Неизвестно - Яковлев А. Сумерки Страница 7

И пришел к глубокому убеждению, что октябрьский пере­ворот является контрреволюцией, положившей начало созда­нию уголовного деспотического государства российско-ази- атского типа.

Дать точное определение характера российской государ­ственности, сложившейся после октябрьского переворота, очень трудно. Исторически власть впитала в себя психоло­гию княжеских уделов и дворянских гнезд, тяготение к Евро­пе и азиатское влияние, военизированное сознание и крепо­стничество — всего понемногу. Общественной мысли еще долго придется изучать весь комплекс образующих факто­ров — политических, экономических, нравственных, про­странственных, которые имели решающее или опосредован­ное влияние на характер власти и народа, на его обычаи, привычки и общую культуру, на его свободомыслие, равно как и на истоки рабской психологии.

Радикальные представители интеллигенции не возлагали особых надежд на революционные действия масс по причи­не их, как они говорили, извечной покорности. Но эта же по­сылка подвигла российских радикалов к идее об использова­нии «покорного равнодушия» народа для переворота через индивидуальный террор. Надо уничтожить верхушку прави­телей, и массы спокойно примут новую власть. Так рассуж­дал российский якобинец Ткачев в своем журнале «Набат». Другой предшественник большевиков Нечаев создал тайное общество «Народная расправа». В книжке «Катехизис рево­люционера» он призывал к «повсеместному разрушению» и разрыву с устоями цивилизованного мира. Разбойничий мир в России он считал единственной революционной силой.

В эти же годы в Россию импортировали марксизм с его идеями насилия, насильственных революций, диктатуры пролетариата, классовой борьбы, агрессивного атеизма, от­рицания гражданского общества и частной собственности. Русские социалисты-радикалы, воспитанные на идеях Ткаче­ва, Нечаева, Бакунина и народовольцев, соединили идею ин­дивидуального террора с марксистскими проповедями наси­лия как условия победы пролетарской революции. Корень беды в том, что помощнику присяжного поверенного Улья­нову, получившему известность под кличкой Ленин, удалось создать профессиональную группу боевиков, «партию бар­рикады», «захвата власти». Он ловко использовал модные идеи конца XIX века — идеи революционаризма Каляева, Ткачева, народовольцев, анархистов, сумел приспособить их к своим целям. Ленинская экстремистская группировка, на словах осудив индивидуальный террор, взяла на вооружение политику «массовидности террора» — так ее сформулировал Ленин.

Инструкции Ленина по террористической деятельности весьма обстоятельны и определенны. Вот одна из них, отно­сящаяся к осени 1905 года.

«Отряды, — писал он, — должны вооружаться сами, кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога, веревка или веревочная лестница, лопата для стройки баррикад, пироксилиновая шашка, колючая проволока, гвозди (против кавалерии) и пр. и т. д.)... Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взры­вы полицейских участков, освобождение арестованных, от­нятие правительственных денежных средств для обращения их на нужды восстания...»

Меня часто спрашивают, когда произошел ощутимый пе­релом в моем сознании, когда я начал пересматривать свои взгляды на марксизм-ленинизм и советскую практику? Это сложный процесс, мучительный процесс. Я не верю в одно­моментные прозрения. Я постоянно метался между эмоция­ми и разумом. Да и трудно расставаться с тем, во что ты ве­рил. Я еще вернусь к этой проблеме.

Первые тревожные колокольчики зазвенели еще в войну, которую я ненавижу всей душой и всем моим сознанием, ибо она убила миллионы мальчишек — моих сверстников, а я остался до конца дней своих инвалидом.

Но сомнения — лишь одна часть формирования оценок. Только проштудировав заново первоисточники «вероучите­лей», я понял (в основных измерениях) всю пустоту и нежиз­ненность марксизма-ленинизма, его корневую противоре­чивость и демагогичность, его античеловечность. Это дья­вольская ложь, обманувшая миллионы людей. Вот что пишет А. Богданов о марксизме: «Скажите, наконец, прямо, что такое ваш марксизм, наука или религия? Если он наука, то каким же образом, когда все другие науки за эти десятиле­тия пережили огромные перевороты, он один остался неиз­менным? Если религия, то неизменность понятна; тогда так и скажите, а не лицемерьте и не протестуйте против тех, кто остатки былой религиозности честно одевает в религи­озную терминологию. Если марксизм истина, то за эти годы он должен был дать поколение новых истин. Если, как вы ду­маете, он не способен к этому, то он — уже ложь».

