Anakin Skywalker - Туда и оттуда Страница 45

Далее обрученные обменялись песнями. Начала Хиллелиль:

Вертись, вертись, мое колесо,Прядись, прядись, шерстяная нить.Отдавай, мой гость, мне мое кольцо,А не хочешь если — совсем возьми.

Ответная песнь Эйнара была воинственной:

Мне слышится вой холодных ветров,Мне помнится лай голодных собак,Мне ведома поступь моих врагов,Но не ведома Ночь, а известен лишь Мрак…Я знаю формулу смеха клинка,Я видывал смерть и что хуже ее,Я видел Звезду, где Луна высокаГде свет распороло Тьмы острие.Я вечно пою гимн и радость ножа,Я жалость сожрал вместе с мертвым врагом,Мне имя — берсерк, Ярость — мне госпожа,И мне все равно, что случится потом.Моя речь — это хрип разъяренных богов,Прежде жил я и звался Серебряный Волк,Мышцы рвутся от бешенства нервов и словИ дымом — плаща черно-траурный шелк…Один я остался, а стая ушла,И ко мне обращаются лишь облака,Я уже не похож на Крушителя Зла,Но безжалостно-крепка, как прежде, рука…

И снова было подношение даров — на сей раз чествовали наших приключенцев. Немного можно унести из Фэери, разве что удачу, радость и стремление к совершенству. Собственно, награды фей бывают именно таковы, и каждый получает по заслугам. Гил получил меткий лук и стрелы, Дракон — благословение Королевы и талисман удачи, Ари свиток в резном футляре с изложением премудростей эльфийского рукоделья и волшебное зеркальце, Тайка — чудесную флейту с серебряным колечком вместо своей треснувшей, Инка — сияющий самоцвет, Мор — серебряные струны. Да еще насмешливо улыбающийся Арондель поднес ему очки — оправа была старая, но выправленная просто потрясающе, а стекла прозрачнейшие и самые подходящие, да еще Арондель шепнул, что разбить их будет куда труднее. Мор радостно нацепил очки и навел резкость.

Самый радостный подарок получил Уголек. Ему нарекли имя. Свидетелями были король Оберон и граф де Ла Тур, имечко давал Дракон, то есть Мишка Брагин — так пожелал Уголек. Мишка долго думал, потом сказал:

— Ну что, Уголек, тезки мы с тобою — ты дракон, и я Дракон. Давай уж будем полными тезками. Нарекаю тебя Михаилом!

И коснулся клинком своей катаны основания драконьего крыла. Уголек расправил крылья, поднял голову и издал ликующую трель. Теперь он был совсем взрослый, достойно отомстил за дедушку и папу, сберег чашу и обрел друзей. Не в этом ли счастье жизни? Михаилу Угольку пока хватало. В благодарность он выдернул из своей брони чешуйку размером в ладонь, прочную и дымчато-полупрозрачную, как крыло стрекозы, и отдал Дракону — на память.

Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, на поясе блистал серебром рукояти фамильный меч Фалар, по преданию принадлежавший некогда самому Утеру Пендрагону. На руке у Анри поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен.

— Теперь я — второй хранитель Грааля, — улыбаясь, сказал он. — Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри.

— О, хоть один догадался поблагодарить, — фыркнул демон. — Интересно, а демонов в ваш орден принимают?

Анри пообещал узнать.

— А может, споешь на прощанье? — предложил Гил.

Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров.

Безумны солнце и луна,В безумных небесах,Плывут, безумию сполнаПодставив паруса.Дидли, дидли, пой, дpужок,Дидли, дидли, пой…Безумьем полон белый свет,Полна безумьем тьма.Другого объясненья нет,И я схожу с ума.Олд никольер, седой как лунь,Давно мне говорил:"Безумен каждый человек,Что в этот мир вступил!"Ты можешь этот мир спастиОдним движеньем глаз:Согласно веки опустиИ не разлучишь нас.И плащ ее в траву упал,Примяв застежкой рожь,И понял я, что променялБезумье на него ж…Дидли, дидли, пой, дpужок,Дидли, дидли, пой!Дидли, дидли, пой, дpужок,Дидли, дидли, — вот и спел!

Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь.

УсталостьДолгих дорогТает в свете ночной звезды.Пусть малостьОтдохнет клинок,Конь напьется чистой водыИз прозрачного родника,Расплескав отраженье луны.В Имладрисе ночь, и онаПробудит волшебные сны.Я сноваПришел в этот дом,Где не властны старость и смерть.Шли годыСвоим чередом,Я вернулся — и снова я здесь,Будто вышел я лишь вчера.Тяжесть времени падает с плеч.В Имладрисе ночь, и онаБудет медленно течь над землей, медленно течь.Пусть песняЗвонкой струнойПоднимается до небес.Шум листьевНад головойШепчет имя, звучавшее музыкой здесь.В этой музыке — взмах крыла,Шелест пенной морской волны…В Имладрисе ночь, и онаПробудит волшебные сны.

Тайка спела на прощанье такую песню:

Вот и солнце зашло, наконец.Капли времени меряют вечность.Этот день теперь не жилец,Тихо падает синий вечер.Звездная сеть на небе — белые искры.Мир и бездонный покой в черном небе царит.Льется на грешную землю свет серебристыйИ, отражаясь в росе, самоцветом горит.Льется песни печальный мотив.Ничего, что слова непонятныЭта песня о долгом путиИ о мире, таком необъятном:"Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге,И не скоро конец, да и будет ли он?И достанет волнений, забот и тревоги.Путь ведет в бесконечность по кругу времен."Смолк певец, и опять тишина,Но осталась на сердце тревога.Ночь манит, но теперь не до снаЗвездный свет призывает в дорогу.Что же, певец, ты наделал мотивом своим,Так одиноко звучавшим в подзвездном покое?Ведь на земле стало больше скитальцем одним.Прочь от спокойствия манит мотив за собою…

И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья.

Поступь дней и грохот битв,Шепот ласк и страсть молитвВсе струною отзвенит,Все слезой уйдет в песок.Птичьим клином улетать,Желтым кленом облетать,Жизнь и смерть в одно сплетатьДля всего настанет срок.В дней тиару вплетеныТьма и свет, как года дни,Чередой пройдут они,За собою клича нас.Не порвав событий нить,Вечность в двери постучит,Время верить и любитьСменит ненависти час.Мы сплетаем сети слов,Но из глубины вековВетра западного зовВсе призывней и слышней.В нем — небесная печаль.Бросив дней немой оскал,Мы уйдем, ведомы вдальЧередой ночных огней,Чашу мук испив до дна.И останется однаИзначальная веснаНа истерзанной земле.Пряный изумруд травы,Золотой покров листвы,Глубь небесной синевы,Лун и солнц спокойный блеск.

А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина…

А потом было утро.

И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище… И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было.

За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь.

Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия — сюда". Потом попался еще указатель — "Холмы Фей — направо. Ноттингем — прямо. Шервуд — налево. Монастырь святого Витольда — за Шервудом. Мастера в Ноттингеме".

Возле ярких шатров из парашютного шелка — будущий Ашби де ла Зуш — было довольно много народу. По большей части еще в туристской одежде, но кое-кто уже и в плаще, и при мече. По мере того, как наши герои приближались, на них обращало внимание все больше и больше людей. Невысокая стройная девушка с темно-русыми волосами и носом с аристократической горбинкой, в зеленой майке и черных шортах, с ярким значком "Координатор", окликнула их: