Иван Петров - Томчин Страница 63

Наши труды не пропали даром. На пятый день от начала осады к нам перебежало целых тридцать тысяч канглов в полном вооружении, во главе с дядей хорезмшаха – Тугай‑ханом. Похоже, это у них в национальном характере сидит: предавать тех, кто доверил им свою защиту. Мы приняли перебежчиков с распростертыми объятиями. Сформировали три дивизии, переназначили командиров. Мне еще город и цитадель штурмовать. Город уже не пришлось, на следующий день он открыл нам свои Молитвенные ворота. Парламентерами были местный кади и шейх‑уль‑ислам. Я распорядился к каждому священнослужителю в городе приставить телохранителей. И к законоведам, и к ученым мужам. Во избежание повторения Бухары.

Поскольку примерно шестьдесят тысяч воинов Мухаммеда и двадцать тысяч канглов опять предпочли раствориться в народе, пришлось вновь выгнать всех на природу, за стены и тщательно прочесать город. Заодно мои венгры составляли опись имущества, предполагаемого к изъятию. Искомые восемьдесят тысяч вояк были отделены от чистых, к ним были добавлены тридцать тысяч мастеров по спискам, составленным руководителями гильдий. Тем была прогарантирована личная безопасность, сохранение их статута и места жительства за проведение серьезной и вдумчивой работы. Нас интересовала серединка: не самые умелые, но и не полные бездари. Отобранные ремесленники сразу, в сопровождении венгров и дивизии охраны, были отправлены в Монголию с обозом. Кто хотел, брали семьи и барахло.

На этом наши дела не закончились. Семьдесят тысяч землероек приступили к избирательному прогрызанию стен и ворот, окружавших город, а десять тысяч добавились к тем восьмидесяти, что просто подрывали цитадель. Тридцать тысяч канглов и Бухарская дивизия охраняли всю эту толпу, посменно проводя атаки на цитадель. Которая плевалась, шипела и не желала покоряться. Параллельно шли формирование нового руководства города, сбор ежегодной дани хорезмшаха, подготовка следующих обозов. Все были при деле. Землекопы лишили цитадель водоснабжения, перекрыв канал. На такой жаре все решали часы. Мы открыли пасть, рассчитывая скушать обезвоженные тушки защитников, а они пошли на прорыв, проскочили между зубов и ушли в пустыню. Где‑то около тысячи. Остальные сдались.

Труженики лопаты тут же приступили к разрушению цитадели. А мы разоружили тридцать тысяч канглов Тугай‑хана и перебили их. Не люблю предателей. Еще двадцать тысяч кипчаков, взятых в городе, продолжали копать и ломать, испуганно оглядываясь. Трудитесь, ребята, привыкайте, у вас еще будет работа. Бухарская дивизия спокойно справлялась с охраной и в помощи не нуждалась. Этап был завершен.

Просидев в Самарканде месяц, в ожидании результатов от Чжирхо и Зучи, приступил к формированию туземных дивизий местного ополчения. Конных дивизий. После разгрома воинства Бухары и Самарканда у нас на руках осело такое количество воинского обмундирования, доспехов, оружия, что монголам этого хватило бы на сто лет. Насмотревшиеся на нас горожане и прочие поселяне из окрестностей, бояться до ужаса перестали, но особого желания вступать во вновь формировавшиеся дивизии не испытывали. Гражданский народ.

У меня накопилось сто шестьдесят тысяч землекопов, а у них появился новый взгляд на прошлую жизнь и существующие реалии. В течении двух недель я получил десять дивизий туземной кавалерии, с моим командованием во главе, и шестьдесят тысяч прочих разных. Такое соотношение меня вполне устраивает. Отрарцев и канглов призыв не касается. Обжор берем только рядовых. Первая бухарская переживает, они об землекопов ноги свои боевые вытирали, а тут чуть ли не вровень с ними теперь стоят. Через командиров передал, успокоил. Гвардейской туземной сделал и, сразу, восторг в глазу, лихость в посадке. Осталось воевать научиться. Если мои еще потянут, придется к учениям приступать. Работы в этом году полно. Да, еще, разрешил всем желающим выкупать любого из шестидясятитысячников, кроме тех же отрарцев и канглов. Недорого, всего двести серебряных дирхемов за голову. А желающих не оказалось. Ничего, может, мне еще пара дивизий потребуется, судьба – она такая, всем шанс дает.

Наконец то Зучи завершил свой поход. Достигнув Джента, он привычно выслал парламентера, привычно получил отказ и, все‑таки, решил задуматься. Стены‑то у города высокие, сил же для драки у наследника почти не осталось. А за стенами трясутся горожане, только на их высоту и рассчитывающие, а в остальном – вполне мирные и добропорядочные люди, никак не заслуживающие резни и истребления. В общем, как и задумано матушкой природой, силы нет – ума надо. Повезло нам, не очень долго думал, и придумал просто гениальный ход. Лестницы! Остальное время было потрачено на их изготовление. Как только запас этих средств достиг критической величины (не знаю, какой – у Зучи свои критерии), он пустил их в ход и приказал монголам перелезать по ним в город.

