Даже Смерть знает мое имя 3 - Евгений Валерьевич Решетов Страница 57

Хм, в районе Золотых слуг? Что она там делает? Неужели ящеры каким-то образом сломали мою мать и превратили в какую-нибудь служанку? Или она там томится в темнице, охраняемой высокоранговыми слугами-людьми, полностью преданными своим захватчикам?

Меня пронзила жуткая жажда разузнать всё прямо сейчас. Аж кровь бросилась в голову. Но я сдержал свой порыв. Не стоит лишний раз показывать, что эта женщина мне совсем, совсем не безразлична. Лучше добраться до пирамиды и уже там выяснить, что стало с моей матерью. Думаю, если что, мне не составит труда выцарапать её из лап ящеров.

— Как выглядит этот район? Опиши его, — потребовал я.

Ящер так и сделал. И я узнал одно из тех мест, где уже бывал, когда впервые попал в этот город. Мне не составило труда проложить туда дорогу с помощью «Двери Богов». Мы с ящером прошли через неё и оказались под чёрным звёздным небом на узкой улице, стиснутой двумя не очень большими пирамидами, покрытыми зеленью. В этой-то зелени и скрылся Аким, проскользнувший через «Дверь Богов».

Кхаруш покрутил головой и уверено двинулся по безлюдной улице. Я пошёл чуть позади него, играя роль слуги, но не забывая наблюдать за эмоциями принца. Он вроде бы не нервничал из-за нашего путешествия. Говорит ли это о том, что меня не ждёт ловушка? Хрен его знает.

Мы прошли половину улицы и наткнулись на патруль, состоящий из ящеров. Они тотчас склонились в поклоне перед принцем, а тот небрежно махнул им и продолжил путь. Мы завернули за угол и остановились около двустворчатых бронзовых дверей, ведущих в пирамиду. Возле них стояла парочка людей в белых одеждах и с металлическими ошейниками на шеях. Они раболепно склонились перед принцем, а затем молча отворили двери.

Принц вошёл и двинулся по ковровой дорожке, лежащей на полу богато украшенного коридора. Я снова последовал за Кхарушем, разглядывая убранство пирамиды. А вот Аким остался снаружи.

Внутри же царила роскошь, словно здесь жили аристократы. Свисающие с потолка хрустальные люстры хорошо освещали картины в золотых рамах, резную мягкую мебель и карликовые деревья в кадках. Тут даже был лифт. Мы вошли в него, и лифтёр повёз нас на пятый, самый верхний, этаж.

Внезапно Кхаруш проговорил, посмотрев на меня:

— Я хорошо плачу тем, кто верно служит мне. Все люди в этой пирамиде живут в достатке и роскоши. Они не знают бед. А то, что на их шеях рабские ошейники, это лишь дань традиции.

Я смолчал, понимая, что ящер закидывает удочку. Мол, не хочешь ли ты послужить мне. Или он что-то другое имеет в виду? Может, боится, что я буду мстить ему за то, что ящеры превратили людей в рабов? Я же выгляжу, как человек. Вдруг во мне проснётся обида за такое низкое положение людей?

На самом деле, во мне было что-то такое, но оно едва теплилось в моей груди, поскольку я прекрасно понимал, что всех не спасти и мало что можно изменить. По крайней мере, сейчас. Мне бы хотя бы матушку свою вытащить отсюда, если с ней, конечно, всё в порядке. А ежели она лежит овощем в этой пирамиде или томится в плену, тогда принцу несдобровать. Я не просто убью его, как обещал Гарушу, а выпотрошу и расчленю.

Тем временем лифтёр открыл двери, и мы с Кхарушем пошли по очередному коридору, пропитанному роскошью.

Думается мне, что ящеры создали подобные условия ещё и для того, чтобы рядовые рабы видели, как можно жить, верно служа своим хвостатым хозяевам. Кто-то из людей обязательно польстится. И подобных персонажей хватает. Пока мы с принцем шли по пирамиде, я заметил трёх сытых, мордатых мужчин. А ведь сейчас ночь. Сколько же их здесь можно встретить среди бела дня?

Ладно, все посторонние мысли прочь. Мы с ящером уже подошли к резной двери из красного дерева. Кажется, за ней-то и скрывается моя матушка. И что-то мне подсказывает, что за такими дверьми не устраивают тюрьмы. Ну, только если очень роскошные. Их ещё называют золотые клетки. Хотя мою матушку вполне могли притащить сюда из вонючей клоаки, чтобы встреча с ней прошла в более благопристойном месте.

Между тем принц постучал костяшками пальцев в дверь, чем вызвал моё удивление. Офигеть! Он же тут полновластный хозяин!

Более того ящер вежливо проговорил:

— Можно войти?

— Проходи, — вылетел из-за двери хрипловатый женский голос.

Я его не узнал, но всё же с сильно колотящимся сердцем следом за ящером вошёл в роскошную большую комнату с коврами на стенах и на полу, с низенькими диванчиками и мраморным столом, заставленным фруктами в золотых чашах.

Свет тут был слегка приглушён, углы комнаты оставались в тени. А в воздухе витала дымка от благовоний. Их запах показался мне знакомым. Я помнил его. Он окутывал всё моё детство.

— Вот тот господин, что хотел встретиться с тобой, — указал на меня рукой принц и уселся на мягкое кресло, стоящее подле дивана, занятого смуглокожей, фигуристой брюнеткой лет тридцати пяти.

Она поражала своей красотой, подчёркнутой кожаным комбинезоном. Женщина полулежала на диване, подобрав маленькие, аристократические ножки. На её изящной шее поблёскивал тончайший золотой ошейник, больше похожий на украшение. А в карих глазах таилась мудрость человека, прожившего не один десяток лет. И этот расслабленно-изучающий взгляд… О-о-о! Я знал его! Так моя мать смотрела на тех гостей нашего дома, что могли принести нам беды.

В моей груди возник целый вихрь эмоций, аж жарко стало. Хотелось скинуть с головы капюшон и закричать: «Матушка, я наконец-то нашёл тебя! После стольких лет!» Но разум подсказывал мне, что в этой ситуации не стоит действовать поспешно. Меня сильно смущало то, что мать не прожигала Кхаруша яростным взором. Наоборот, она поглядывала на него благосклонно и даже с уважением.

— Вы не хотите представиться? — проговорила моя мать, так знакомо склонив голову к плечу.

Да, это определённо была она, только в другом теле. Меня же она не узнавала, поскольку мою голову продолжал скрывать капюшон. Да и узнает ли она меня вообще после стольких лет, даже если я сниму капюшон?

— Нет, — отрезал я, сознательно сделав голос грубее, а затем без спроса уселся на кресло, стоящее в трёх метрах напротив того, что занимал ящер. — Я пришёл сюда за ответами, а не чтобы представляться.

В глазах матери скользнуло недовольство, однако уже в следующий миг она улыбнулась пухлыми вишнёвого