Артем Веселый - Гуляй Волга Страница 8

– Чуем.

– Кличь ватагу!

– Честь и место!

Посланный с расторопными казаками есаул Осташка Лаврентьев скоро привел и весь свой караван.

Встретились друзья, товарищи, земляки – лей-перелей, и пошли выспросы, охи да ахи... [51/52]

Шайки попировали на радостях

дальше поплыли в одном хлебе.

И снова – плесы, перекаты да ветер...

За лето к Ярмаку пристали атаманец Яков Михайлов с людьми, атаманец Никита Пан с людьми, гусак бурлацкий Матвей Мещеряк с людьми и еще несколько бурлацких ватаг и ватажек, меж них и Мамыка, а всего набралось гулебщиков пятьсот и сорок голов.

Довольно оглядывая ножевую оравушку, Ярмак говаривал:

– Ну, якар мар, многие от нас города подрожат!

Засвистала осень

ударили-грянули обломные ветра.

Вскосматилась, заревела Волга, закачалась Волга на корню своем... Текли пески, текли кусты, гонимые дыханием ветров свирепых. Обтекал ржавый лист с дерев, никла посеченная седыми дождями тощая трава. Птица вперелет полетела, зверь вперебег побежал, скатывался сом в омуты.

Струги с Волги обратились в Каму.

12

Плыли.

13

Пышна Кама-река, урывистая вода.

С протоками большими и малыми, как волчиха с волчатами, плутала Кама в дремучих лесах, в немых болотах.

Когда-то, премогучие царства стояли на Каме и Волге.

Города шумели многолюдством.

Большая вода несла парусные караваны восточных купцов. Берега оглашались разноязычным говором. Жажда наживы сводила к одному котлу прокаленного горячими ветрами араба, русобородого новгородца и мокроглазого чудина.

Народы умирали, народы рождались.

Из недр Азии, будто ветром выдуваемые, подымались несметные кочевые орды и мчались по многим дорогам, как вестники грядущих бедствий. Лбами окованных железом бревен кочевники разбивали торговые города, на развалинах строили свои крепости да заводили свою торговлю.

На смену приходили сильнейшие завоеватели и на костях побежденных утверждали свое владычество.

И снова – рев и ржанье, лай и топот, взмах клинка и пожаров мятущееся зарево! – снова накатывалась орда, втаптывала в землю вчерашних победителей и кровью смывала их веру, законы и саму память о них... [52/52]

Из просторов Монголии взялись и татары.

На большеколесых арбах, в тучах песка и сами неисчислимые, как песок, они текли, гонимые властною рукой Батыя, текли и завивались на бродах и на кормных пастбищах, как песок завивается около кустьев.

От топота монгольских коней, от скрипа и грохота арб

дрожала и стонала земля.

На Руси в те поры жила смута.

Город подымал спор с городом, волость – с волостью, удел враждовал с уделом, и князья русские, пускаясь на пронырство, призывали и наводили друг на друга иноплеменников.

Из-за Волги, обесясь, хлынула монгольская конница и затопила землю русскую от степей придонских до рубежей литовских, от Киева до Твери и Новгорода.

Князья с ханами худо ли, хорошо ли, а поякшались – на обе стороны гости с подарками хаживали. Простому же народу была тягость великая, томленье и кровопролитие многое.

Три века

плясала над Русью

сабля кочевника.

Добру и злу, по поверью наших дедов, свои положены судьбою сроки.

Время утишило лютость ханов, размыло время силу Золотой орды.

Москва, раденьем церкви и стараниями хитроумных князей, исподволь копила мощь, наполнялась народом, скупала и покоряла села и города.

Мало-помалу отдохнула земля русская, собралась с кровью, назвала под свои знамена силу многу и стряхнула с себя татар.

Отхлынув, они осели в Крыму и на волжских рубежах. Однако при Иване Грозном, прокладывая на восток торговые пути, Русь сбила татар с Волги, подмяла их, примучила и обневолила.

Распустив паруса, полетели купецкие да царевы орленые корабли к кавказским берегам и в Персию.