Горожане с ужасом наблюдали, как воины наполняют улицы любимого городка, но ничего враждебного не предпринимали. Наконец, открыли ворота и добрый Зучи на коне их посетил. Фантазии Зучи еще хватило на то, чтобы все население выгнать за стены, пока его герои семь дней проводили беглый досмотр имущества. Хорезмский процент был отложен и отправлен на Родину, а до остального я докапываться не буду. Слава богу, что хоть все живы с обеих сторон. Зучи там еще долго находиться, контролируя из этого центра все прилегающие окрестности и приводя к покорности мелочь, которую мы просто не заметили. Под конец хочу его похвалить. Не стал пыжиться и изображать из себя мудрого всезнайку, а назначил управителем города кого‑то из местных торговцев, Али‑ходжу, перешедшего к нам на службу. Может петь себе дифирамбы, будущий повелитель мира.

Чжирхо, в Ходженте, наверное, долго смотрел на воду, мечтая добраться до Тимура. А Тимур ему навстречу не шел. Тогда Чжирхо решил выпить море и стал строить мост к острову. Почти пятьдесят тысяч ополченцев за двенадцать километров таскали камни и сбрасывали их в реку, неприятно приближаясь к осажденным. Ну, не все так страшно, по цепочке работали, а не карячились в одиночку с каждым камнем. Их труды возымели действие: Тимур с приближенными на лодочке бежал с острова, а крепость сразу сдалась. Ниже по течению стоит город Бенакет, к тому времени тоже захваченный нами, и там реку перегораживала цепь. Тимур и ее преодолел, продолжил свое путешествие. Но еще ниже находится город Джент и мой Зучи, соответственно, перегородивший реку уже понтонным мостом. Здесь нервы у мореплавателя сдохли окончательно, из лодки вылез, рванул в пустыню. На коне, конечно, а то бы догнали. Зучи ловил, но погоня вернулась ни с чем. Железный парень этот Тимур, бегает хорошо.

Пока Чжирхо, после взятия города, соревновался в остроумии с водоплавающим Тимуром, Тохай взял пять тысяч конных и продолжил выполнение поставленной мною задачи – осадил Бенакет. В нем засело пять тысяч кипчаков‑канглов, что приятно меня порадовало, когда я слушал отчет Чжирхо. Четыре дня эти канглы изображали из себя защитников отечества, сидя за стенами города, а на пятый объявили о капитуляции и растворились среди городского населения. Пришлось выгнать всех за стены города и аккуратно отсортировать. Далее все выловленные канглы были отправлены на работы по стандартному разрушению стен и ворот, а по завершению процедуры – уничтожены. Еще до выхода в поход я отдал приказ: по возможности не брать их в плен, как родственников и соплеменников Теркен‑хатун. Приказ был выполнен. Части Чжирхо выступили на соединение с моим корпусом.

Глава 24

Вот и все. Нет больше опасности для Монголии, долго не оправится Хорезм от нанесенного удара. А когда оправится – другие будут времена, другие люди. Все так, конечно. Все так…

Послевоенная судьба СССР. Есть такая тенденция у правителей стран‑победителей – вырождаться. До сих пор в груди живо ощущение нашей общей вины. Глаза ветеранов. Где‑то с начала восьмидесятых, когда домоуправы и прочие организаторы очередей переименовали их в ветеранов ВОВ. Хуже бы воевали – пили бы баварское… Тогда тоже трудно было представить, что за двадцать лет можно воспитать целое поколение холуев.

Можно, конечно, завоевать весь Хорезм. Долго, наверно, и крови пролить придется немеряно. А затем частями, по мере замирения и привыкания к жизни по нашим законам, включать территории и население в общий союзный состав. Будущих правителей втянуть в гонку завоеваний, дать идею на десятилетия, план, карту. Расписать все на годы вперед. Не до внутренней тирании будет, расширять и удерживать пределы придется. На войне чужой крови хватает, свою надо бы и поберечь. Пока суд да дело, законы наши укрепятся, привыкнут к ним люди, иначе уже не смогут.

Ладно, сейчас‑то что делать? А что непонятного? Убить или (лучше) поймать Мухаммада, уничтожить центр управления, главнокомандующего и – просто плохого человека. Почему плохого? Труса ты из него сделал, а в остальном он – стандартный средневековый сатрап. Потому что из‑за него я здесь. В быту такие и через тысячелетия не переведутся. В чем‑то он даже лучше ублюдков, дорвавшихся до власти от сохи и грабящих страну, как ларек у выхода из метро. Кругозор пошире, цели попристойней, все‑таки – царем воспитывали. Народ местный жил. Несправедливости навалом, поскрипывал, постанывал, но – жил. Шагу бы сюда не сделал, если бы не Мухаммад.