Muelka - Unknown Страница 42

Эпизод 17.

Аля ведет урок литературы в 11 классе, изредка посматривая в окно. На улице – декабрь, хмурый, бесснежный, холодный. Ветки березы за окном, голые, мокрые, стучат в окно, словно просятся в тепло школы.

- Напомните, что такое парцелляция? – голос Игоря П. с задней парты.

- Представь себе сложное, большое по объему произведение, - отвечает Аля, - а потом его разделили на несколько частей, с какой-либо целью, например, показать ход мыслей персонажа, значимость каждого его поступка... И не только, конечно, для этого. Вот, например. Мы шли по холодному зимнему городу. Вместе. Я оглянулась. Ее – нет.

Эпизод 23.

Аля ждет.

Эпизод 37.

Воскресенье у Али – единственный полноценный выходной. Обычно в первой половине она сидит в инете и общается с многочисленными виртуальными друзьями. Судьбы мнимо-близких далеких проходят сквозь Алю, неглубоко затрагивая ее. Хотя, конечно, есть и приятные исключения.

Звонок. Юля.

«Привет! – голос как-то чересчур бодр для утра воскресенья. – Ты не занята?»

«Ну, в общем-то нет, - отвечает Аля, - хочешь увидеться? Почему так давно не звонила?» «Ну, ты же знаешь, у меня это… учеба… Я как бы по делу».

«?»

«Ты мне денег не займешь? - голос чуть-чуть виноватый, как и положено в таких случаях. - Мне б хоть рублей пятьсот-тысячу, ты же знаешь, я отдам!»

Але почти смешно. История с займом повторяется уже не в первый раз. Долг Юля пока не вернула.

«Хорошо, займу немного, приезжай!»

«Ну, тогда я пошла одеваться!»

Через час Юля врывается в прихожую, пахнущая морозом и немного сигаретами. Скидывает куртку, с порога целует улыбающуюся Алю.

«Ты есть будешь? У меня голубцы еще горячие».

«Ты же знаешь, я капусту не ем, - Аля точно уверена, что впервые слышит об этом. – Хотя, впрочем, давай!»

Аля распелёнывает голубцы – мясо Юле, капустные пеленки – себе, наблюдает за выражением Юлиного лица.

«Мы так давно не виделись. И ты трубку не брала. Как ты?» – Аля понимает, что не должна интересоваться, это лишнее, давно уже ведь договорились – не пара мы, просто друзья, - но не может удержаться.

«Да вроде все норм (любимое Юлино словечко). Не познакомилась ни с кем?»

«Я в поиске, - Аля не может насмотреться в огромные, еще больше увеличенные стеклами очков, Юлины голубые глаза.

«Ну, на сегодня предлагаю считать поиск временно приостановленным», - Юля тянется к Але, опускается на пол перед ней, кладет голову ей на колени, ластится, как молодой тигренок, залезает к Але под майку, слегка сжимает одновременно обе груди, утопает в них лицом, целует сосочки…

«Вот сама не знаю, почему так получается, но ты меня заводишь, - смеется Юля, - давай разочек, я так хочу тебя!»

Она увлекает Алю за собой в Алину спальню, опрокидывает, стягивает спортивные брюки вместе с трусиками, опускается на нее всем телом – грудь – в грудь, целует – долгим влажным поцелуем, спускается вниз, проникает языком в заветную дырочку, глубже, глубже, глубже! Меняет язык на пальцы, сначала два, потом три, все, как Аля любит.

Не доведя до оргазма, быстро поднимается, подкладывает под спину Али подушку, слегка отодвигает, сгибая в колене правую ногу Али, ложится сверху,  – лоно в лоно, двигается так быстро, почти яростно, словно именно это – самый последний в жизни оргазм. Другого больше не будет. Никогда.

Они кончают почти одновременно, тяжело дышащие, влажные от пота, опустошенные.

Еще минут десять – легкие ласки, разговоры ни о чем… Господи, вот она невыносимая легкость бытия!

«Пойдем, покурим», - предлагает Юля.

Несколько минут они курят, выпуская легкий дым в форточку синхронно, морозный ветер освежает лицо, как же хорошо…

«Я хочу еще!» - требовательно говорит Юля, - давай поменяемся!»

Она без всякого стеснения ложится на стол – спиной вверх, пяточки на краю стола, ноги согнуты в коленях – «Трахни меня! Я так хочу этого!»

Аля наклоняется – сама возбужденная от такой откровенности – входит сначала медленно, затем все убыстряя и убыстряя темп… три пальца, четыре. Юля стонет, просит еще, кухня наполнена этой внезапной страстью настолько, что, кажется, подожги сейчас какой-нибудь неведомый злодей воздух, - вспыхнет, загорится, как костер в засушливом августе.

