Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Александра Леонидовна Баркова Страница 7

Посмотрим теперь на вражеские земли.

Общая историческая корреляция уже обозначена — это вторжения гуннов, монголов и османов. Приведем несколько наиболее красивых географических «цитат». При расчете широты (но не долготы!) Мордора и, в частности, Ородруина на основе указанного письма Толкина вулкану Саурона соответствует Везувий. При историко-географическом подходе Мордор вполне вписывается в границы Малой Азии (очертания полуострова чрезвычайно напоминают периметр мордорских гор; факт, который почему-то пропустили цитируемые нами исследователи), Элентирмо отмечает, что мордорскому внутреннему морю Нурнен соответствует малоазийское соленое озеро Туз. Он же пишет о географическом аналоге пиратского Умбара — это сходный с ним и по расположению на карте, и по роли в истории Алжир.

Но с Умбаром дело обстоит сложнее.

В Приложениях к «Властелину колец» говорится про большой мыс, закрывающий Умбар, и залив, глубоко вдающийся в сушу. Это подозрительно напоминает очертания Испании в районе Кадиса. К этому мы еще вернемся, когда речь пойдет о юности Арагорна и его рейде на Умбар. Но можно предполагать, что за образом умбарских корсаров стоят не только и не столько алжирцы, сколько морские противники англичан — испанцы, а Умбар, таким образом, оказывается аналогом Испании, но перенесенным далеко на юг.

Впрочем, само слово «корсары» применительно к Умбару (в большинстве русских переводов стоит «пираты») оказывается маркером совсем другого исторического прототипа. Слово «корсар» — французское, синонимичное слову «капер» (то есть морской разбойник, грабящий суда вражеской страны и отдающий часть добычи королю). Жертвами французских корсаров вплоть до эпохи наполеоновских войн становились не только испанцы, но и англичане. Позже термин «корсар» стал обозначать турок и слился с понятием «пират». От алжирцев и турок у умбарцев будут их галеры с рабами (точнее, это алжирский галиот, то есть парусная галера). И все же, используя применительно к Умбару слово «корсары», а не «пираты», Толкин подчеркивает тем самым, что это государство, ведущее необъявленную войну против Гондора, и это именно стратегия, а не хаотичные набеги морских разбойников. Умбар — родственная Гондору культура (обе страны основаны нуменорцами), как Франция родственна Англии. Итак, умбарские корсары не только алжирцы и турки, это обобщенный образ морских врагов Британии — Испании (давшей Умбару некоторые элементы географии) и Франции с ее корсарами.

Нам осталось проанализировать лишь одно географическое название. Это само слово «Средиземье» (Middle-еarth), которое несомненно вдохновлено названием равнины Мидленд (Midlands), где расположены два региона — Восточный и Западный Мидленд, столицей последнего и является Бирмингем. Итак, мы совершили круг «туда и обратно»: уйдя от окрестностей Бирмингема — мы вернулись к нему.

Мы видим, что карта «Властелина колец» создавалась Толкином на основе трех источников: общий абрис Средиземья опирался на данные палеогеографии, политическая карта — на обобщения средневековой истории Европы, топографическая карта — на карту Англии, причем чем дальше от Шира, тем менее и менее строго коррелируя с земной (превращение береговой линии Малой Азии в цепи мордорских гор — наглядный пример). И при этом в образ любой, даже самой отдаленной страны, неважно — эльфийской, гномьей, человеческой или вражьей, — Толкин добавлял что-то из черт родной Англии, особенно тех краев, где прошли его детство и юность. Таким образом, мифопоэтическое пространство, созданное писателем, оказывается узнаваемым и родным, практически осязаемым, «земным», но измененным ровно настолько, чтобы поверить, что описываемые события происходили давным-давно, в незапамятные времена.

