разные - Судьбы великих Страница 6

Как все мы знаем из уроков по литературе, Сергей Есенин родился в селе Константиново Рязанской губернии 21 сентября (3 октября) 1895 года в крестьянской семье. Окончил церковно-учительскую школу, писать стихи начал рано.

В 1915 году красивый и талантливый деревенский паренек приехал покорять столицу, где погрузился в водоворот ярких событий, получив со временем великую славу и сопутствующие ей великие проблемы. В автобиографии он писал: «18 лет я был удивлен, разослав свои стихи по редакциям, что их не печатают, и неожиданно грянул в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок…» Начать поэтическую карьеру со знакомства с Блоком было везением, хотя под крыло Есенин попал к совершенно другим людям — так называемым новокрестьянским поэтам Клюеву и Городецкому, с которыми по Петербургу «…разгуливал он сусальным мужичком, носил щегольские сафьяновые сапожки, голубую шелковую рубаху, подпоясанную золотым шнурком; на шнуре висел гребешок для расчесывания молодецких кудрей». Для многих поклонников есенинской поэзии он так и остался этим «сусальным мужичком», образ которого тиражируется на известных фотографиях и портретах Есенина, где он стоит, задумчиво прислонившись к березке. Однако вовсе не сусальностью характеризуются, с одной стороны, замечательная творческая работа поэта, а с другой — его безумные поступки, которые трудно не то что одобрить — понять.

Хорошо знавший Есенина поэт Владислав Ходасевич писал о нем: «…Весной 1918 года Алексей Толстой вздумал справлять именины. Созвал всю Москву литературную: «Сами приходите и вообще публику приводите». Собралось человек сорок, если не больше. Пришел и Есенин. Привел бородатого брюнета в кожаной куртке. Брюнет прислушивался к беседам. Порою вставлял словцо — и неглупое. Это был Блюмкин, месяца через три убивший графа Мирбаха, германского посла. Есенин с ним, видимо, дружил. Была в числе гостей поэтесса К. Приглянулась она Есенину. Стал ухаживать. Захотел щегольнуть — и простодушно предложил поэтессе:

— А хотите поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою».

Как часто бывает, поэзия здесь расходится с жизнью. Тут же вспоминаются есенинские строки: «Не расстреливал несчастных по темницам…» Нуда, сам не расстреливал. Но, получается, не прочь был посмотреть на это и повести посмотреть подружку? Не в цирк все же звал, не в театр, не в ресторан…

Тем не менее тот же Ходасевич считал Есенина человеком в высшей степени симпатичным и привлекательным: «Весной 1918 года я познакомился в Москве с Есениным. Он как-то физически был приятен. Нравилась его стройность; мягкие, но уверенные движения, лицо не красивое, но миловидное. А лучше всего была его веселость, легкая, бойкая, но не шумная и не резкая. Он был очень ритмичен. Смотрел прямо в глаза и производил впечатление человека с правдивым сердцем, наверное — отличнейшего товарища».

Такое впечатление производил Есенин не на одного Ходасевича. Масса людей, оставивших свой след в истории, почитали за честь быть знакомыми с обаятельным молодым поэтом.

Молодым ему было суждено остаться навсегда. Однако поэтический дар Есенина не позволил ему пребывать в иллюзиях по поводу того, что происходило с ним и вокруг него. Поэзия все освещает беспощадным светом. И даже, сам не желая того, поэт во всем разберется: и в политике, и в окружающей действительности, и в дружбе, и в творчестве… Проникая с помощью своего дара в суть вещей, Есенин постепенно охладевал даже к революции. Его полностью оставили революционные настроения. Как пишет Ходасевич: «Ему просто было безразлично, откуда пойдет революция, сверху или снизу. Он знал, что в последнюю минуту примкнет к тем, кто первый подожжет Россию; ждал, что из этого пламени фениксом, жар-птицею, возлетит мужицкая Русь».

Видя, что «мужицкая Русь» «возлетать» никуда вовсе не собирается, Есенин, вероятно, не мог смириться с тем, что его надежды на преображение любимой родины не оправдались. Он как будто бы сам стал искать для себя смерти: пьяные выходки, которые прощались любимцу публики, сменились вещами куда более серьезными: «…Начались кабацкие выступления характера антисоветского…Так «крыть» большевиков, как это публично делал Есенин, не могло и в голову прийти никому в Советской России; всякий сказавший десятую долю того, что говорил Есенин, давно был бы расстрелян». Но его только доставляли в участок «для вытрезвления», а потом отпускали, не давая делу дальнейшего хода.