Мужики жили, как и ранее, в великой скудости и убожестве. Батоги князя и вотчинника были не слаще плети татарской. Работали холопы на земле, были сыты и бары. Голод и беды кабального житья сгоняли холопов с родных мест, – баре худели и шли в службу к царю или, набрав товаришка, пускались за наживой в далекие края.

Светла Кама, рыбна.

Давным-давно бродили по межречью охотничьи племена разноименной чуди. Незамысловатой снастью ловили чудаки рыбу и птицу, били зверя, выламывали дикий мед.

Завоеватели – булгары, татары, русские – отогнали охотников в глубь лесов и болот. [53/54]

Задолго до основания и разорения Казанского царства с далекой новгородской стороны, с тверских земель, ростовских и суздальских уделов, с озера Ильменя и с реки Волхова, по притокам и протокам пробирались к верховьям Волги отважные русские зверобои и торговые люди. Кто гнался за счастьем да богачеством, кто чаял удаль поразмыкать, кто искал пашенного места. Отовсюду ж набегали на Волгу опальные и худородные князья со своими дружинами: из них-то и собирались удалые шайки ушкуйников.

Пришельцы выжигали и секли леса, бороздя меж пней еловым суком; расчищали дороги, через речки и грязные места мосты мостили и ставили на

сыром кореню первые поселки. Правом на владение считали затес топора, борозду сохи и взмах косы.

Да этими ж прошатаями и землепроходимцами были построены города Чердынь, Соликамск, Усолье и многие иные.

Во времена стародавние в пустынную наволжскую землю приплыл со многими людьми промышленник Кузьма Строганов. Порыл он землянки, заложил церковку, укрепил земляной город всякими укрепами и стал жить-поживать да добришко свое приращивать.

По догадкам некоторых историков, корень Строгановых идет от новгородского купечества.

По другим преданиям, отец Кузьмы – Спиридон – был перекрещенным татарским мурзою. Великий князь московский Иван III, пожелав будто бы испытать верность прикормленного мурзы, послал его с малым полчком погромить выдвинутые к границам Рязанского княжества сторожевые улусы Золотой орды. Рать московская была перебита, сам Спиридон попался в плен, где претерпел немилостивые пытки, но ни от веры Христовой, ни от князя своего не отрекся. Татары ножами

сострогали c пленника мясо до костей, отчего будто бы и весь род Спиридона стал называться Строгановым.

Кузьма, умирая, наказывал сыну Луке:

– Сей хлеба больше, сей, насколько сила взгребет. На хлеб, как птица, налетит к тебе народ, и умножатся достатки твои... Привечай зашельцев, не жалей для гостя ни куска, ни подарка, ни слова умильного, – далеко понесут они про тебя славу и худую и добрую... Пущее прилежанье имей к торговле, погоняй копейку рублем... Там богачество твое и детей твоих... – Кузьма умер с простертой на восток рукой.

Потомки Строгановы, кроме охотничьих промыслов и бортничества, принялись селитру и соль вываривать, завели прибыльную торговлю с камскими и зауральскими народами; правдами и неправдами выбивали крестьян с насиженных дворов, скупали у мелких солеваров варницы с местом и со всем нарядом; вызволяли из орды русских, отатарившихся пленников и сажали их на своих землях, обязывая соль и селитру варить, серебро и руды из недр копать; выкупали из тюрем пленных немцев и литовцев и под надежным присмотром посылали их торговать мехами за границу. [54/55]

Прикащики, тайком посылаемые на Русь, шлялись по рекам, дорогам, ярмаркам и посулами привольной жизни да задатками сманивали за собой гулящих людишек.

Брели на Каму из-за хлебной скудости и от пожарного разорения мужики с семьями, беглые холопы и всякие вольники.

Всех побродимов Строгановы привечали и к работе допускали, – жить с народом было и веселей и безопаснее.

Рыскавшие всюду русские промышленники наведывались к купцам-солеварам, находили тут приют и ласку и далеко развозили о них славу добрую, речь хорошую.

Сдавна цари московские обращали взоры свои на Заволжье и Урал. Места там были нелюдимы – городишки в счет не шли: были они малолюдны и отстояли один от другого на многие сотни верст. К заселению край был весьма способен и всем изобилен.