Kathryn Perez - Therapy Страница 6

— Джессика, я все еще думаю, что тебе нужно поехать в пункт первой помощи. Мне очень неловко, что я позволяю тебе самостоятельно ехать домой, но и заставить я тебя не могу. Чувствую себя просто ужасно.

Я смотрю на него, и его взгляд проникает сквозь мои крепкие «стены». Почему я чувствую себя так, будто не могу от него спрятаться? Будто он видит все мои темные страхи, секреты и боль. В данный момент у меня такое ощущение, словно я пострадала от огня, но мои ожоги не физические. Моя эмоциональная оболочка повреждена, и каждое слово или жест, обрушивающиеся на нее, отдаются болью во всем теле. Его доброта, заботливые слова и действия исцеляют, как антидот ежедневной боли, которую причиняют люди, подобные Элизабет.

— Я буду в порядке. Спасибо тебе за помощь. Я знаю, ты не должен был. Обещаю, я никому не расскажу об этом.

Он пристально смотрит мне в глаза своим тяжелым взглядом, и мое дыхание замирает под его весом.

— Мне насрать, что обо мне думают в школе, Джессика. Старшая школа — это не вся моя жизнь. Все, что меня сейчас волнует, что я помог тебе и поступил правильно, проверив в порядке ли ты. Все остальное не имеет значения, — отвечает он, отталкиваясь от машины.

Он кладет руки на свои бедра и смотрит на меня. Мне нужно что-то сказать, но что? Что бы я ни сказала, все выглядело бы глупо и незначительно, по сравнению с тем, что он сделал для меня сегодня.

— Спасибо, Джейс, — все, что я произношу, прежде чем поднимаю стекло.

Он слегка машет мне, когда я выезжаю на дорогу. Мой мозг бешено работает, и, благодаря всем мыслям, крутящимся в голове, боль уже не кажется такой уж большой проблемой. Никто никогда не помогал мне так, как он, заботясь о моем самочувствии или поступая так, будто я на самом деле могу что-то значить. Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу мигающие фары. Это Джейс.

Интересно, что он хочет сейчас.

Я съезжаю с дороги и вижу, как он открывает дверь своего F1502, выпрыгивает из него и идет ко мне. Я открываю окно, и он протягивает мне бумажку.

— Здесь номер моего телефона. Ты можешь позвонить или написать в любое время, если тебе что-нибудь понадобится или случится что-то подобное, а меня не будет рядом. Хорошо?

Я смотрю на помятую бумажку, на которой нацарапан его номер, а потом на него. Должно быть, он видит мое очевидное смущение и удивление, потому что подходит ближе к моей машине.

— Все хорошо. Ты правда можешь позвонить мне, если тебе что-нибудь понадобится, — он искренне улыбается мне, затем поворачивается и направляется к своей машине.

Его пикап рычит, когда он проезжает мимо меня, а я просто сижу, не двигаясь. То есть звезда школы, квотербек, теперь мой друг? Это вообще возможно? Почему? Почему он хочет быть моим другом, и могу ли я допустить это?

Я никогда не была парню просто другом. Никогда даже не знала, как общаться с парнем без физического контакта. Я выезжаю на дорогу, надеясь, что родители уже спят, хотя сомневаюсь, что они заметят мое исцарапанное лицо или окровавленные коленки, даже если не спят. Они едва ли смотрят на меня, и даже когда смотрят, на самом деле, они не видят меня.

Когда иду в свою комнату, в доме тихо и темно. Я закрываю дверь, затем стаскиваю с себя грязную одежду. Кидаю ее в корзину для белья и смотрю на себя в зеркало, изучая последствия драки.

Щека слегка распухла, губа разбита, мочка уха пульсирует, и на лице несколько царапин от камешков на земле. Колени ободраны, а на ребрах уже начинают появляться синяки. Повязка, закрывающая порезы, почти отклеилась, и на рану попала грязь. Слава богу, в моей комнате есть отдельная ванная.

Я захожу и включаю душ, понимая, что мытье моего ободранного и искалеченного тела будет настоящей пыткой. Я снимаю свои трусики и чувствую, как боль распространяется по всему моему телу в тот момент, когда завожу руки назад, чтобы расстегнуть лифчик.

Я встаю под воду и делаю ее настолько горячей, насколько могу вытерпеть. Вода ошпаривает кожу, но я приветствую эту боль, тонкая грань между болью и удовольствием всегда находится на поверхности для меня. Мои инстинкты сражаются с желаниями, но я продолжаю стоять под обжигающими струями воды. Я чувствую жгучую боль, растекающуюся по моему телу, и наклоняюсь вперед, упираясь руками на стенку душевой кабины, пока обжигающая вода смывает с меня всю грязь и кровь.