РАСТИТЕЛЬНЫЙ МИР

Еще одна немаловажная деталь, подкупающая своей натуралистичностью (в прямом смысле слова, ибо имеет непосредственное отношение к натуре — природе), — уникальное многообразие растительности, с изумительной точностью и любовью обрисованное и поименованное Толкином во «Властелине колец». Путь героев романа пролегает через шесть природно-климатических зон — от тундры до сухих субтропиков, и на его протяжении встречается множество видов растений, каждое из которых закономерно произрастает в характерном для него ландшафте, окружено действительно ему присущими растениями-спутниками и вовремя, в должные календарные сроки, зацветает. Данные по ботанике Средиземья и ее коррелятах (в тех случаях, когда растение является эльфийским) приводятся в работе Ильи Кучерова «Растительный мир Средьземелья»23. Исследователь подчеркивает, что по количеству упомянутых растений Толкин многократно превосходит авторов, которые традиционно считаются «певцами природы»: так, у Пришвина счет растений идет на десятки, у Тургенева и Толстого — меньше, у Толкина же упоминается около ста пятидесяти видов!

И даже чудесные эльфийские растения неземной красоты оказываются не просто плодом фантазии автора, но имеют близких родственников среди земной флоры: «Я получил большое удовольствие от книги, посвященной растениям полуострова Кейп-Йорк. Я не нашел в ней ничего, что непосредственно напомнило бы мне нифредил, эланор или альфирин; однако причина тому, думается, в том, что в явившихся моему воображению цветах заключен свет, которого не было и никогда более не будет ни в одном растении и который невозможно уловить кистью. Без этого света нифредил мог бы оказаться просто изящным родичем подснежника, а эланор — очного цвета (только, возможно, чуть покрупнее), с солнечно-золотыми или звездно-серебряными цветками на одном растении, иногда сочетающими оба оттенка. Альфирин (“бессмертный”) оказался бы похож на сухоцвет, только не столь сухой и бумажный» (цит. по статье Кучерова).

Толкин воссоздавал не только внешний вид растений, но и их аромат. Пример — бледные цветы недалеко от перевала Кирит-Унгол, от которых исходит запах тления. Описание и вида, и запаха этих растений соответствует средиземноморскому (совпадение по региону) ядовитому (совпадение по принадлежности к «вражескому миру») растению семейства лилейных — птицемлечнику.

Ботанический прототип обнаруживается даже для Белого Древа Гондора. Процитируем работу Кучерова: «“У самой кромки снегов росло молодое деревце… На нем уже распустились листья — продолговатые, изящные, темные сверху и серебристые с изнанки, а среди тонких веток маленькой кроны светилось одно-единственное крошечное соцветие, и белые лепестки сияли, как снег на солнце”. Кроме этого саженца, других подробных описаний дерева во “Властелине колец” нет, но в “Сильмариллионе” есть дополнительные указания на особую форму семян и божественный аромат цветов. Совершенно случайно мне посчастливилось наткнуться на описание действительно очень древнего растения, одного из самых древних цветковых растений на Земле, — Drimys winteri. Оно растет именно на “Заокраинном Западе” — ни много ни мало на Огненной Земле, — исключительно красиво цветет и полностью подходит под морфологическое описание Белого Дерева. Более того, кора этого дерева, известная в английской медицинской литературе XVIII–XIX веков под названием Winter's bark, использовалась в медицине как сильнейшее общеукрепляющее и тонизирующее средство, по силе действия многократно превосходящее женьшень… Толкин… не раз бывал в прекрасном Ботаническом саду в Кью, где это дерево растет в открытом грунте, и мог с ним не раз встречаться».

Дарящая плоды.

© Художник Елена Куканова

Неудивительно, что при столь трепетном отношении к растениям мир Толкина оказался населен и ожившими деревьями, среди которых Фангорн и другие энты, Старый Вяз, хуорны. Литературные источники образа битвы энтов мы приведем в соответствующем разделе, сейчас же заметим, что под пером человека, так глубоко чувствующего природу, деревья просто не могли не ожить, даже если бы он не знал соответствующего кельтского текста. Интересно, что образ деревьев-воинов возник в воображении Толкина еще в школьные годы, в период изучения пьес нелюбимого им Шекспира: Профессор вспоминал горькое «разочарование и отвращение своих школьных дней, вызванное тем, как бездарно распорядился Шекспир “приходом Бирнамского леса на Дунсинанский холм”. Я жаждал придумать такие обстоятельства, в которых деревья действительно могли бы пойти в бой»24. Во «Властелине колец» подходящие обстоятельства были найдены.