Майкл Сэндел - Справедливость. Как поступать правильно? Страница 6

CEO других обанкротившихся компаний были согласны с бывшим руководителем Bear Stearns и настаивали на том, что стали жертвами «финансового цунами», которое было им неподвластно.32 Сходное отношение разделяли и молодые трейдеры, с трудом понимавшие возмущение, которое вызывали у общественности их бонусы. Один трейдер с Уолл-стрит сказал репортеру Vanity Fair: «Нам нигде не сочувствуют. Но не потому, что мы не работали как проклятые».33

Метафора цунами стала расхожим описанием финансовой помощи, особенно в финансовых кругах. Если управляющие правы и крушение их компаний обусловлено не их решениями, а более мощными экономическими силами, это объяснило бы, почему они не выразили раскаянья, которое желал от них услышать сенатор Грассли. Но это вызывает далеко идущие вопросы о неудаче, успехе и справедливости.

Если действие фундаментальных, системных сил экономики объясняет катастрофические убытки 2008-2009 гг., можно ли утверждать, что и ослепительные прибыли предшествующих лет объясняются действием тех же самых сил? Если в неурожаях надо винить погодные условия, то можно ли считать, что дарования, мудрость и напряженный труд банкиров, трейдеров и управляющих с Уолл-стрит являются причиной колоссальных прибылей, полученных в те дни, когда сияло солнце?

Столкнувшись с возмущением, которое у общественности вызвала выплата бонусов за неудачи, CEO финансовых учреждений уверяли, что доходы и прибыли не всецело зависят от их действий, а являются результатом работы сил, которые они, финансисты, не контролируют! Возможно, они правы. Но если это действительно так, у нас есть веская причина усомниться в притязаниях финансистов на непомерные компенсации в лучшие времена. Разумеется, окончание холодной войны, глобализация торговли и рынков капитала, стремительное развитие персональных компьютеров и интернета, равно как и множество других факторов, помогают объяснить успехи финансовой отрасли в 1990-х гг. и в начале XXI в.

В 2007 г. CEO крупных американских корпораций получали в 344 раза больше, чем средний рабочий.34 На каких основаниях (если такие основания вообще существуют) руководители заслуживают гораздо большего, чем их подчиненные? Большинство из руководителей напряженно, много и продуктивно трудятся. Но рассмотрим следующий момент: в 1980 г. CEO заработали в 42 раза больше, чем их сотрудники.35 Были ли СЕО, управлявшие в 1980 г., менее талантливыми и трудолюбивыми, чем сегодня? Или же различия в заработных платах отражают непредвиденные обстоятельства, которые не связаны с дарованиями и навыками?

Или сравним уровень вознаграждений, получаемых СЕО в США, с уровнями вознаграждений, которые получают управляющие в других странах. СЕО ведущих американских компаний зарабатывают в среднем 13,3 млн долл., в год (по данным за 2004-2006 гг.). Сравните эту сумму с 6,6 млн долл., которые получают старшие руководители в Европе, и с 1,5 млн долл., которые получают СЕО в Японии.36 Действительно ли американские управляющие заслуживают вдвое большего вознаграждения, чем их европейские коллеги, и в 9 раз большего, чем СЕО японских компаний? Или же эти различия отражают также факторы, не связанные с усилиями и талантами, которые управляющие привносят в свою работу?

Охватившее в начале 2009 г. США возмущение финансовой помощью стало проявлением широко распространенного мнения, что люди, которые приводят свои компании к банкротству путем рискованных инвестиций, не заслуживают бонусов, исчисляемых миллионами долларов. Но спор о бонусах вызывает вопросы о том, кто и чего заслуживает в лучшие времена. Заслуживают ли успешные люди щедрот, которые приносят им рынки, или таковые щедроты зависят от факторов, неподвластных этим людям? А какие выводы можно сделать относительно взаимных обязательств граждан — как в хорошие, так и в трудные времена? Предстоит увидеть, вызовет ли финансовый кризис дебаты в обществе по этим более широким вопросам.

Три подхода к справедливости

Спросить, справедливо ли общество, почти то же, что спросить, как в этом обществе распределяют все, что мы ценим: доходы и богатства, обязанности и права, полномочия и возможности, должности и почести. В справедливом обществе каждый получает то, что заслуживает. Трудности начинаются, когда мы задаемся вопросами: чего и по каким причинам заслуживают люди.