Со временем стало ясно, что путь, на который ступил поэт, ведет прямиком к потере достоинства, таланта, да и самой жизни. Григорий Чхартишвили считает, что «у С. Есенина кроме пьянства были и другие не менее серьезные причины для самоубийства — политика, психологический надлом, творческий кризис».

О похождениях Есенина повествует в своей книге «Алмазный мой венец» Валентин Катаев. Сергей Александрович выведен там под псевдонимом «королевич». Описывая драку с поэтом, Катаев рассказывает о ее предыстории: «Лицо королевича делалось все нежнее и нежнее. Его глаза стали светиться опасной, слишком яркой синевой. На шечках вспыхнул девичий румянец. Зубы стиснулись. Он томно вздохнул, потянул носом, и капризно сказал:

— Беда хочется вытереть нос, да забыл дома носовой платок.

Его голубые глаза остановились на белоснежной скатерти, и я понял, что сейчас произойдет нечто непоправимое. К сожалению, оно произошло».

…Он писал прекрасные стихи и мог высморкаться в гостях в скатерть, он был красавцем и дебоширом, по-черному пил и любил самых прекрасных женщин своего времени. Его жены Зинаида Райх и Айседора Дункан, как, впрочем, и сам Есенин, закончили весьма плохо: первая была зверски убита в своей квартире, вторую задушил собственный шарф, намотавшись на колесо автомобиля. Возможно, во всех этих событиях виноваты обстоятельства и время, но одно несомненно — если б судьба не свела этих женщин с Есениным, вероятно, она сложилась бы у них как-то иначе — думается, что менее трагически.

Глава 7

ДВА ЛИЦА ТЭФФИ

Знаменитая писательница Надежда Александровна Тэффи говорила о себе так: «Я родилась в Петербурге весной, а, как известно, наша петербургская весна весьма переменчива: то сияет солнце, то идет дождь. Поэтому и у меня, как на фронтоне древнего греческого театра, два лица: смеющееся и плачущее». Это действительно так: все произведения Тэффи с одной стороны смешные, а с другой — весьма трагичны…

Надежда Александровна родилась в апреле 1872 года. Отец ее, А.В. Лохвицкий был весьма известным человеком — профессор криминалистики, обеспеченный человек. Многочисленная семья Лохвицких отличалась разнообразными талантами, основным из которых был литературный. Писали все дети, особенно увлекаясь стихами.

Сама Тэффи сказала про это так: «Занятие это считалось у нас почему-то очень постыдным, и чуть кто поймает брата или сестру с карандашом, тетрадкой и вдохновенным лицом — немедленно начинает кричать: «Пишет! Пишет!» Пойманный оправдывается, а уличители издеваются над ним и скачут вокруг него на одной ножке: «Пишет! Пишет! Писатель!»

Вне подозрений был только самый старший брат, существо, полное мрачной иронии. Но однажды, когда после летних каникул он уехал в лицей, в комнате его были найдены обрывки бумаг с какими-то поэтическими возгласами и несколько раз повторенной строчкой: «О, Мирра, бледная луна!» Увы! И он писал стихи! Открытие это произвело на нас сильное впечатление, и как знать, может быть, старшая сестра моя, Маша, став известной поэтессой, взяла себе псевдоним Мирра Лохвицкая именно благодаря этому впечатлению».

Поэтесса Мирра Лохвицкая была очень популярна в России на рубеже веков. Именно она ввела младшую сестру в литературный мир, познакомив ее с многими известными писателями.

Надежда Лохвицкая тоже начинала со стихов. Первое ее стихотворение было напечатано уже в 1901 году, пока еще под настоящей фамилией. Затем появляются пьесы и загадочный псевдоним Тэффи.

Сама Надежда Александровна рассказывала про его происхождение так: «Я написала одноактную пьеску, а как надо поступить, чтобы эта пьеска попала на сцену, я совершенно не знала. Все кругом говорили, что это абсолютно невозможно, что нужно иметь связи в театральном мире и нужно иметь крупное литературное имя, иначе пьеску не только не поставят, но никогда и не прочтут. Вот тут я и призадумалась. Прятаться за мужской псевдоним не хотелось. Малодушно и трусливо. Лучше выбрать что-нибудь непонятное, ни то ни се. Но что? Нужно такое имя, которое принесло бы счастье. Лучше всего имя какого-нибудь дурака — дураки всегда счастливы.