Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица. Страница 62

Калькутта - это Рур Индии, самый большой город страны. Там мощная и разнообразная промышленность, общественная жизнь бурлит. Что за коммунисты сидят передо мной, не очень ясно, то ли они традиционные, так сказать, коммунисты, то ли члены параллельной компартии Индии, из тех, что ушли в левый раскол? В данном случае это значения не имело. И вот они говорят:

- Нам показалось, что "Сталкер" - сугубо антисоветский фильм. Мы правы?

Я оторопел, но вида не подал:

- Почему вы так решили?

- Ну, как же: показан Советский Союз, все в грязи, в запустении, колючая проволока, сторожевые вышки. Зона - это ЦК КПСС, а комната, где исполняются желания, - Политбюро ЦК, высший ареопаг, от которого все зависит... Там и карают и милуют. Мы поняли так ...

- Нельзя же столь прямолинейно трактовать художественное произведение! Тем более, сделанное в фантастическом жанре. - Я сопротивлялся, поняв между тем, что этим ребятам палец в рот не клади.

- Фантастика фантастикой, но мы же понимаем, - продолжали меня доставать молодые индусы. - Кто такой Сталкер? В Комнату ему заходить запрещено. Он партийный функционер среднего звена. Завлекает интеллигентов обещанием благ, которые можно получить в Зоне, водит туда профессоров и писателей, обольщает идеологией Комнаты. И этим живет.

Тут мне почему-то вспомнился А.Камшалов, заведующий сектором кино в ЦК. В трактовке калькуттской молодежи - такие, как он, - именно сталкеры.

- Нет, дорогие мои, это фильм-путешествие, причем путешествие в пространстве человеческой души, - продолжал я гнуть свое, то есть официальное. Но они наседали:

- Или гайки, которые разбрасывает Сталкер, обходя опасные места, - это же Зона показывает им, где не следует отклоняться. От основной линии. У вас, в СССР даже выражение есть: "закручивать гайки". Помните, Профессор объясняет: "Настоящий Сталкер - это не профессия. Это в каком-то смысле призвание".

Потом ребята напомнили про стену из книг в халупе Сталкера - он интеллектуал! Много читает, служба требует... Режиссер уложил его в лужу, а в параллель пустил собаку - метафора униженности и собачьей верности.

Словом, они разбрасывали гайки своих толкований, гайки взрывались, а я уворачивался. Мои тезисы, мне казалось, тоже были стройными.

Препирались довольно долго. Каждый остался при своем . Я - с тезисом о том, что народный артист РСФСР Тарковский создал новое произведение, достойное его недюжинного таланта, они - с неразвеянной своей озабоченностью за судьбу Советской власти, которая выпустила фильм, подрывающий ее самою. Просто, как два пальца...

Но когда я сегодня читаю -

"Эстетика "остранения" - странного в обыкновенном - нашла в "Сталкере" самое последовательное воплощение, будучи почти без остатка доверена контрапункту изображения и звука, создающего пространство фантастического",

или более того -

"Благодаря тому, что в центре картины оказался если не рыцарь веры, то рыцарь самопожертвования: жертвования в себе тщеславно-плотским во имя тайны в себе. Той тайны, которая на самом деле есть тайна Зоны, на внешнем плане манифестируемая тайной каждой травинки, куста или трубы, а на внутреннем - неслышимой музыкой и невидимым свеченьем этического эроса",

когда я читаю подобное, не в силах продраться сквозь словеса, по мнению авторов подсказанных впечатлениями от "Сталкера", я почему-то вспоминаю молодых людей из перенаселенной, жаркой, далекой Калькутты. У них там, наверное, существуют свои мифы, но они не заморочены нашими. Поэтому их суждение о выдающемся советском фильме, конечно же, можно посчитать примитивным - оно же основывалось только на том, что им показали, а они увидели. Без заморочек. Пытались и мне втолковать. Но не тут-то было...

Заключительный эпизод на тему "Тарковский и я" относится к периоду, когда приближалось 50-летие Андрея Арсеньевича. Уже года четыре я был главным редактором журнала "Советский экран".

"А что, если отметить юбилей?" - спросил я сам себя.

Тарковский в это время уже прочно осел за границей, возвращаться не собирался, имя его в советской печати называть перестали. Если опубликую соответствующий материал, рассуждал я, то рискую вызвать гнев начальства. Это с одной стороны. Но с другой, как журналист и руководитель издания, я отлично понимал, какой грандиозный интерес вызовет у читателей такое выступление. Я прикидывал: надо рискнуть, может быть, накопленного авторитета хватит, чтобы не быть уволенным сразу. Пусть творчество Тарковского - не то единственное, что бы я взял с собой на необитаемый остров, но в данном случае это к делу не относится. Все вокруг давно считают, что он великий режиссер, и не к лицу кинематографическому журналу пройти мимо такого события... Журналист во мне победил.

