну? – Добрякову становилось и в самом деле интересно. Водки, правда,

оставалось совсем ничего, но уже знал, как решить этот вопрос.

«Пусть расскажет про мужа-алкоголика, а там и решим, - успокоился он. –

Еще не вечер, вся водка наша!»

- Сперва я думала, что он жадничать начнет. А потом все получилось, как

хотела.

- Да ты давай по порядку-то, - торопил Добряков.

- По порядку, - кивнула отяжелевшей головой Тоня и слегка заплетающимися

фразами повела рассказ дальше. – Придумала я, значит, ту бутылку, которую

он каждый вечер с собой приносил, вместе с ним распивать. Чтобы, то есть, ему меньше доставалось. Посчитала: один он пьет ее два часа, а со мной

вдвое меньше будет. Дети хоть уснут пораньше, и то ладно. Предложила ему

такой расклад. А он – хоть бы хны, согласился, как миленький. Обрадовался

даже. «Ну, - говорит, - женушка моя любимая, - как я рад, что ты меня

понимаешь, что поддерживаешь, то есть». И стали мы с ним почти каждый

вечер бутылочку эту приговаривать. Сядем рядком, выпьем ладком, закусим, поговорим по душам, песни уже не поем: дети спят. Он все понимать сразу

начал, и про детей вспомнил, ласковый такой стал, послушный. Ну вот,

выпьем бутылку, я ему и говорю: «Пойдем-ка спать, мой хороший, я так

соскучилась без мужнего тепла, сколько ночей одна засыпаю». А он, когда

один выжирал поллитру, никогда до кровати не доходил, каждый раз все под

стол сваливался, там и храпел остаток ночи. А тут – радуется даже, что его, как человека, зауважали, в постель приглашают. Встает, идет, и даже кое на

что его еще хватало, - Тоня грустно улыбнулась и махнула рукой: - А, катись

оно все!.. Давай покурим?

Добряков толкнул к ней пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Тоня глубоко

затянулась, выпустила густую тонкую струйку в потолок.

215

- Через девять месяцев Сережка родился, младший. Родился с дебилизмом

первой степени…

Добряков содрогнулся:

- Бог ты мой!

- Бог тут ни при чем, сами виноваты. Теперь вот расплачиваться всю жизнь.

Ребенок-то, может, ничего и не поймет, а каково мне? – Тоня всхлипнула, поперхнулась табачным дымом, закашлялась грудным, тяжелым кашлем.

Когда кашель прекратился, вытерла лицо кухонным полотенцем и спросила

уже спокойнее:

- У тебя можно будет помыться?

- Конечно, что за вопрос! Может, тебе немного выпить еще?

- Да у нас ничего и нету уже.

- Ну, по полстопки еще есть.

- Наливай, я потом еще схожу.

«Ну, вот и напрашиваться не пришлось», - с облегчением вздохнул Добряков

и разлил остатки водки. Они выпили, Тоня встала и спросила:

- Ну, покажешь, куда пройти.

Он провел ее в ванную, принес свежее полотенце.

- Купайся на здоровье, - сказал он. – Если что…

-Что? – она быстро оглянулась на него.

- Ну, если помочь…

- Чем помочь-то? – улыбнулась она.

216

- Спину потереть, например, - он отвел глаза в сторону и пояснил: - У меня

только губка тут, мочалки двуручной нет, спину мыть неудобно будет…

- Я подумаю, - сказала Тоня и дотронулась рукой до его двухдневной щетины:

- Хороший ты человек, спасибо тебе. А спину разрешу потереть, если

скажешь, что у тебя ко мне и вправду все серьезно.

Он ответил сразу, распаляемый нахлынувшими фантазиями:

- Серьезней не бывает.

- Тогда позову. Иди пока.

Он вернулся на кухню, повертел пустую бутылку, подумал о том, когда же

послать Тоню за новой – до или после, и понял, что никаких походов «до» не

получится: другое желание перебарывало в нем сейчас привычную тягу к

спиртному. Это было почти такое же сильное, откровенное желание, какое он

испытал несколько дней назад, вот так же случайно познакомившись с другой

женщиной, с той, которая запросто, с легким сердцем прошлась холодным

равнодушием по его лучшим чувствам.

«А ну ее! – в сердцах сплюнул он. – На мой век хватит. Вон их сколько

попадается каждый день!»

Он выглянул в коридор и прислушался. В ванной шумела вода, доносилось

негромкое пение. «Ну, скоро ты позовешь?» - едва терпел Добряков,

переминаясь с ноги на ногу. Словно услышав его, она громко крикнула из

ванной:

- Егор, иди!

Из ванной он нес ее на руках, завернутую в полотенце. Положил на кровать, откинул одеяло, быстро разделся, расшвыривая вещи в стороны, и только

после этого сорвал с нее полотенце…

217

12

Давным-давно, когда Добряков еще читал книги, в одной из них он встретил

полюбившуюся ему латинскую пословицу «Omne animal triste post coitum»13 и

тогда же выучил ее наизусть. Она поразила его прежде всего лаконизмом: это

ж надо, дивился он, всего пятью короткими словами сказано так много! А

еще удивила своей обескураживающей точностью, угодила, что называется,

не в бровь, а в глаз. В ту пору он вторично развелся и начинал втягиваться в

круговерть случайных связей, редкая из которых приносила ему не то что

вдохновение и окрыленность, а хотя бы полноценное физиологическое

удовлетворение. Каждый раз после бурных объятий он испытывал

опустошенность, усталость и отвращение – к любовнице, к жизни, к самому

интимному акту, так что нередко в его сознании вставал очевидный вопрос: а

стоило ли по большому счету всем этим заниматься, оправдывала ли

минутное удовольствие та выхолащивающая душу апатия, что являлась

всякий раз, когда он, опроставшийся, откидывался в изнеможении на сторону, подальше от разгоряченного тела своей подруги?

Книг он давно уже не читал, довольствуясь в лучшем случае дешевыми

популярными журналами, которые иногда ради кроссвордов покупал в

киосках печати. Бегло пролистывая страницы дешевой бумаги, он ни разу не

встретил в этих журналах ничего хотя бы отдаленно похожего на заученную

пословицу и постепенно вообще потерял охоту к любому чтению. Так же, как

и чтение, ему со временем стали приедаться и любовные соития. Нет, он,

конечно, не отказался от них вовсе, но каждый раз, соединяясь с напарницей, относился к этому так, как когда-то в школе относился к комсомольским

поручениям: лишь бы побыстрее отделаться, с наименьшими для себя

нагрузкам и наивысшей выгодой. Выгодой, разумеется, в этом деле было

лишь успокоение периодически вспыхивавшего в нем природного мужского

13 Всякая тварь грустна после соития.

218

инстинкта. Стоило ли говорить, что многие его напарницы по постельным

делам расставались с ним очень скоро и без малейших сожалений?

После кувыркания с Тоней (а Добряков и воспринял случившееся с ним лишь

как постельную эквилибристику, ни к чему его не обязывающую: ведь не он

же приплелся к кому-то в квартиру и завалился в постель!) он, как

выяснилось, ненадолго уснул – тут, впрочем, больше сказались двести

пятьдесят граммов водки, выпитые с гостьей, чем усталость. Нет, никакой

усталости на этот раз не было, все закончилось в нужный срок и уместилось