Я согласен с этим. Мы привыкли к объединенной форму­ле «марксизм-ленинизм». Но в ней нет единого содержания. Такого единого учения нет, хотя лексика порой схожа. Марк­сизм — одна из многих западных культурологических кон­цепций позапрошлого века. Ленинизм — политическая плат­форма, сконструированная из разных концепций, как воз­никших в России, так и импортированных из-за рубежа. На основе этой мешанины возникло новое учение — больше­визм — идеологическое, политическое и практическое ору­дие власти экстремистского толка.

Российский большевизм по многим своим идеям и проявле­ниям явился прародителем европейского фашизма. Я обра­щаю на это внимание только потому, что мои первые сомне­ния и душевные ознобы были связаны вовсе не с марксизмом- ленинизмом, которого я толком еще не знал, а с советской практикой общественного устройства. И большевизм, и фашизм руководствовались одним и тем же принципом управления государством — принципом массового насилия — физического, политического, экономического, духовного. Боль­шевистская система показала свою некомпетентность и ан­тичеловечность во всех областях жизни. В результате Россия во многом потеряла XX век.

Как я уже упомянул, с самого начала Ленин замышлял партию как своеобразную секту с железной дисциплиной «бойцов». Главная ее особенность — это жесточайшая цент­рализация. Образовалась секта Вождя. Ее политические цели на самом деле были целями Вождя. Уже при подготовке II съезда партии (1903) организационный комитет, состояв­ший в основном из сторонников Ленина, проводил жесткую селекцию представителей местных организаций. Сохрани­лось много документов на этот счет. Тех, кто проявлял хоть малейшую самостоятельность, на съезд не допускали. Так случилось, например, с Воронежским комитетом РСДРП, ко­торый осмелился заявить, что оргкомитет съезда работает по принципу «кумовства», взял на себя роль «искоренителя ере­сей», «опричника социал-демократии». В заявлении воро­нежцев говорилось, что охота за ересью привела «Искру» (газета Ленина) к применению излюбленного средства всех охранителей — к плетке. Правда, не ременной, а моральной, вместо проволочных наконечников на ней привешены ярлы­ки — экономизм, эклектизм, оппортунизм. В заявлении под­черкивалось, что подобная деятельность ведет к олигархиче­скому управлению партией.

Воронежцы оказались провидцами.

Вскоре после октябрьской контрреволюции Ленин пере­именовал социал-демократическую партию в коммунистиче­скую и ликвидировал все партии социалистического направ­ления вместе с их газетами и журналами. Ничего неожидан­ного в этом нет. Еще 23 июля 1914 года Ленин открыто заявил: «С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демо- кратом и становлюсь коммунистом». С тех пор и началась активная коммунизация партии, а потом и советского обще­ства. Сталин назвал РКП(б) «орденом меченосцев». Гитлер назвал НСДАП «рыцарским орденом». Но еще в 1919 году Троцкий заявил, что введением в армии института военных комиссаров «мы получили новый коммунистический «орден самураев».

Одной из самых распространенных сказок о Ленине явля­ется сказка о его скромной жизни, простоте, постоянной бедности, жизни впроголодь. Ложь это. Как известно, Ленин без устали клеймил кровавый царский режим, ужасающие условия, в которых жили политзаключенные и ссыльные. Но вот Надежда Крупская оставила весьма любопытные воспо­минания о проживании этой пары в ссылке, в сибирском се­ле Шушенское.

«Владимир Ильич за свое «жалование» — восьмирублевое пособие — имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья — и то считалось, что дорого платит. Правда, обед и ужин были простоваты — одну неделю для Владимира Ильи­ча убивали барана, которым кормили его изо дня в день, по­ка всего не съест; как съест — покупали на неделю мяса, ра­ботница рубила купленное мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на целую неделю. Но молока и шанег было вдо­воль и для Владимира Ильича, и для его собаки... Мы пере­брались вскоре на другую квартиру, полдома с огородом на­няли за четыре рубля. Зажили семейно... Владимир Ильич был страстным охотником, завел себе штаны из чертовой ко­жи и в какие только болота не залезал. Ну, дичи там было. В апреле 1899 г. он получил от матери охотничье ружье, по по­воду которого пишет, успокаивая мать: «Насчет ружья ты опасаешься совсем напрасно. Я уже привык к нему и осто­рожность соблюдаю». Он просит семью прислать ряд пред­метов. Зимой Ленин катался на коньках».