Vladimir - Unknown Страница 43

Штюббе видит - дело со стариком не идёт. Тогда достаёт он из бумажника несколько фотографий и выкладывает перед Шварцем на стол. Дед ещё больше побледнел, но молчит. Тогда заговорил Штюббе:

- Как ни печально, герр Шварц, но я предполагал, что вы будете несговорчивы.

Это ваша семья – сын Агалаф, дочь Чаора и внучка – чудесный, беленький ангелочек. Все, как и вы наследственные, истинные кроманьонцы и главное самые дорогие вам люди. Они, как не прискорбно, в наших руках. Пока что ваша родня в полной безопасности. Они находятся под надёжной охраной в гостях у доктора Виннера, на его вилле, что на острове Фуэртовентура. Ваш сын и дочь по приглашению каудильо Франко и прежде работали на Канарских островах. Вы вывезли семью после рождения внучки в Уругвай, а мы вернули их обратно. Теперь их судьба в ваших руках. Пойдёте с нами на сотрудничество, и с ними будет всё хорошо, ну а в противном случае…

Старик сидит совсем бледный и молчит. Молчит минуту, вторую и вдруг заговорил:

- Вы прибегли к грубому шантажу и блефу, Штюббе, но вы забыли, с кем имеете дело. Мы, потомки гуанчей из древнего рода правителей острова Тенерифе. У нас свой кодекс чести, свои тайные знания и свои особые таланты. Вам не дано понять, как мы умеем на расстоянии поддерживать связь друг с другом. Чем сильнее наша взаимная любовь и привязанность, тем сильнее и прочнее эта связь. Мой сын Агалаф сразу понял, что вы захватили их, чтобы иметь власть надо мной, но я не только его отец, но старший наставник, учитель. Мой сын принял решение, возможно единственно правильное, но которое я никогда не смог бы одобрить. Агалаф знал и это. Когда вы похитили их, и ваше судно вышло в море, он усыпил сестру и племянницу, а затем остановил их сердца. Потом ночью он похоронил их в океане, сообщил мне о происшедшем и отправился следом. У меня нет больше семьи, но у меня есть мой Долг и я сделаю всё, чтобы его исполнить.

Тут старик поднял здоровую руку и, указывая на Штюббе заговорил, обращаясь ко мне:

- Я знаю, что ты задумал, молодой Дракон. Сейчас, самое время - это исполнить. Ты прав в своих суждениях. Пока ты воевал и проливал кровь – тыловые крысы, вроде этого, наживались на ваших законных трофеях, чтобы в довольстве и и роскоши закончить свои дни где-нибудь в тёплых краях, подальше от погубленной ими Германии. Ты со своими друзьями имеете полное право на тот куш, который вы взяли на заводе, ведь британцам всё равно у кого покупать нужный им товар.

Штюббе, видимо, смекнул куда дело идёт и тащит из кармана пистолет. Я-то не знаю, кого он прикончить собрался. То ли деда, то ли меня, то ли обоих. Да и старик, если разобраться чистую правду сказал про таких, как эта сволочь Штюббе. Мы воюем, умираем за Фатерлянд, а они мошну свою набивают. В общем, Отто, пристрелил я своего работодателя на всякий случай. Хотел и Шварца за компанию, да веришь или нет, впервые в жизни какую-то жалость или даже уважение к человеку почувствовал. Правильный, думаю, старик - нас вояк понимает. Он, конечно, меня использовал – Штюббе за смерть своей семьи моими руками отомстил, ну а как иначе – все используют всех. Подумал – глядишь ещё пригодиться дед этот. Я только на секунду отвлёкся, когда у покойного начальства портфельчик с всякими нужными бумагами забирал. Тут замечаю боковым зрением – что-то не так. Поворачиваюсь резко, стреляю, а кресло пустое. Исчез наш Шварц, как и не было, только в спинке кресла дырка от моей пули чернеет. То ли черти этого колдуна забрали, то ли ангелы вознесли – поди, знай? Мне тогда разбираться некогда было.

Я к чему всё это, Отто? – Прус сделал короткую паузу, чтобы налить себе ещё порцию коньяка и мгновенно выпить. – Так вот, возможно я сейчас чем-то похож на Штюббе, но, видит бог, я бескорыстен. Я предлагаю вам, граф присоединиться ко мне. Не таите прошлых обид, мёртвых не вернёшь и, возможно, мне тогда, в Сен-Мало, в истории с вашей бретонкой не стоило давать волю эмоциям. Но поверьте, вы были мне всегда весьма симпатичны, за исключением тех моментов, когда играли в дворянское благородство. Меня окружают болваны с кругозором казарменных философов. Порой такая тоска – не с кем даже и поговорить. Я всегда мечтал иметь такого друга как вы – умного и образованного человека. - Гюнт Дракон встал, сильно прихрамывая, подошёл ко мне и протянул руку. – Вот вам моя рука. Я предлагаю вам дружбу и сотрудничество. Мы ещё молоды, Германия погибла, но мы живы. Не отказывайтесь от будущего, Отто. Деньги, вырученные от продажи дейтерия мы поделим поровну. Ну же, соглашайтесь, граф! Не будьте идиотом!

