Слава Бродский - Исторические анекдоты Страница 5

Одним из положительных сдвигов в современной философии является то, что философы наконец-то решили оставить в покое математику. И от физики вроде бы тоже начали отходить. А то получалась какая-то смешная ситуация. Когда тот, кто хорошо знал физику, начинал объяснять себе и другим, как устроен мир, это называлось наукой. А когда тот, кто в школе получал тройки и четверки по физике, начинал решать физические проблемы, это называлось философией. Но теперь все меняется к лучшему. Столько раз уже попадали философы впросак с математикой и физикой, что сейчас стали гораздо осторожнее. И не только они, кстати. Теперь уже все знают, что есть вещи сложные (математика и физика, конечно, в их числе) и что в такие сложные дела без специальной подготовки лучше не лезть, а есть вещи и попроще. Это, безусловно, очень здорово, что люди стали задумываться над тем, что такое сложно и что такое просто. Беда заключается только в том, что к разряду простых вещей была причислена социальная сфера деятельности человека.

Сейчас уже вряд ли кто скажет: «Давайте к доказательству теоремы Ферма применим логарифмы. И синусы. Ну, чтобы они так, знаете, по касательной вверх и вниз, вверх и вниз». Такое, если и услышишь, то очень редко. А вот такие предложения как «давайте налогов брать меньше, а на социальные нужды тратить больше, чтобы все жили хорошо» – такое можно часто услышать.

Идеи такого типа, как я заметил, и к нам уже занесло. Еще хорошо, что наши социалисты не хотят людей сделать абсолютно счастливыми, а желают их просто немного осчастливить. И это, конечно, совсем другое дело.

А в Голливуде эта русская идея социалистов – экспроприировать деньги из банков – так понравилась, что теперь является просто-таки беспроигрышным сюжетом для фильмов. В них ограбленные всегда остаются в дураках, грабители – с деньгами, создатели фильмов – с почетными премиями.

А по поводу налогов и того, чтобы все жили хорошо, я вот что вспомнил. Звонит мне как-то один мой приятель и говорит:

– Ты знаешь, что такое среднестатистический, или, по-простому, средний человек?

– Нет, – отвечаю я.

– Это очень просто, – говорит мой приятель. – У среднего человека всего, чем он обладает, имеется больше, чем у половины всех людей и меньше, чем у другой половины. Вот смотри, до чего я додумался. Сколько бы мы ни пытались развивать умы, всегда половина всех людей будет глупее среднего человека. Сколько бы мы ни бросали средств на образование, всегда половина всех людей будет образована ниже среднего. Сколько бы мы не пытались перераспределить средств в пользу малоимущих, все равно половина всех людей будет беднее среднего человека.

– А если у всех будет всего поровну? – спрашиваю я.

А мой приятель мне и говорит:

– У всех может быть всего поровну только в одном единственном случае, когда ни у кого ничего нет.

Я, по некотором размышлении, согласился с такой точкой зрения. А по поводу равенства – на все сто процентов.

Над чем еще работают философы? Они изучают историю флагмана социализма – советской России. Они анализируют различные события. Они пытаются нащупать какие-то закономерности в развитии страны большевиков. И на основании открытых ими закономерностей они делают удивительные заключения.

По этому поводу могу заметить, что если подумать немного, можно догадаться, что в тоталитарной стране основной закономерностью является отсутствие всяких закономерностей.

Когда в моей недавно изданной книге «Бредовый суп» прозвучала впервые похожая мысль, то все отнеслись к ней недоверчиво. Но потом многие как-то быстро ее приняли. Однако же многие из тех, кто занимается историей Советов, все еще пытаются найти логику в тех нелепостях и противоречиях, которыми полна жизнь при большевиках. А некоторые даже дошли до того, что стали считать, что все эти нелепицы и противоречия были так специально задуманы. Для того чтобы, мол, легче было народом управлять. Поскольку, мол, все было непонятно, то каждый чувствовал себя виноватым. Он обязательно нарушал какой-то закон. Поэтому боялся вступать в конфликт с властями. И все это якобы было сделано так намеренно советскими лидерами.

Думать так – это все равно, что думать, что слон специально отрастил свой хобот, потому что ему удобно этим хоботом управлять. Ни о чем таком слон даже и не помышлял. И я не знаю, какие основания есть у людей приписывать большевицким лидерам такие большие способности. Я не понимаю, почему бы не считать их такими, какими они представляются нам по тому, что они говорят и что они делают. То есть бездарями и невеждами.

