Семейство Борджа - Дюма-отец Александр Страница 43

Гравину и Орсини герцог оставил пока в живых, дожидаясь от папы вести, что тот арестовал кардинала Орсини – архиепископа Флоренции и кавалера ордена Святого Креста; когда же от его святейшества был получен утвердительный ответ, Гравину и Орсини, переведенных в замок Пьевру, тоже задушили.

Герцог же оставил Микелотто необходимые распоряжения и сразу после первой казни покинул Сенигалью, заверив Макиавелли, что он имел в виду лишь водворить мир в Романье и Тоскане, чего и достиг путем ареста и казни зачинщиков всех смут. Если же отныне и возникнут какие-то беспорядки, то это будут лишь искры, которые легко погасить каплей воды.

Узнав, что враги Чезаре у него в руках, папа, спешивший завершить свою часть задуманного, несмотря на то что на дворе была уже полночь, послал сообщить кардиналу Орсини о взятии Сенигальи и пригласить его следующим утром обсудить эту добрую весть. Кардинал, придя в восторг от этой неожиданной милости, не поостерегся и не уклонился от встречи. Утром он сел в экипаж и направился в сторону Ватикана, но едва завернул за угол, как ему повстречался губернатор Рима с кавалерийским отрядом. Порадовавшись, что им по пути, губернатор проводил кардинала до самого дворца; но только Орсини поднялся на первую площадку лестницы, как его карета и мулы уже оказались в дворцовой конюшне. Когда же он вошел в зал Попугая, его тут же окружили вооруженные стражники и отвели в зал Наместника Христова, где уже находились задержанные ранее аббат Альвиано, протонотарий Орсини, Якопо Санта-Кроче и Ринальдо Орсини. Одновременно губернатор получил приказ занять принадлежавший Орсини дворец Монте-Джардино и забрать оттуда все драгоценности, дорогие материи, мебель и серебро.

Губернатор добросовестно выполнил поручение и доставил в Ватикан все найденное, включая даже счетную книгу кардинала. Просмотрев ее, папа обратил внимание на два обстоятельства: во-первых, на сумму в две тысячи дукатов, которые кардинал дал в долг, но не записал кому, и, во-вторых, на то, что три месяца назад он купил за полторы тысячи римских золотых великолепную жемчужину, которой при обыске у него не нашли. Папа немедленно отдал следующий приказ: пока эти упущения в счетах кардинала не будут исправлены, не пускать в замок Святого Ангела людей, приносивших ему дважды в день еду от матери. Тем же вечером мать кардинала послала папе две тысячи дукатов, а на следующее утро к нему явилась любовница Орсини, переодетая мужчиной, и принесла требуемую жемчужину. Однако его святейшество, изумленный красотой женщины, которую не смог скрыть даже необычный наряд, оставил драгоценность посетительнице – как уверяют, за ту же плату, за какую жемчужина досталась ей в первый раз.

Что же касается самого кардинала, то папа разрешил снова приносить ему пищу, в результате чего тот скончался от отравления 22 февраля, то есть через день после того, как урегулировал свои денежные дела.

В тот же вечер князь Скуиллаче отправился в путь, чтобы от имени папы вступить во владение землями покойного.

Тем временем герцог Валентинуа продолжал наступать на Читта-ди-Кастелло и Перуджу и вскоре без малейших усилий взял оба города: Вителли из первого сбежали, а Джанпаоло Бальони оставил второй, даже не сделав попытки к сопротивлению. Теперь оставалась Сиена, в которой заперся Пандольфо Петруччи, единственный оставшийся в живых из всех, кто входил в союз против Чезаре.

Но Сиена находилась под покровительством Франции. Более того: она не относилась к Папской области, и никакого права на нее Чезаре не имел. Поэтому он лишь потребовал удалить Пандольфо Петруччи в Лукку, что и было исполнено.

Теперь в этих краях воцарился мир, вся Романья была покорена, и Чезаре Борджа решил вернуться в Рим, чтобы помочь папе разделаться с остатками семейства Орсини.

Это было тем более несложно, что Людовик XII после неприятностей в Неаполитанском королевстве был настолько занят собственными делами, что заботы союзников его мало тревожили. Поэтому Чезаре в окрестностях столицы святейшего престола поступил так же, как в Романье, завладев Виковаро, Черой, Паломберой, Ланцано и Черветри; теперь делать ему было больше нечего, Папская область от Неаполя до Венеции была покорена, и он вернулся в Рим, дабы вместе с отцом поискать средства превратить его герцогство в королевство.