«Ляг на меня, – просит Юля, - ляг!»

Аля ложится на нее всем телом, ощущая жар желанного, давно и верно любимого… Юля кончает, содрогаясь всем телом, словно ток пустили по всему телу…

«Тебе хорошо?» - тихо спрашивает Аля.

«Очень!» - признается Юля.

«Ненаглядная моя, - шепчет Аля, - ты моя ненаглядная…»

Эпизод 41.

Конец февраля, пятница, где-то около полуночи.

Аля сидит в гостях у лучшей подруги Лены уже шестой час. Хоть и работают вместе, а что обсудить всегда найдется. В кухне тепло, дети спят, на столе уже почти пустая бутылка коньяка.

Аля смотрит пропущенные звонки – не звонила ли Юля. Нет. Опять – нет.

Угадывая настроение старой подруги с полудвижения, Лена говорит: «Может, хватит уже страдать? Мне эта Юля никогда не нравилась, ни долг ни разу не отдала, только брать и может… а вот чтобы тебе дать – не дождешься!»

Аля смотрит в черное окно, вспоминает, как тепло было днем,  думает: «Вот и весна через пару дней. А там и лето. Надо этим летом непременно на море выбраться. Дней так на десять, не меньше».

Отвечает Лене: «А это мое личное дело». И улыбается.

Dirty pink

Проекция мечты

Меня закачало. Горло скрутило спазмом, и навряд ли я могла сейчас подать хоть сколько-нибудь различимый глас. Навернулись слезы, в носу щипало, будто туда прыснули чем-то едким. Руки тряслись - в них лежала записка, содержание которой и явилось нынешней причиной моего состояния. Клочок бумаги из твоей тетрадки с рецептами. Ты прикрепила ее на холодильник, не удосужившись даже позвонить или написать сообщение, или хоть каким-то более современным способом сообщить мне следующее: Я ухожу. Я устала понимать, что творится в твоей голове. Единственное, о чем я тебя прошу: никогда не пиши мне и не звони – мне будет очень трудно хранить молчание с тобой. И спасибо тебе за то, что когда-то сделала меня счастливой. Я

Черт. Только вчера ты пыталась дознаться, что я скрываю, где пропадаю по вечерам. Я невразумительно мычала и пыталась отшутиться, что тебя заводило еще сильнее. Черт. Не могла же я рассказать тебе, что все это – ради тебя и твоего дня рождения, что мне захотелось поздравить тебя как-то по-особенному, чтобы запомнилось на всю жизнь.

У меня был совершенно шикарный план. Я представляла его в мельчайших подробностях, вплоть до того, как ветер будет трепать твои волосы, как ты будешь улыбаться и щуриться на солнце, и мерзнуть – ты же такая мерзлячка у меня. Как мне казалось, из моей задумки мог выйти неплохой сценарий для жутко романтичного, со слезами и соплями, фильма. Я упросила Вовку подговорить своего друга с «О-два-радио» позвонить тебе и задать несколько вопросов. В случае правильных ответов (а я бы уж постаралась, чтобы они были правильными) ты выиграешь приз в лице бесплатного полета на воздушном шаре. Халявный приз за пару  математических задачек – это ведь почти что конь, которому в зубы не смотрят, поэтому ничего не будет странного в том, что полет нужно будет осуществить именно в счастливый день твоего рождения.

Потом несколько дней я буду ходить с совершенно невинным лицом и пытаюсь не лопнуть от желания все тебе разболтать. И вот наступит день моей славы. Мы погрузимся в воздушный шар, я подам сигнал, нас отвяжут, и тут ты поймешь, что мы здесь совсем одни. Конечно, ты жутко испугаешься, и я с тобой за компанию, высота начнет неумолимо расти, а я тебя обниму.

Потом невзначай приподниму полог, а там уже окажется шампанское и все такое. А рядом, на горизонте вдруг медленно воспарит в воздух другой шар сердечком, на котором будет написано: «С Днем рождения!» Думаю, ты быстро поймешь, что все здесь неспроста, и начнешь улыбаться своей хитрой многообещающей улыбкой. Тут я упаду на колени, произнесу самые главные слова и подарю кольцо.

      План казался мне верхом гениальности, но требовал определенной подготовки. Во-первых, шаром надо было научиться управлять. Во-вторых, Вовка отнекивался и говорил, что можно просто подарить полет на воздушном шаре и нечего огород городить – пришлось сильно постараться и чуть ли не продаться ему в рабство до конца жизни, чтобы убедить его в целесообразности моих действий. Как он мог не понять, что это должен был быть сюрприз – абсолютный и полнейший сюрприз? Чтобы ты ни на секунду не могла догадаться, что я все подстроила.