Даже Смерть знает мое имя 3 - Евгений Валерьевич Решетов Страница 62

— Вот и хорошо, — пробормотал я, удовлетворённо глянув на мёртвую тушу. — Теперь посмотрим, что там написала моя матушка.

Я развернул переданный ею пергамент и увидел буквы языка ящеров. Они складывались в слова, говорящие о том, что Императором станет достойный претендент, а не какая-то тупая ящерица.

Ага, если я оставлю тут данное послание, то Гаруш посчитает, что моя скромная персона решила поинтриговать вокруг престола империи. Он же поймёт, что именно я грохнул Кхаруша, ведь у нас договор. И что будет делать Гаруш, решив, что я ввязался в дело престолонаследования? Вероятно, он попробует связаться со мной, а то и пожаловаться своему богу-покровителю. А оно мне надо? Нет. Мне ещё рано с богами связываться.

Придя к этой мысли, я смял послание и вернул его в карман.

Конечно, мою матушку не обрадует этот поступок, но я крайне, крайне сомневаюсь в том, что буду играть в её игры. Всё внутри меня девятым валом восстаёт против подобных интриг. Но, конечно, надо всё хорошенечко обдумать.

Пока же я вызвал «Дверь Богов» и перенёсся в свои покои, выделенные мне в особняке князя. В этом мире за окном так же царила ночь, а по стеклу били капли дождя. Грохотал гром и сверкали молнии, разрезая чёрное небо, затянутое толстыми, неповоротливыми тучами.

Я подошёл к двери, открыл её и увидел в коридоре Бульдога, мирно посапывающего на стуле. Ему даже не мешал шум ненастья.

— Бульдог! — гаркнул я, топнув ногой.

— Я не сплю! Не сплю! — испуганно выдохнул он, вскинув голову и механическим движением смахнув тонкую струйку слюны, протянувшуюся от угла рта к плечу.

— А ты чего тут сидишь? Опять меня караулишь?

— Ага, господин, — кивнул он. — Княжна просила передать, что приглашает вас рано утром на совет.

— Ладно, зайду может быть, если буду в состоянии, — отмахнулся я и приказал бывшему охотнику: — Неси лучшее вино, что есть в подвалах князя. Передо мной стоит серьёзная задача, в которой без бутылки не разобраться, а то и без нескольких бутылок. Неси сразу десяток и закуски какой-нибудь найди.

— Будет сделано! — послушно выдохнул он и умчался выполнять мой приказ.

Вернулся Бульдог через полчаса. И пришёл он не один, а с тремя заспанными служанками, несущими подносы со всякой всячиной, типа сыра, колбас и прочей закуски.

Служанки быстро накрыли на стол прямо в моей спальне, а потом удалились, благоговейно посматривая на меня.

Бульдог тоже хотел уйти, но я решил, что одному пить — это не комильфо, потому приказал ему остаться. Он уселся на кресло, а я рукой показал ему «наливай». Тот набулькал себе и мне, после чего я начал размышлять над тем, что делать с матерью. И свои мысленные рассуждения я сдабривал вином и задумчивыми восклицаниями, перемежаемыми с глубокомысленным хмыканьем.

Бульдог после каждого моего звука согласно кивал и вздыхал, не забывая, впрочем, глотать вино и подливать его в бокалы.

Вино не затрудняло мой мыслительный процесс, а наоборот — будто подстёгивало его. Я и так, и эдак смотрел на то, что произошло в пирамиде моей матушки. И в итоге понял, что счастливого финала в этой эпопее не случилось. Да, я нашёл мать, но она оказалась уже совсем другим человеком. Да и в принципе я с самого начала ошибался, когда рисовал себе её образ. Она ещё тогда, много лет назад, задумала сделать из меня орудие для борьбы с ящерами. Да, именно орудие. Такое орудие, которое будет беспрекословно слушаться её. Даже сейчас, когда я спустя кучу лет узнал о том, что она выжила, матушка вместо того, чтобы как-то наладить со мной контакт, сразу же принялась командовать. Она была искренне уверена в том, что я тотчас начну послушно выполнять все её приказы. Но с хрена я должен так поступать? Ведь если откинуть всю мишуру, то в сухом остатке останется только обманутый парень, не только прошедший тяжёлый жизненный путь, но и отказывающей себе чуть ли не во всем лишь бы прийти к своей цели. А цель-то оказалась ложная. Да и моя матушка, будто бы оказалась ложной, совсем не такой, какой я её себе рисовал.

Всё это я после четвёртой бутылки и поведал Бульдогу, чьё лицо уже порядком раскраснелось, а глаза пьяно поблёскивали в свете настольной лампы, освещающей небольшой клочок спальни.

— Я вот вам чего… ик… скажу, господин, — промычал мой эмиссар, вытерев губы рукой. — Вот жена моя бывшая помыкала мной и использовала, а када надобность во мне отпала, так ушла к другому. Ну вы помните… А потом чего случилось-то… Вернулась она ко мне, да я уже осознал, что нет в моей груди любви к ней. Была лишь зависимость и некая… ик… благодарность, что, мол, выбрала она меня. Вот и у вас что-то эдакое.

Он пьяно покрутил рукой, изображая «эдакое».

— Да, ты прав, во мне нет никакой любви к ней! — выдал я, вполуха выслушав Бульдога. По большей-то части я был погружен в свои мысли. — Действительно, нет. Я ничего к ней не чувствую, кроме разочарования. Даже гнев поутих.

— Однако же она мать, — глубокомысленно изрёк бывший охотник, воздев палец. — Но опять же… должны ли вы ей что-то? Ох не знаю. Вы и так столько для неё сделали. Небось, это она теперь должна вам. Вы всю жизнь положили на то, чтобы отомстить за неё или спасти. И не ваша вина, что ни того ни другого делать не пришлось.

— Офигеть, Бульдог, да в тебе скрыт шикарный психолог. Ты можешь отбить у человека любое чувство вины! — восторженно сказал я и залпом допил очередной бокал вина. — Я ей ничего не должен. А раз я ей ничего не должен, то с какого хрена мне ей помогать? Ведь у меня пока нет никакой причины встревать в дела ящеров. Развал их империи займёт много времени и отнимет кучу сил. А у меня своих дел куча.

— Вот-вот, — покивал Бульдог, сонно хлопая глазами.

— Мне надо этот мир опутать своими храмами, привить веру в меня, найти эмиссаров, обучить их, прокачать, отыскать для себя крутые божественные магоформы, да и вообще… у меня, в конце концов, есть свои прямые обязанности бога смерти. Эй! Ты не спи!

— Вот-вот, — снова покивал бывший охотник, резко