Прибыл он туда как раз вовремя и успел разделить с Александром наследство кардинала Джанмикеле, которого отравил посланный его святейшеством виночерпий.

Будущий король Италии нашел отца занятым чрезвычайно важным делом: ради вящей славы престола святого Петра он решил избрать еще девятерых кардиналов. Это сулило следующие выгоды.

Прежде всего, новоизбранные кардиналы оставляли свои предыдущие должности, которые папа мог продать.

Каждый из них должен был заплатить за избрание, и довольно дорого, в зависимости от своего состояния; по усмотрению папы цены варьировались от десяти до сорока тысяч дукатов.

И наконец, согласно закону, они, став кардиналами, теряли право завещать свое наследство, и папе, чтобы завладеть им, достаточно было прибегнуть к отравлению. Он был в положении мясника, который при нужде в деньгах отправляет под нож овечку пожирнее из собственного стада.

Итак, новоизбранными кардиналами стали: Джованни Кастелларо Валентино, архиепископ Трани; Франческо Ремолино, посланник короля Арагонского; Франческо Содерини, епископ Вольтерры; Мельчоро Копе, епископ Бриссини; Николá Фьески, епископ Фрежюса; Франческо ди Спрате, епископ Леоне; Адриано Кастелленсе, чиновник канцелярии, генеральный казначей и секретарь; Франческо Лорис, епископ Эльвы, патриарх Константинопольский и папский секретарь, и Джакомо Казанова, протонотарий и тайный камерарий его святейшества.

Получив взятки с новоизбранных, а также продав освободившиеся должности, папа выбрал тех, кто, по его мнению, должен быть отравлен в первую очередь. Ими оказались один прежний кардинал и двое новых – кардинал Казанова, а также их высокопреосвященства Мельчоро Копе и Адриано Кастелленсе; последний принял имя Адриано ди Корнето – по названию своего родного города, а будучи чиновником канцелярии, генеральным казначеем и секретарем, успел скопить громадное богатство.

Когда Чезаре и папа обо всем условились, они пригласили всех троих отужинать с ними в винограднике неподалеку от Ватикана, который принадлежал кардиналу Корнето. Утром 2 августа они послали своих слуг и дворецкого готовиться к приему, а Чезаре лично вручил эконому его святейшества две бутылки вина, содержащие тот самый похожий на сахар порошок, чьи губительные свойства были уже испытаны не раз, и велел подать это вино только по его знаку и тому гостю, на которого он укажет. Эконом отставил это вино в сторону и строго-настрого велел слугам до него не дотрагиваться, так как оно предназначено лично для папы.[60]

Ближе к вечеру Александр VI, опираясь на руку Чезаре, пешком вышел из дворца и в сопровождении кардинала Караффы направился к винограднику, однако, поскольку на дворе было жарко, а подъем довольно крут, на взгорье он остановился, чтобы перевести дух. Там, приложив руку к груди, он обнаружил, что забыл в спальне цепь с медальоном, в котором всегда носил на шее Святые Дары. Эта привычка была у него с того времени, когда некий астролог предсказал, что Александра не возьмут ни железо, ни яд, пока он будет носить при себе Святые Дары. Увидев, что при нем нет талисмана, папа велел его высокопреосвященству Караффе сбегать за ним во дворец, предварительно рассказав, где именно в спальне он найдет медальон. Затем, продолжая делать посланцу знаки рукой, чтобы тот поспешил, он, чувствуя усталость от восхождения на холм, велел слуге принести ему напиться, а Чезаре, который тоже несколько утомился, добавил, чтобы тот принес два стакана.

По странной случайности эконом как раз отлучился во дворец за позабытыми им там чудными персиками, подаренными папе в этот день; слуга обратился к помощнику эконома и сказал, что его святейшество и герцог Романьи просят напиться. Помощник эконома, увидев две стоящие в стороне бутылки вина, о которых он слышал, что они предназначены для папы, взял одну из них и, велев слуге принести блюдо с двумя стаканами, налил в них вина; жаждущие напились, не подозревая, что им подали вино, отравленное ими самими и предназначенное для сотрапезников.