User - o bdf4013bc3250c39 Страница 50

после минутного молчания. – С другой стороны, у нас ведь никто не смотрит

на морально-психологические мотивы души, - и она снова замолчала.

- А что, он хороший адвокат-то? – спросил Добряков.

- Все они хорошие, - усмехнулась Зина, - когда заплатишь им хорошо.

- И много заплатила?

- Не твоя печаль, - отрезала она. – Я сказала, что вытащу тебя, значит, вытащу! Только вот что, - она остановилась, повернулась к Добрякову и

близко приблизила лицо, дыхнув на него свежим перегаром. – Только ты

сейчас и на ближайшую перспективу слушайся во всем только меня, понял?

Никакой собственной инициативы! Никаких похождений где-то с кем-то! А

то еще чего-нибудь натворишь. Да что я, впрочем, с тобой, как с малым

ребенком! Сам соображать должен. Одним словом – не будешь слушаться –

плюну на тебя, и делай сам как знаешь!

- Да ты чего, Зин? – виновато выдавил Добряков и, оправдываясь, залепетал:

– Ту шалаву, что ли, вспомнила?.. Ну прости, расстроился я очень, что ты

меня выгнала… Сам не в себе был… Но постоянно о тебе думал…

- Ага, обо мне, как же! – отмахнулась она. – Знаю я, о чем вы все думаете…

Ладно, чего теперь! Я все тебе сказала, решай сам. Пошли, вон автобус.

Зайдем в магазин, купим бутылку, страдаешь, небось?

- Ага, тяжко, - радостно выпалил Добряков. – Не ночь, а кошмар какой-то.

- Дурить будешь – вся жизнь дальнейшая кошмаром будет. А послушаешься –

может, и удастся тебя отмазать. Посидим, расслабимся, не спеша подумаем, как дальше быть.

И она первая поднялась по ступенькам распахнувшего двери автобуса.

261

14

Говоря Зине и Добрякову о своем решении переаттестовать статью, Максим

Вадимович прекрасно понимал, что вводит подзащитного в заблуждение. Он

знал, что, во-первых, переаттестация возможна только после того, как дело

передано в суд, во-вторых, санкционирует переаттестацию только судья, а

никак не прокурор, и в-третьих, сама возможность изменения статьи

предполагает проведение кропотливых мероприятий для подтверждения

невиновности или меньшей степени ответственности подсудимого, а

заниматься такими исследованиями Максиму Вадимовичу нисколько не

хотелось. Он прекрасно понимал, что Добрякову труба, что так или иначе, а

сидеть ему придется непременно, так стоит ли пар пускать, когда

следственная машина запущена и самым естественным образом довезет

горемыку до зала суда?

Максим Вадимович был из тех, кого называют «молодой да ранний».

Окончив институт в шальные девяностые, он как-то сразу попал, что

называется, в струю: пристроился в одной успешной адвокатской конторе,

зарабатывающей неплохие деньги в основном на отмазывании бандитов,

несколькими скандальными процессами сделал себе имя в криминальной

среде и скопил на этом изрядный капитал, половина которого хранилась на

банковских счетах и приносила ему неплохие проценты. В сущности

заработанных в девяностые годы денег ему с лихвой хватило бы на всю

оставшуюся жизнь, можно было оставить адвокатскую практику и жить в

свое удовольствие если не на Канарах или во Флориде, так по крайней мере

где-нибудь на Кипре, однако Максим Вадимович отличался одним завидным

постоянным качеством: он любил свою работу. Впрочем, следует уточнить:

любил он скорее не самое работу, не адвокатскую повседневность как

таковую, а ее результат, материально выражавшийся в толстеньких пачках

262

приятно похрустывающих купюр гонорара. У него было практически все –

две квартиры, два автомобиля, загородная дача, небольшой домик на том

самом Кипре, однако такова уж природа человеческая: денег, как правило, никогда не бывает много.

Разбуженный минувшей ночью телефонным звонком неизвестной женщины,

Максим Вадимович поначалу посетовал, что не отключил телефон, но потом, после того, как просительница изложила ему суть обращения, -

профессиональным чутьем уловил, что даже за ведение этого пустякового

дела, вряд ли требующего проведения каких-либо досудебных мероприятий и

уж тем более напряженных интеллектуальных усилий, - за этот крик

отчаявшейся, готовой на многое, если не на все незнакомки можно запросить

изрядную сумму. А в том, что просительница готова на многое, если не на

все, Максим Вадимович ничуть не сомневался и, слушая взволнованный

голос собеседницы, ломал голову только над одним вопросом – какую бы

цену назначить, чтобы при этом и клиента не отпугнуть, и самому не

продешевить. В конце концов, выслушав ее рассказ и задав два-три ничего на

значащих вопроса (для того, чтобы время потянуть и как можно вернее

оценить ее материальные возможности), он вынес свое резюме: да, дело

непростое и наверняка потребует проведения специальных мероприятий,

времени, затрат…

- Но в принципе возможно? – прервала его Зина.