Мне пришлось сделать над собой усилие. Ошарашенный известием о гибели Чаоры, её брата и моей маленькой, так и не увиденной мной дочери, я был совершенно выбит из колеи. Старик, как он мог? Почему он не сказал мне? Получается он был дедом моей дочери, почти, что моим тестем. И ведь он уже всё знал во время нашей последней встречи. Знал и решил промолчать. А этот сон, приснившийся мне в ту же ночь, когда Шварц был в соседней комнате, не дело ли это рук старика? Сон, в котором были Чаора, умершая несколько лет назад Вера, и Агалаф, игравший с двумя девочками, моими дочерми. Мёртвыми сёстрами фон Шторм.

Я поднял голову, разлепил пересохшие губы, посмотрел Прусу в глаза цвета бурой корабельной ржавчины и произнёс:

- Вы, Гюнтер, право не понимаете, какая между нами пропасть. Мне вас даже жаль. Но это не меняет того факта, что вы давно перестали быть человеком. Для меня вы были и останетесь тварью, рептилией, наподобие крокодила или любимой вами акулы - Гюнтом Драконом. Тем более что к ящерицам, какого размера они бы не были, я с детства испытываю непреодолимое отвращение – вплоть до рвоты.

Прус опустил протянутую руку, пожал плечами и, словно обиженный младенец, глумливо надул губы:

- Рептилии, крокодилы, ящерицы! Да вы просто дурак, граф! Впрочем, нечто подобное я от вас ожидал. На этот случай мы с покойным Штюббе внесли некоторые поправки в моё досье. То, что хранится в канцелярии личного состава подводного флота Кригсмарине. Собственно говоря, моё бывшее досье теперь ваше. Вы теперь у нас знатный охотник за бедными-несчастными морячками, томми и янки, выжившими после торпедирования вами их кораблей и судов. Вы, граф вместе с вашими людьми из экипажа, ныне покойного у-бота Чиндлер, всплывали и расстреливали их, пытающихся спастись, в море. Как это бесчеловечно с вашей стороны - убивать терпящих бедствие.

Он вернулся на своё место и нажал кнопку под столом. Через мгновение явился Людвиг. На его вопросительный взгляд Прус, кивнув в мою сторону, пояснил:

- Его сиятельство пожелали издохнуть. Что же? – вздохнул он с деланной грустью – желание аристократа закон! Графа и старшую бабу в расход, а блондиночку оставь. Она скрасит нам серые морские будни.

Людвиг связал мне руки и в сопровождении ещё одного охранника повёл по туннелю. Всё это время он, идя рядом со мной, не уставал разглагольствовать:

- Я за дверью стоял, по приказу командора Пруса, и всё слышал. Не понимаю я вас интеллигентов, хоть убейте, господин корветтен-капитан, не понимаю! Вам уважение оказывают, будущее предлагают, а вы в принципы играете! А всё ради че…

В это мгновение, он, как будто, поперхнулся и, сделав судорожное глотательное движение кадыком, закатил глаза и стал заваливаться вперёд. У него в затылке, блеснул шлифованным металлом шляпки, самый настоящий железнодорожный костыль, каким крепят рельс к деревянным шпалам. Шедший впереди меня парень с автоматом начал на ходу оглядываться. Тут мимо моего носа пролетело нечто увесистое и с глухим, мерзким, словно чавкающим звуком, воткнулось автоматчику в висок. Моё лицо окатила струя чужой, показавшейся жгучим кипятком, крови. Парень, как-то нелепо выставив руки назад, стал падать на спину и в бок. У него при этом было удивлённо-обескураженное выражение лица.

Глава 30

“Воскрешение Верманда”

- Не стойте соляным столбом, Отто! – Донёсся из полумрака туннеля знакомый голос. Я мог не сомневаться, это был голос мичмана Урхо. Передо мной возник командир норвежских диверсантов собственной персоной. Его лицо и кисти рук абсолютно, по-негритянски чёрные, лоснились какой-то смазкой. Судя по запаху, это была смесь тавОта - машинного масла и золы от прогоревших факелов. – Чёрт, да очнитесь же, надо выбираться отсюда! – Вновь нетерпеливо позвал меня Урхо. Мне, в самом деле, пришлось сделать над собой усилие, чтобы стряхнуть оцепенение. Чертовски болел затылок – память о тяжёлой контузии в Антильском море. Мы с Урхо рысцой побежали вглубь туннеля, пока не добрались до округлой дыры в скалистой стене. Это был лаз и расположен он был чуть выше моей головы. Размеры лаза позволяли проникнуть в его нутро мужчине средней комплекции.

- Давайте, Отто, шевелитесь! Внутрь, внутрь! – скомандовал мичман, одновременно указав на несколько выбоин в стене под дырой. По ним, как по ступенькам, я поднялся к лазу и, подтянувшись на руках, оказался внутри каменной трубы. Командир последовал за мной. Оказавшись в трубе, он закрыл лаз большим круглым валуном. - Чтобы место нашего укрытия не попалось на глаза нашим возможным преследователям. – Автоматически отметил я про себя. Мы проползли добрую сотню метров и, к моему несказанному удовольствию, вскоре каменная труба резко расширилась и превратилась в узкий и небольшую, но вполне вместительную пещеру. Таковых в Лабиринте, как я полагал, имелось великое множество. По крайней мере здесь, я смог встать на ноги, потирая сквозь грубую ткань штанов, саднящие, измученные ползанием по камням, колени. Высота пещеры позволяла мне выпрямиться во весь рост. Чего нельзя было сказать о мичмане, ведь он был выше меня на голову. Урхо, вынужденно сутулясь, выпрямился, а затем прошёл вперёд и уселся на кучу какого то тряпья. Через короткую паузу он начал рассказывать о том, что с ним приключилось после ухода с двумя бойцами в грот, на разведку.