Марк Марциал - Эпиграммы Страница 48

Ты речистого в день Календ октябрьских!

Замолчите же все и все молитесь:

Мы справляем рожденье, прочь все тяжбы!

5 Свечки прочь неимущего клиента!

Пусть все триптихи вздорные, платочки

Ожидают забав в декабрьский холод.

Соревнуются пусть дары богатых:

От Агриппы пускай торговец важный

10 Преподносит родимый Кадму пурпур;

Обвиняемый в пьяном буйстве ночью

Пусть защитнику шлет к обеду платье;

Клевету опровергнула супруга —

Пусть сама даст агатов драгоценных;

15 Пусть любитель веков минувших старый

Блюдо Фидиевой чеканки дарит;

Мызник дарит козла, охотник — зайца,

А рыбак пусть несет добычу моря.

Если всякий свое подносит, что же

20 Ждешь себе, Реститут, от стихотворца?

Ты неотступно следишь за делами у преторов, Котта,

И в завещанья глядишь. Ты деловой человек!

Эта Юнона — твоя, Поликлет, работа и слава:

Даже и Фидий бы сам мог позавидовать ей.

Так несравненна она, что богинь победила б на Иде,

И, не колеблясь, судья отдал бы первенство ей,

5 Если Юнона сама не была бы братом любима,

Он полюбить, Поликлет, мог бы Юнону твою.

Что, Лигея, ты щиплешь старый волос?

Что костер погребальный свой шевелишь?

Молодым ведь идут уловки эти,

А тебе не сойти и за старуху.

5 Для жены это Гектора годится,

А совсем не для матери, Лигея.

И напрасно считаешь ты приманкой

То, что больше манить уже не может.

Перестань же, Лигея, — право, стыдно!

10 Зря у мертвого льва ты щиплешь гриву.

Челядь Алмона — скопцы, да и сам-то он тоже бессилен,

А возмущен, что детей Полла ему не родит.

Поклонник жизни тихой, друг ты мой, Марий,

Своей Атины древней гражданин славный,

Двояшки эти сосны — дикой честь рощи —

Тебе препоручаю и дубы Фавнов,

5 И алтари, что староста рукой грубой

Для громовержца и Сильвана мог сделать,

Где кровь ягнят и кровь козлят лилась часто;

Богиню-деву, госпожу святынь храма,

И гостя, что ты видишь у сестры чистой

10 Блюстителя Календ, родимых мне, — Марса,

С лавровой рощей — скромным уголком Флоры,

Где от Приапа можно было ей скрыться.

Коль дачки малой будешь всех божеств кротких

Иль фимиамом чтить, иль кровью, ты скажешь:

15 «Где б ни был ваш ревнитель Марциал нынче,

Рукой моею вам приносит он жертву

Заочно. Но для вас да будет он с нами,

И дайте вы обоим, что один просит».

Коль евганейские ты, Клемент, Геликаона земли

И виноградники их раньше увидишь, чем я,

Новые наши стихи передай атестинке Сабине:

В пурпуре свежем они и неизвестны еще.

5 Роза приятна тогда, когда только что срезана ногтем,

Свиток же новый нам мил, коль не затерт бородой.

249

Не охраняет дракон массильских моих огородов,

И Алкиноя полей царственных нет у меня,

Но безмятежно ростки пускает мой садик в Номенте,

И не опасен моим яблокам плохоньким вор.

5 Вот и дарю я тебе моего осеннего сбора

Желтые эти, как воск, прямо с Субуры плоды.

Галла, ребенка тебе отослали и муж и любовник.

Что же? Ни тот, ни другой не жили, верно, с тобой.

Странно, Авит, для тебя, что до старости живши в латинском

Городе, все говорю я о далеких краях.

Тянет меня на Таг златоносный, к родному Салону

И вспоминаю в полях сельских обильный наш дом.

5 Та по душе мне страна, где при скромном достатке богатым

Делаюсь я, где запас скудный балует меня.

Землю содержим мы здесь, там земля нас содержит; тут скупо

Тлеет очаг, и горит пламенем жарким он там;

Дорого здесь голодать, и рынок тебя разоряет,

10 Там же богатством полей собственных полнится стол;

За лето сносишь ты здесь четыре тоги и больше,

Там я четыре ношу осени тогу одну.

Вот и ухаживай ты за царями, когда не приносит

Дружба того, что тебе край наш приносит, Авит.