- Возможно – что? – парировал он.

- Можно ли спасти его от срока?

- Вы знаете, - важно, тщательно произнося каждое слово, ответил Максим

Вадимович, - плох тот адвокат (как профессионал, разумеется), который

сомневается в благополучном исходе дела.

263

- Ну, раз так, значит, вы возьметесь за это? – настаивала она.

- Полагаю, что смогу вам помочь. Только повторяю, что защита наверняка

потребует…

- Это я уже слышала, - оборвала его собеседница. – Говорите, сколько?

Максим Вадимович облегченно вздохнул про себя. Клюнула! Он давно

разработал своеобразную шкалу материального достатка потенциальных

клиентов и перед тем, как браться за дело, оценивал каждого по этой схеме.

Оценивал сразу же, в первом же разговоре и по интонации обратившегося, по

его манере говорить, по реакции на замечания адвоката – одним словом, по

тем невербальным признакам, которые зачастую говорят больше, чем слова, выносил, как правило, безошибочную оценку как самому клиенту, так и его

карману. Помогать тем, чей доход барахтался где-нибудь на четвертом балле и

ниже, он отказывался, ссылаясь на срочную занятость, которая не позволит

ему сейчас заняться этим делом, извинялся и советовал обратиться к другому

адвокату.

В случае же с Зиной Максим Вадимович установил, что ее материальные

возможности находятся чуть выше седьмого балла, а потому, когда она

попросила его назвать конкретную сумму, ни секунды не сомневался, что

ответить. Величина гонорара была также тщательно рассчитана им и уложена

в соответствующие графы его шкалы.

«Значит, выше семи, - еще раз повторил он у в уме, - значит…» - а в трубку

ответил:

- Ведение этого дела будет стоить вам… - и назвал сумму, равную десяти его

месячным окладам в адвокатской конторе.

- Вы гарантируете успех? – нисколько не растерявшись, спросила Зина.

264

- А вот тут вы немного заблуждаетесь, слегка некомпетентны, я бы сказал, -

как можно мягче возразил Максим Вадимович: он понимал, что, если клиента

насторожит величина гонорара, всегда можно понизить сумму, все равно она

будет достаточно высокой. – Поймите, что ручаться за все перипетии

следствия я, естественно, не могу. Сумма гонорара предполагает оплату

моего труда в процессе следствия и при защите подсудимого в суде…

- Значит, суд неизбежен? – подстерегла его Зина на оговорке.

- Я выразился фигурально, так сказать, в силу буквы закона, - поспешив

сгладить напряженность, Максим Вадимович заговорил несколько быстрее

обычного. – В вашем случае, думаю, смогу помочь подследственному на

самом раннем этапе следствия. И одна оговорка: внесенная сумма не

предполагает ее возвращения ни в каком случае. Вам понятно?

Повисло недолгое молчание.

«Неужели перегнул?» - испугался Максим Вадимович.

- Хороша, я согласна, - после недолгого молчания подарила собеседница. –

Скажите, завтра в восемь утра вы сможете быть в отделении милиции, где

содержится задержанный? Там же я и деньги вам передам.

- Меня это вполне устраивает, - ответил Максим Вадимович. – Говорите

адрес…

Так и получилось, что когда наутро Добрякова вызвали к следователю,

адвокат был на месте и присутствовал при возбуждении уголовного дела. Его

душу приятно грела кругленькая сумма, переданная ему Зиной незадолго до

знакомства с подследственным.

265

* * *

Эта сумма, впрочем, согревала душу не одному только Максиму Вадимовичу.

Как залог того, что все обойдется, деньги, переданные Зиной адвокату,

успокаивали и саму Зину, и пока они с Добряковым ехали несколько

остановок в автобусе, она окончательно утвердилась во мнении, что вскоре, через самое непродолжительное время, дело будет переквалифицировано и

Егор отделается минимальным наказанием – в виде домашнего ареста или