Шрамы от многолетних порезов покалывают и начинают оживать, они всегда хорошо спрятаны от всех, независимо от вида одежды. Из-за участия в сборной по плаванию у меня не много мест, которые остаются скрытыми. Слишком много боли, от которой я не избавлюсь даже со временем. Эти мысли наполняют мою голову, напоминая, что независимо от того, насколько я буду чистой снаружи, грязь и отвращение всегда будут оставаться внутри меня.

***

Закутавшись в полотенце, я достаю из комода старую футболку c Motley Crue и натягиваю ее поверх мокрых волос. Заканчиваю переодеваться и достаю коробку из прикроватной тумбочки.

Вся тяжесть прошедшего вечера давит на меня, и я чувствую оцепенение. Оцепенение от боли, от унижения. Я хочу почувствовать хоть что-то, узнать, что я все еще жива. Поэтому стараюсь все держать под контролем: глубину и длину порезов, потерю крови. Это подвластно мне и только мне. Здесь, одна, в своей комнате я могу прорваться через безразличие, которое и составляет мою жизнь. Это приносит мне спокойствие и решимость. Каждый день я сжигаю себя изнутри, чтобы продолжать жить дальше.

Алая жидкость вытекает из пореза, когда я провожу лезвием по коже. Несмотря на физическую боль, я успокаиваюсь от знакомого ощущения внутреннего освобождения. Я сильно зажмуриваю глаза и выдыхаю, игнорируя боль от лезвия, потому что именно в этот момент я просто упиваюсь этой болью. Я надавливаю немного сильнее, чтобы чувствовать больше.

Я откладываю лезвие, протираю его спиртом и убираю обратно в коробку. Нахмурившись, я вздрагиваю от пощипывания спирта на коже, когда протираю порез и прижимаю ватку сильнее. Взяв повязку, я накладываю ее поверх, спрятав свежий порез, который оставит еще один шрам.

Достаю свой дневник и начинаю еще одну форму освобождения — переношу на бумагу свои мысли.

Погруженная в свои мысли

Я ношу маску

Я все лишь фасад

Я в порядке, я сильная

Прикрытая ложь

За моей защитой

За всеми слоями

За стенами

Под цепями

Сломанный ребенок

Сражающийся в битве

Это ежедневная война

Растерянность и боль

Словно перетягивание каната

Любовь, ненависть

Да, нет

Я правда не знаю

Наблюдаю, как жизнь проходит мимо

Неудачник

Отсутствие самоконтроля

Крик в тишине

Опасение — это и есть битва

Которую я никогда не выиграю

Сожаления

Потери

Я продолжаю вести войну с собой

Желая

Кого-нибудь

Способного остановить битву…

Я закрываю дневник и откладываю его в сторону. Я беру свой телефон и ищу номер Харрисона. Нажимаю «удалить» и стираю его из контактов и из своей головы со всеми, кто использовал меня, бросил и никогда уже не вернулся.

Мой телефон вибрирует, оповещая о новом текстовом сообщении от неизвестного мне номера. Я открываю сообщение и вижу только ссылку на видео с YouTube. Нажимаю на воспроизведение, но уже знаю, что там будет. Они записали мое избиение. Их лиц не видно, только мое. Я сижу здесь и проживаю это заново. Пролистываю комментарии и вижу: они все излучают ненависть. Комментарий за комментарием поливает меня грязью, и с этим ничего нельзя поделать. Выключаю телефон и погружаюсь обратно в оцепенение, в то место, где они мне не навредят. Я могу плакать, швыряться вещами, кричать или ломать что-то, но я сижу здесь только с двумя мыслями в моей голове.

Они никогда не прекратят.

Это и есть моя жизнь.

Я беру свой IPod и вставляю наушники. Никогда не могу уснуть в тишине. Мои мысли кричат, мелькают под веками, пока я не включаю свою музыку. Музыка — это некая форма терапии, приносящая мне необходимый комфорт. Я включаю плейлист с песнями Эми Ли и закрываю глаза. Текст песни «Sweet Sacrifice» наполняет меня, и я пишу еще немного, прежде чем уснуть.

Однажды вы поймали меня

В свою ловушку

Ваши слова ранят и обвиняют

Я до сих пор не знаю, почему вы ненавидите меня

Каждый день вы сажаете меня в клетку

Состоящую из вашей злости

Печальна и совсем одна

Запутавшаяся и сломленная

Это когда-нибудь кончится или я навсегда останусь связанной?