- Андрей Маркович, - спросил я нашего штатного обозревателя Андрея Зоркого, - не взялись бы написать большой очерк о Тарковском, ему скоро пятьдесят?

- А вы напечатаете? - не поверил он своим ушам.

- Конечно, что за вопрос.

Зоркий был человек талантливый, он написал много и хорошо. Все было опубликовано. "Советский экран" оказался единственным органом печати, который столь пространно и достойно отметил славный юбилей. Все остальные промолчали. Только "Искусство кино" и "Спутник кинозрителя" скромно поместили по фотографии и коротенькому дежурному поздравлению.

А спустя лет пять в журнале "Дружба народов" появляется вдруг статья, в которой черным по белому написано, что о 50-летии Тарковского в отечественной печати не было ни строчки. Сочинив письмо, устанавливающее истину, я отправил его в журнал главному редактору С. А. Баруздину. Там корчились примерно полгода, не желая признавать свой ляп, но все-таки опубликовали, сопроводив корявым, с передержками и ошибками, комментарием. Я приведу здесь свое послание, ничего не меняя. В нем не только отражена суть вопроса, но и видно время, в которое письмо появилось:

"Уважаемый Сергей Алексеевич! Будучи давним читателем "Дружбы народов", не менее давним подписчиком журнала, много раз испытывал я чувство удовлетворения, знакомясь с теми или иными публикациями Но теперь должен поделиться огорчением, которое принес N1 за этот год. В нем опубликован очерк Виктора Лойши "Такое кино", в котором изложена точка зрения автора на творчество и судьбу Андрея Тарковского.

Есть в очерке такое место: "Свое пятидесятилетие Тарковский отмечал 4 апреля 1982 года в Риме. Ни "Советский экран", ни "Искусство кино", не говоря уже о менее специальных изданиях, не поместили ни строчки по этому поводу".

Поскольку в указанный период именно я был главным редактором журнала "Советский экран", то, естественно, знаю, что если открыть N7 "Советского экрана" за 1982 год (он поступал к подписчикам в первых числах апреля, то есть именно к юбилею Тарковского) то в нем можно обнаружить на стр. 14, 15, 16. 17 очерк Андрея Зоркого "Притяжение земли" под рубрикой "Портрет мастера". Тут не одна, а целых 413 строк о творчестве Андрея Арсеньевича и, кроме того, там помещены его большой фотопортрет и кадры из фильмов "Каток и скрипка", "Иваново детство", "Сталкер", "Зеркало", "Андрей Рублев", "Солярис", то есть из всех, что были поставлены им к тому времени.

Приведу заключительные строки этой нетривиально объемной для тонкого журнала публикации:

"Андрею Тарковскому 50 лет.

Двадцать лет звучит в кинематографе его имя. И все эти двадцать лет он остается художником дискуссионным - в самых разных аудиториях.

В спорах с ним и о нем часто слышится: о сложном надо уметь говорить просто. А он всю свою жизнь в искусстве совершает прямо противоположное: он говорит сложно о простом, вечном, изначальном, без устали стремясь открывать в предмете или явлении суть и нравственную основу. Не в том ли и состоит одно из самых высоких предназначений искусства?"

Увлекшись темой, В.Лойша, видимо, решил для ясности упростить проблему, выпрямить параболу, которая привела Тарковского в эмиграцию. Но жизнь сложнее... Оказывается, не только В.Лойша и его "маленький и глубоко провинциальный сибирский Томск" умели отдавать должное "делам и трудам художника".

Воздав хвалу своей и томичей прозорливости, В.Лойша как сотрудник редакции свидетельствует, что главный редактор областной томской газеты "Красное знамя" тогда, в 1979 году, потребовал, "чтобы ни одной строчки о Тарковском в газете не появлялось". И не появилось. Во времена более крутые и в ситуации более запутанной, то есть в 1982 году, идею главного редактора "Советского экрана" дать очерк к 50-летию Тарковского поддержал и коллектив редакции, и редколлегия. Очерк был написан и опубликован.

Не думаю, что В.Лойша сознательно прибег к инсинуации. Можно предположить, что он просто поддался гипнозу повсеместно повторяемой версии, согласно которой, как размашисто сформулировано в очерке, Тарковского "буквально выпихивали в эмиграцию". Не будучи достаточно осведомленным во всех деталях этой печальной истории, он, к сожалению, еще и не потрудился проверить достоверность того, о чем пишет.