Строили легкий костер с папирусом для разжиганья,

И покупала в слезах мирру с корицей жена;

Бальзамировщик готов был, и одр, и могила готовы,

И в завещанье вписал Нума меня — и здоров!

Наливает когда цекуб мне кравчий,

Привлекательней и мальчишки с Иды,

И нарядней кого ни мать, ни дочка,

Ни жена не идет твоя обедать,

5 Хочешь ты, чтоб твои смотрел я лампы,

Стол лимонный, слоновой кости ножки?

Чтоб не быть у тебя на подозренье,

Пусть одна деревенщина мне служит:

Грубых, стриженых, грязных, неуклюжих

10 Свинопаса детей вонючих дай мне.

Выдает тебя эта ревность, Публий:

Нрав и кравчий не могут быть различны.

Ежели это лицо Сократово было бы римским,

Юлий Руф поместить мог бы в «Сатирах» его.

К чему, глупец, свои стихи вставлять в наши?

Противны, жалкий, все они моей книге.

К чему со львами спарить ты лисиц хочешь

И сделать, чтоб с орлом была сова схожей?

5 Пускай ногой одною сходен ты с Ладом,

Дурак, на деревяшке все ж бежать брось ты.

250

Если б, отпущенный друг с Елисейских полей, возвратился

Габба-старик, своего Цезаря славный остряк,

Всякий, услышав, как он состязается с Капитолином

В шутках, сказал бы ему: «Габба-мужлан, замолчи!»

Как же так получилось, говоришь ты,

Что отцом стал Филин, с женой не спавши?

Гадитана спроси, Авит, который

Ничего не писал, а стал поэтом.

Вы, горожане мои, из Авгу́сты-Би́льбилы родом

Где под скалистой горой воды Салона бегут,

Радует вас или нет поэта вашего слава?

Он — украшение вам, он — ваше имя и честь.

5 Большего не дал Катулл изящный родимой Вероне,

Мною гордиться, как им, право, она бы не прочь.

Тридцать четыре с тех пор уже собраны летние жатвы,

Как вы Церере пирог сельский несли без меня;

Жил пока я в стенах прекраснейших Рима-владыки,

10 Край италийцев уже цвет изменил мне волос.

Если любезно меня принимаете вы, я приеду,

Если же ваши сердца черствы, уж лучше вернусь.

Флаву нашему спутницей будь, книжка,

В долгом плаванье, но благоприятном,

И легко уходи с попутным ветром

К Тарракона испанского твердыням.

5 На колесах ты там поедешь быстро

И Салон свой, и Бильбилы высоты,

Пять упряжек сменив, увидеть сможешь.

Спросишь, что поручаю я? Немногих,

Но старинных друзей моих, которых

10 Тридцать зим и четыре я не видел,

Тотчас, прямо с дороги ты приветствуй

И еще поторапливай ты Флава,

Чтоб приятное он и поудобней

Подыскал мне жилье недорогое,

15 Где бы мог твой отец отдаться лени.

Вот и все. Капитан зовет уж грубый

И бранит задержавшихся, а ветер

Выход в море открыл. Прощай же, книжка:

Ожидать одного корабль не станет.

КНИГА XI

Ты куда, ты куда, лентяйка книга

В необычном сидонском одеянье?

Неужели к Парфению? Напрасно.

Неразвернутой выйдешь и вернешься:

5 Не читает он книг, а лишь прошенья.

Было б время, своим служил он Музам.

Не сочтешь ли себя и тем счастливой,

Что ты в худшие руки попадешься?

По соседству ступай, в Квиринов портик:

10 Не видали такой толпы лентяев

Ни Помпей, ни девица Агенора,

Или первого судна вождь неверный.

Двое-трое там будут, кто откроет

Вздор, который одним червям годится,

15 Но лишь после закладов и рассказов

О наезднике Скорпе с Инцитатом.

Брови угрюмые, взгляд исподлобья суровый Катона,

Да и Фабриция с ним, пахаря бедная дочь,

Спеси личина и с ней лицемерная благопристойность,

Что моему существу чуждо, — ступайте вы прочь!

5 В честь Сатурналий «ио»! восклицают стихи мои, слышишь?

Так нам при Нерве теперь можно и любо кричать.

Строгие люди пускай изучают корявого Сантру,

Мне же нет дела до них: эта вот книга — моя.

Рад Пимплеиде моей не один только Город досужий,

И не для праздных ушей я сочиняю стихи.

Нет, и в морозном краю у гетов, под знаменем Марса,