Мы уже начали решать эти сложные вопросы. Размышляя о выгодах и недостатках раздувания цен, о конкурирующих притязаниях на медаль «Пурпурное сердце» и о финансовой помощи, мы установили три подхода к распределению благ с различных позиций: благосостояния, свободы и добродетели. Каждый из этих идеалов предлагает особый способ размышления о справедливости.

С одной стороны, наши споры отражают разногласия относительно того, что же именно означает справедливость для максимизации благосостояния, уважения свободы или воспитания добродетели. С другой стороны, споры сопряжены с разногласиями по поводу действий в случаях, когда указанные идеалы вступают в конфликт друг с другом. Политическая философия не может разрешить эти разногласия раз и навсегда. Но рассуждения об этом придают форму имеющимся у нас доводам и моральную ясность альтернативам, с которыми мы сталкиваемся как граждане демократического государства.

В этой книге исследованы сильные и слабые стороны представленных трех способов размышления о справедливости. Мы начинаем с идеи максимизации благосостояния. Для рыночных обществ вроде американского эта идея — естественная отправная точка. Современные политические дебаты в значительной степени затрагивают вопросы процветания или повышения уровня жизни — или стимулирования экономического роста. Почему мы заботимся об этом? Самый очевидный ответ таков: мы считаем, что процветание улучшает наше положение по сравнению с тем, в каком состоянии мы оказались бы без материального процветания — и как индивидуумы, и как общество. Другими словами, процветание имеет значение потому, что способствует нашему благосостоянию. Чтобы исследовать эту идею, мы обратимся к утилитаризму, который дает самое влиятельное описание: как и почему нам следует максимизировать благосостояние — или, как формулируют проблему утилитаристы, стремиться к максимальному счастью максимального числа людей.

Далее, мы рассмотрим ряд теорий, которые связывают справедливость со свободой. В большинстве из них акцент сделан на уважение индивидуальных прав, хотя среди сторонников этих теорий постоянно идут споры о том, какие права наиболее важны. Идея о том, что справедливость означает уважение свободы и индивидуальных прав, в современной политике столь же известна, как и утилитаристская идея максимизации благосостояния. Например, в американском Билле о правах сформулированы определенные свободы, в том числе свобода слова и свобода вероисповедания, и эти свободы не может нарушать даже большинство инакомыслящих. А в мире мысль о том, что справедливость означает уважение определенных универсальных прав человека, получает все большее распространение и признание (по меньшей мере в теории, если не на практике).

Подход к справедливости, начинающийся со свободы, разделяет обширная школа мыслителей. В сущности, некоторые действия, вызывающие самые ожесточенные политические споры нашего времени, происходят между двумя соперничающими лагерями — между сторонниками laissez-faire37 и приверженцами справедливости. Лагерь laissez-faire возглавляют сторонники свободного рынка — либертарианцы, считающие, что справедливость заключается в уважении и поддержке добровольного выбора, который делают взрослые люди по взаимному согласию. В лагере сторонников справедливости — теоретики более эгалитарных воззрений. Они утверждают, что свободные от всякого регулирования рынки на самом деле не являются ни справедливыми, ни свободными. По их мнению, справедливость требует проведения мер, которые устраняют социальные и экономические недостатки и дают справедливые шансы на успех каждому.

Наконец, мы обратимся к теориям, которые рассматривают справедливость как качество, тесно связанное с добродетелью и праведным, благим образом жизни. В современной политике теории добродетели часто связывают с культурным консерватизмом и религиозными правыми фундаменталистами. Идея воплощения морали в законодательстве — страшная ересь и проклятье для многих граждан либеральных обществ, поскольку такое воплощение сопряжено с риском соскальзывания в нетерпимость и принуждения. Но идея того, что справедливое общество утвердит определенные добродетели и концепции благой жизни, вдохновляет политические движения и споры по всему идеологическому спектру. Не только Талибан, но и аболиционисты, а также Мартин Лютер Кинг-мл. черпали и черпают свои представления о справедливости из нравственных и религиозных идеалов.