Царь Горы, или Тайна Кира Великого - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 7

умерших людей будут подвергнуты суду, который будет вершить Ахурамазда, единственный бог на небесах. Праведные души будут поселены в прекрасных садах, а все грешные сгорят в очистительном огне. Этот Зороастр проповедовал, что вся земля стала полем великой битвы, которую ведутАхурамазда и его добрые духи, язаты, против сил тьмы, возглавляемых Ариманом и его дэвами. Ариман и его слуги тоже были созданы Ахурамаздой, но отложились от своего создателя и объявили ему вечную войну. Зороастр пытался убедить своих слушателей, что нет никаких богов и богинь, вершащих судьбу человека. Никто в небесах или в подземном царстве не вьет нитей жизни. Нет и всесильного случая, а человек является полным хозяином своей судьбы и сам своими поступками выпрямляет или запутывает свои пути. Наконец человек сам волен выбрать себе сторону в великой битве между злыми и добрыми духами и тем самым решать и судьбу всего мира и судьбу своей собственной души, когда она после смерти двинется по мосту, перекинутому через темную пропасть, в обитель блаженных. Сам Зороастр окончил свои дни так: его племя повздорило с другим племенем, и он был убит ударом копья.

Мидяне и персы не верили и до сих пор не верят в судьбу и предопределение. Меня это невежество очень удивляло и забавляло. Я, в ту пору сам юнец, посчитал их очень юным и неискушенным народом. Что стоит любому человеку с ясным рассудком заметить власть судьбы! Разве мой отец сам определил срок своей жизни и способ, когда и как ему умереть? И разве мне дано было выбрать себе достойную судьбу? Разве я мог повелеть своему отцу: сделай так, чтобы магистрат не наложил опеку на твое имущество, решив “облагодетельствовать” твоего единственного сына, а просто по закону оставил все мне.

Вера мидян и персов изумляла меня, забавила и, вдобавок, чем-то тревожила. Чем -- я не мог понять. Порой я даже вел мысленные беседы с Киром, стараясь высмеять его. “Знал ли твой Зороастр, из-за чего примет смерть? Ты не веришь, что Судьба властвует над тобой, а ведь Посланник твоей Судьбы ждет от нее последнего приказа. Ты еще ничего не знаешь, ты, может быть, стоишь великие замыслы, а из Дамаска в тебя уже нацелена губительная стрела. Я, Кратон, и есть доказательство того, что от Судьбы тебе никуда не уйти!”

Признаюсь: мысль о том, что во мне воплощена вся губительная и неотвратимая сила Мойр*, наполняла меня гордостью. Я бродил по базару Дамаска, представляя себя не просто Посланником Скамандра, не просто Болотным Котом, а посланцем немилосердного и всесильного божества. Значит,-- столь же всесильным, как оно само.

И вот однажды под вечер, когда я, погруженный в такие мысли, в очередной раз проходил через ворота базара, меня окликнули:

-- Добрый человек! Купи на ужин зайца.

Я оглянулся. Какой-то бедняк-простолюдин стоял, привалившись к вратному столбу, а там было условленное место встречи.

-- Продам всего за два обола,-- добавил он еще два важных слова.

Урочный час настал.

“Бедняк”, не сделав ни шага навстречу, важно принял от меня плату и протянул мешок. Дома из этого мешка вылез на циновку заяц с надрезанным ухом.

Я спрятал длинную веревку, которой была обвязана гороловина мешка, как вещь ценой не в два обола, а в один золотой талант, потом вышел из орода и в придорожном кустарнике вырезал себе палку толщиной точно в размер медного медальона, висевшего у меня на груди. Вернувшись обратно, я на эту палку туго намотал веревку, и тогда буквы, начертанные на ней едкой киликийской охрой, сложились в повеление Скамандра:

“УЧИТЕЛЬ ТОРОПИТ.

К НОЧИ ЗА ТВОЕЙ СПИНОЙ ДОЛЖНО ОСТАВАТЬСЯ НЕ МЕНЕЕ

ПОЛУТЫСЯЧИ СТАДИЕВ.

ГЕРАКЛ ДА ХРАНИТ ТЕБЯ!”

Итак, первой жертвой большого замысла стал корноухий заяц, которым я подкрепился перед дорогой. Утром я купил себе не слишком породистого, но выносливого жеребца, затем -- короткий меч, который спрятал в дорожной суме, и собрался в путь, не принося жертв никаким богам. Ведь действенными считались только жертвы, принесенные по эллинским обрядам. Как лже-арамеец я не мог обманывать богов, а как эллин не мог выдать, даже тайно, своего происхождения.

Я покинул Дамаск в третий день весеннего месяца, называемого в тех краях нишаном. Путь предстоял дальний и нелегкий. Но я был так воодушевлен и чувствовал в себе такую легкость, что жеребцу ничего не стоило нести меня. Сам бог Аполлон, принявший мои жертвы в Милете, уберег меня в дороге от разбойников, зверей и болезней. Для бога эллинов я оставался эллином.

Рек Вавилона я достиг даже раньше срока и смог полюбоваться их величием. Сам баснословный город мне пришлось обойти стороной, хотя и не терпелось посмотреть на его стены, словно бы возведенные древними титанами, на его храмы, упиравшиеся своими башнями в небеса, и на его висячие сады, похожие на волшебные облака. Вавилон таил для посланника Судьбы слишком много опасностей и искушений, а сама Судьба, как известно, не терпит отсрочек.

И вот как-то, преодолев уже более половины пути, я за городом Ниппуром остановился переночевать на одном постоялом дворе. То дорожное пристанище было ничем не хуже и не лучших прочих. Хозяин принял меня любезно, велел слуге отвести коня в стойло. Присмотревшись сначала к коню, а потом, когда я убрал с лица пропыленную материю, и ко мне, он сам подал мне воду для омовения и сказал:

-- Добрый путник может получить свое блюдо отдельно. Но хозяин рад пригласить его за общий стол. Сегодня боги послали ему знатных гостей. У меня остановился нынче богатый иудей со своим товаром. А еще -- ученый человек из Тысячевратного. А третий гость -- торговец сырым железом из Армении*. Он возвращается домой из Персиды и Кармании. Все трое будут вести разговоры за общей трапезой. Добрый путник сможет услышать много новостей.

Поначалу я хотел уединиться, но услышав про Персиду, насторожился и сам пристальо посмотрел на хозяина. Тот опустил взгляд.

Так четверо чужеземцев оказались за одним столом. Арменин хотел показать себя и не скупился на лучшие блюда. Хозяин подавал ему и фазанов, и оливки, привезенные из Пелопонесса, и больших рыб, привезенных