Мысль об отсутствии закономерностей в стране большевиков и очень близкая к ней мысль о том, что насильственное отклонение от законов природы приводит к театру абсурда, являются единственными, так сказать, философскими мыслями, которые, хоть и неявно, но присутствуют в моей книге. В этом заключается моя помощь тем, кто изучает историю советской России и имеет философский склад ума. Что вместе с развлекательной функцией, о которой я говорил в самом начале своего предисловия, дает мне основание считать мою книгу очень и очень полезной.

Первоначальное мое желание было охватить в книге весь период советской власти в России и все его, так сказать, сюжеты. Однако я заметил, что очень часто я сбивался на литературные темы. Возможно, это произошло по той причине, что я сам почти что литератор. А может быть потому, что советские правители часто давали повод для анекдотов, заигрывая с писателями и считая, что таким образом они смогут оказать на них большее влияние. Ну и, конечно, заодно они были бы не прочь прослыть людьми образованными или, по крайней мере, либеральными. Что им часто удавалось. Правда, только среди людей недалеких.

Я вполне допускаю, что кому-то может показаться, что я слишком свободно обращаюсь с различным фактическим материалом: названиями, именами, датами событий. Но я думаю, что жанр исторического анекдота предоставляет мне такие возможности.

Я не стремлюсь дать в моей книге точные названия большевицких организаций. Я считаю, что в этом нет никакой нужды. Для меня не важно, как точно он назывался, этот комитет: Государственный коммунистический комитет безопасности или Государственный комитет коммунистической безопасности. И не важно, когда он был образован, в семнадцатом году или намного позже. И была ли письменная его инструкция по какому-то определенному вопросу или это были устные наставления. Мне не хочется вспоминать, на каких должностях служили у большевиков Троцкий и Бухарин, какие фамилии они первоначально носили и кого из них звали Львом Абрамовичем. Для моего изложения это не имеет абсолютно никакого значения. И мой читатель, и предполагаемые критики должны, как я надеюсь, это принять.

Книга моя еще не вышла в свет, а меня уже потихоньку стали поругивать за резко отрицательное отношение к России. Но всякий раз, когда я пытался уточнить, о какой России идет речь, ничего хорошего из этого не получалось. На самом же деле я всегда с большим уважением относился к России добольшевицкой. И вот в знак этого и в память о ней в начале каждой главы я решил поместить по одному рисунку архитектурных сооружений старой России. (Сооружения эти, как и многое другое хорошее, были большевиками уничтожены.)

Ну а к большевицкой России трудно относится с уважением. Слишком много преступлений против человечества за ней числится. В том числе следующие два: она убила много миллионов людей и она искалечила души всех живущих на ее земле.

Мой школьный товарищ из Москвы заметил мне: «Но ведь можно было бы вспомнить и о каких-то новаторствах в советской России. Почему у тебя о них ничего нет?» И я ему ответил, что я согласен с тем, что были новаторства в советской России. Например, есть нечто определенно новое, что советская Россия подарила человечеству. Это – троекратное целование в губы при встречах на высшем уровне. И у меня поначалу было что-то об этом в моей книге. Но потом я решил этот кусок выбросить. Не то чтобы я думал, что в этом есть что-то плохое. Просто мне никто не верил, что такое было на самом деле. Все считали это чистейшим вымыслом. А это, знаете, очень опасно –  иметь в своей книге много материала хоть и правдивого, но для многих сомнительного. Ну а поскольку у меня уже набралось достаточно такого, то я и решил кое-что исключить. Но все равно, я думаю, мои исторические анекдоты кое-кому могут показаться совершенно нереалистичными, даже несмотря на то что все они основаны на событиях вполне реальных. Правда, с чисто формальной точки зрения они иногда допускают описание невероятных, а иногда и просто невозможных явлений. И все-таки я не перестаю удивляться той степени недоверия, которое иногда высказывается по поводу моих анекдотов. Вот вам пример. В моих анекдотах Гитлер может запросто встретиться с Риббентропом. И все это – несмотря на то что Гитлер родился задолго до того, как Риббентроп умер. Факт, кстати, широко известный, но почему-то часто вызывающий удивление публики. Когда я рассказывал все это недавно на каком-то литературном собрании, один из слушателей стал меня очень въедливо допрашивать, серьезно ли я считаю, что Гитлер родился задолго до того, как Риббентроп умер. И когда я стал убеждать его, что я не шучу, он сказал, что я, наверное, просто сошел с ума. Потому что всем, мол, известно, что Гитлер с Риббентропом были современниками. И Риббентроп был, мол, даже правой или, там, левой рукой Гитлера. И так он сильно меня припирал к стенке своими доводами, что мне даже пришлось в какой-то момент пойти на компромисс, и я предложил ему считать, что мы оба правы. Но он ни в какую с этим не соглашался. И мне пришлось ему сказать, что нас рассудит история.