E.Allard - E Allard Prizraki proshlogo Страница 46

Напротив Верхоланцева я увидел Милану, на душе сразу полегчало, хотя её иссиня-чёрные волосы подчёркивали сильную бледность и лихорадочный блеск глаз, а из-под длинных рукавов блузки плотного, бордового шелка виднелись туго перебинтованные запястья, так ярко напомнившие, что я мог потерять её навсегда.

— Олег, присоединяйся! — радостно воскликнула она, увидев меня.

Осторожно поцеловав ей руку, я присел на диван. Верхоланцев оторвался от сценария, обвёл нас глазами и сердито буркнул:

— Где этот …удак хренов? Сколько мы будем ещё ждать? Твою мать! Ладно, давайте по ролям быстро пробежимся.

— Дмитрий Сергеевич, дорогой, неужели без меня начали? — послышался манерный голос.

Верхоланцев скривился и хмуро бросил:

— Садись, Игорь Евгеньевич, будем сцену разбирать.

— Зачем? Я и так наизусть знаю, и сыграть могу прямо сейчас! Ко мне пришло вдохновение! — воскликнул Мельгунов, взмахнув руками, как крыльями, словно пытался взлететь. — Готов отыграть таких сцен за все пропущенные дни. Наверстать упущенное, как говорится.

— Не все такие гениальные, как ты, — пробурчал главреж. — Можешь посидеть?

— Охотно! — воскликнул Мельгунов, и вспорхнул на стул, угодливо подставленный одним из его охранников.

Верхоланцев, не обращая внимания на эскапады Мельгунова, начал объяснять нам с Миланой сцену:

— Олег, главное, ты должен внутри кипеть от возмущения, но на лице лишь отголоски. Этот человек отнял у тебя женщину, которую ты любишь больше жизни, но внутреннее благородство не позволяет тебе убить его. Но затем происходит взрыв, накал доходит до предела, выхватываешь револьвер и стреляешь. Милана, в последнюю секунду встаёшь между ними. Понятно?

Я кивнул, краем глаза заметив, как Мельгунов зевнул, прикрывая ладошкой рот. Вытащив из кармана изящную пилочку, стал обрабатывать себе ногти. Мне безумно захотелось пристрелить его прямо сейчас, не дожидаясь начала съёмки.

Мы разыграли в лицах, Верхоланцев поправлял меня, но сильно не придирался. Мельгунов, закончив маникюр, достал из кармана зеркальце и стал внимательно рассматривать свою физиономию, что-то напевая себе под нос.

— Ладно, теперь начнём репетицию в павильоне, — сказал Верхоланцев, наконец. — Игорь Евгеньевич, ты будешь подыгрывать или как? — поинтересовался он.

Мельгунов спрятал зеркальце, сделав вид, что задумался и снисходительно ответил:

— Ну ладно, давайте сразу на камеру репетировать. Чего время терять? У меня ещё дела есть, — важно добавил он.

Дела у него, сволочь, а у остальных не дела, а так, погулять вышли. Верхоланцев подёргал себя за усы, видимо, пытаясь остановить поток матерных ругательств, непроизвольно рвавшихся наружу, и хмуро бросил:

— Хорошо, переодевайтесь, и начнём сразу на камеру. Кирилл, как у тебя?

Кирилл сморщил лоб, подошёл ближе и пробормотал:

— Дмитрий Сергеевич, свет — говно.

— Да знаю я, — взорвался Верхоланцев. — Как получится, так получится. Плевать.

Я шёл по коридору от мамы Гали с нарастающим чувством дискомфорта, то ли из-за того, что придётся вновь работать вместе с Мельгуновым, то ли по какой-то другой причине. Я пытался уцепиться за мысль, но она ускользала, как маленькая паутинка в глазу. Лёгкий порыв ветра пробежал по руке, мелькнул знакомый силуэт, я ускорил шаг, свернул за угол. Никого. Я вошёл в студию, увидев суетящихся техников и раздражённого, взлохмаченного Кирилла, который обходил камеры, бормоча себе под нос. Я плюхнулся на диван, открыл сценарий, ещё раз прокручивая в голове сцену. Вошла Милана, одетая в ярко-алое, обтягивающее платье, ободряюще улыбнулась мне.

— Ну что же, давайте начинать, — скомандовал Верхоланцев, оглядывая гостиную. — Олег, приготовься. Револьвер тебе дали?

Я кивнул, распахнув пиджак, продемонстрировал кобуру. Верхоланцев вздохнул и сделал отмашку рукой. Я уселся на диван перед столиком, бездумно листая книгу. Дверь распахнулась, влетел Мельгунов. Увидев меня, он скривился и манерно продекламировал:

— Франко, как ты посмел явиться сюда?!

Я медленно подошёл к камину, повертел в руках безделушки, выставленные на полке.

— Винченто, не ты меня пригласил, а дон Марчиано.

— Я знаю, зачем ты пришёл. Испортить нам настроение своим присутствием. Ты по-прежнему пытаешься вернуть Изабеллу, но ты никогда её не получишь! И знаешь почему?

