Скорей бы настало завтра [Сборник 1962] - Евгений Захарович Воробьев Страница 5

Ну а младший сержант, тот прятал телефонную трубку за пазуху и пряжкой солдатского ремня, руками выгребал песок. Зарыться бы поглубже!

Подошла Незабудка и молча протянула связисту каску. Он поблагодарил ее взглядом, взял каску и принялся лихорадочно выгребать ею песок из-под ног, углублять полузасыпанный окопчик.

— Свою-то каску… бросить пришлось, — оправдывался он, не прерывая работы. — И саперную лопатку. Это когда Новикова окрестило… А новиковскую катушку навьючил на себя.

Незабудка села рядом на песок, руками обхватила круглые колени, поджала под себя босые ноги и молча смотрела, как трудится младший сержант. Мускулистое тело его лоснилось от пота, а мокрые иссиня-черные волосы были все в песке. Он отрыл окопчик по грудь, упрятал вниз свой ящик с телефоном, вытряхнул песок из каски, обтер ее и протянул Незабудке:

— Держите, товарищ старший сержант.

— Это тебе головной убор.

— У вас у самих голова голая. Так что мне этот головной убор не подойдет. Не мой размер…

— Каска, она еще и шанцевый инструмент. А у меня лопатка на медпункте. Видишь, раненый орудует…

Младший сержант оглянулся. И в самом деле — боец с забинтованной головой углублял окоп под санитарной сумкой-вывеской.

— Все равно такого подарка не приму. — Младший сержант решительно положил каску на край окопчика.

Незабудка раздраженно передернула плечами.

— Уговаривать некогда. — Она фыркнула, надела каску, не забыв при этом поправить вы бившуюся прядь волос, и легко вскочила на ноги. Однако уходить не торопилась, зачем-то снова сняла каску. Только что она рассердилась на младшего сержанта, — тоже мне красная девица! — а сейчас ей очень нравилось, что он отказался взять каску. И после трудного молчания произнесла запинаясь — Утром я тебя взяла на подозрение. И плавать, подумала, не умеешь… А еще подумала — из самого робкого десятка.

Он сделал вид, что последней фразы вообще не расслышал.

— Так я же родом из Керчи! Сперва научился нырять с пристани, а потом — читать и писать. Про таких ребят у нас в порту говорили: обросли ракушками… Бедняга Новиков тащил катушку и аппарат. Все имущество за ним подобрал. Идешь вброд, плывешь, а провод все тяжелее. И за все подряд цепляется…

— Еще я прицепилась без толку со своим характером. А характер у меня тяжелый…

— Фашисты не ко времени затеяли огневой налет…

Она отрицательно покачала головой, не соглашаясь с оправданием, которое ей сейчас придумал младший сержант.

— На фашистов свалить все можно…

Незабудка отвернулась и поплелась к своему окопу. Она ставила голые пятки на песок так осторожно, словно ступала по минному полю или каждый шаг причинял ей боль. Она шла с поникшей головой, держа в руке каску, от которой отказался младший сержант; даже спина ее выражала огорчение…

6

На солдатское счастье, тучи плотно затянули небо, оно стало серым, как портянка. При такой низкой облачности нечего делать немецкому корректировщику-разведчику. Хвостовое оперение у этого самолета весьма своеобразной формы, отсюда и название «костыль» или «хромая нога». А то еще бойцы, имея в виду назначение самолета, называют его «ябедником», «стукачом», «доносчиком», «табельщиком».

Нет, «костыль» сегодня не разлетается…

И вот уже с разрешения замполита и командира роты бойцы затеяли костер. Соберется дождь или нет — еще неизвестно, а пока можно обсушиться, погреться, спарить в котелке уху из рыбы, оглушенной снарядами.

В дело пошел валежник, сухой тростник, дреколье, выброшенное на берег еще весенним паводком. А костер по соседству с медпунктом взялся сразу бездымным огнем: кто-то подобрал на брошенной немецкой позиции дополнительные заряды для мин, и они пошли на растопку.

Каждое местечко у костра ценней ценного, к огню жались так близко, что от бурно сохнувшей одежды поднимался пар Того и гляди, загорятся гимнастерки, шаровары, портянки, сапоги, белье, пилотки…

— Тебе хорошо, — доносилось от костра. — Ты личность водоплавающая. А у меня, грешного, когда земля из-под ног утекла… уже не знаю, в какой части света себя числить: жив еще или утоп?..

Это исповедовался тот самый, богатырского телосложения боец, похожий на огромного младенца.

— Эх ты, сухопутная душа! Да и та еле в теле… — хохотнул белобрысый паренек, который плыл с бочкой.

— А в чем моя промашка? Проживаем мы на Алтае. Кулундинская степь. Кроме как в бане, и выкупаться негде. Места у нас безводные, засушливые. Палки для кнута не найти во всей округе…

Младший сержант с завистью поглядывал на бойцов, сидящих у огня. «А почему там нет Незабудки?» — вдруг спохватился он.

Увидел Незабудку на песке у самой воды. Она с ожесточением выкрутила портянки, намотала их на ноги. Долго, пыхтя и отдуваясь, возилась со своими сапожками. Наконец обулась и повеселевшая вскочила на ноги. Мокрая гимнастерка и шаровары прилипли к телу, четко очертив девичью фигуру. Во всем облике ее было одновременно что-то мальчишеское и очень женственное — в бедрах узка, в плечах чуть широковата, с хорошо очерченной грудью.

Незабудка подошла к костру. Раздался чей-то окрик:

— Эй, бочарник, отодвинься! А то уши пригорят.

Белобрысый паренек послушно отодвинулся от огня.

— Да суши ты свои звукоуловители!.. Уступаю место Незабудке. Пережду во втором эшелоне…

— Садись, Незабудка, загорай! У тебя даже прическа мокрая.

Как ни было тесно у огня, для Незабудки местечко нашлось. Она выжала свои льняные волосы, спутанные, потемневшие от воды, и села на корточки, протянув руки к огню.

— Я вся отсырела. — Незабудка громко засмеялась и обернулась в сторону младшего сержанта. Она говорила с вызовом, явно хотела, чтобы тот ее услышал. — Теперь никто меня не зажжет. Несгораемая!..

— А мы тебе боты подарим, — пообещал белобрысый. — И зонтик самый крупнокалиберный. До свадьбы просохнешь!

— Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь!.. — бойко затараторила Незабудка, но, глянув на младшего сержанта, осеклась.

Закипел котелок, за ним второй, зашипели угли в костре. Поспела уха, и Незабудку стали потчевать наперебой. Несколько рук протянулось с ложками, столь дефицитными на этом берегу.

И как знать, может быть, ложка, простая алюминиевая ложка, вынутая из-за голенища и отданная товарищу в минуту, когда сытный запах ухи кружит голову, дрожат от голода руки и ты едва успеваешь проглатывать слюну, — самая точная примета фронтовой нежности; на переднем крае и нежность суровая, деловитая.

Да, в словах Незабудка не слишком разборчива. Может нагрубить, может выругать последними словами, причем чины и звания в такую минуту не играют роли. Капитану может достаться больше, чем рядовому, если дело касается раненых, если, по мнению Незабудки,