Я бросил на него снисходительный взгляд. Мельгунов очень сильно переигрывал, произносил слова в соответствие с ролью, но эмоции вкладывал личные, откровенно выказывал неприязнь, даже ненависть ко мне, хотел унизить, отомстить за уязвлённое самолюбие.

— И почему? — спросил я, с комфортом устроившись на диване, положив ногу на ногу.

— Изабелла ушла ко мне, не потому что разлюбила тебя! Потому что я — величайший пианист в мире, а ты — ничтожество, преступник, который остаётся на свободе, благодаря лишь высоким покровителям.

Мельгунов откровенно любовался собой, а выглядел удивительно комично, в оплывшем лице торчали, будто в сдобном тесте, глаза, круглые и плоские, как пуговицы, лишённые жизненного блеска. Вошла Милана, остановилась, изучая нас.

— Винченто, строишь из себя звезду, а сам нищий, как церковная крыса. Женщине нужны драгоценности, красивые платья, меха, дорогие машины. А что ты можешь дать, кроме своего тщеславия? — произнёс я с насмешкой, отметив с удовольствием, как вытянулось лицо Мельгунова. Видно, он пропускал чужие реплики, упиваясь собственной значимостью.

— Мне нужны твои побрякушки, Франко, — холодно подала голос Милана. — Я говорила это много раз. Я люблю Винченто и никогда к тебе не вернусь!

Я вскочил с дивана, подошёл к ней.

— Белла, никто не будет тебя любить так, как я. А этот выскочка думает только о себе. Ты ему не нужна.

— Он будет любить тебя, Белла, будет верен тебе, — кривляясь, произнёс Мельгунов. — Не прикоснётся больше ни к одной женщине. Только Белла не знает, как ты поиздевался над девушкой, которую взял вместе со мной в заложники, когда недавно грабил банк. Ну-ка припомни, Франко, что ты с ней сделал? Привязал к дереву, а потом?

— Лжёшь, мерзавец! — прорычал я, к лицу прилила кровь, поднялась ярость в груди, будто на самом деле Мельгунов открыл Милане правду о моих похождениях.

— Ах, это неправда? — издевался Мельгунов. — А почему ты злишься? Я выдал твою сокровенную тайну? Может, стоит ещё кое-что припомнить? Все, что я узнал о тебе?

Я выхватил кольт из воронёной стали, взвёл курок, со щелчком повернулся барабан. Нажал на спусковой крючок, но что-то мешало, я пытался преодолеть упорство изогнутой металлической пластинки. Милана быстро заслонила Мельгунова своим телом, как следовало по сценарию. Прогремел выстрел, из ствола вырвалось облачко порохового заряда, и в ту же секунду раздался вскрик Миланы.

16.

Верхоланцев, белый, как мел, с широко открытыми глазами, пытался что-то сказать, открывал рот, закрывал, но не издавал ни звука, как рыба, выброшенная из воды. На подкосившихся ногах я доплёлся до дивана, плюхнулся. Откинув барабан револьвера, высыпал на руку патроны.

— Где Дятлов! Где он, твою мать! — у главрежа, наконец, прорезался голос. — Быстро сюда! Убью, сволочь! Мерзавец! — орал он.

Я сидел, опустив плечи, сжимая в кулаке патроны. Словно на крупном плане я видел глаза Мельгунова, обычно мёртвые и тусклые, они вдруг нетерпеливо вспыхнули, когда я вытащил револьвер. В самую последнюю секунду проскользнул знакомый, мерцающий силуэт, мою руку отвела невидимая сила, и я промахнулся. Я услышал крик Миланы, мелодичный звон расколовшейся вазочки на камине. На длинной, белой перчатке Миланы на уровне плеча осталась пороховая пыль, начало расплываться алое пятно. Мельгунов подскочив на месте, зашёлся в истерике:

— Он хотел меня убить!

И ринулся из павильона в коридор, увлекая за собой охранников. Милану окружили со всех сторон, загалдели, шумели. В павильон вбежал худенький, рыжеватый юноша, почти мальчик, в синем комбинезоне и остановился на пороге, трясясь от страха. Верхоланцев, подпрыгнув на месте, заорал:

— Арсен, где Дятлов, твою мать! Кто заряжал револьвер?! Убью мерзавца, задушу своими руками!

Арсен побледнел, покраснел, затрясся мелкой дрожью, на подгибающихся ногах, мелкими шажками подошёл к разъярённому главрежу.

— Ну что ты молчишь, урод! Кто заряжал револьвер?! — кричал Верхоланцев.

— Это … я… я заряжал, — ответил упавшим голосом парень.

Верхоланцев прожёг его гневным взглядом и прорычал:

— Зачем ты, идиот, зарядил боевые патроны?! Кто тебе сказал это сделать?! Кто? Там вообще не должно было быть патронов! Никаких!

— Я не заряжал боевыми … — забормотал жалобно Арсен. — Я холостые поставил. Из коробочки взял. Мне Антон Николаевич показал.

Верхоланцев откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Казалось, он растерял все силы на вопли. Я подошёл к парню и сказал: