Georgia Carre - Beautiful Beast Страница 8

Глаза Шейна распахиваются.

— Вау! Это полное дерьмо.

— Не скажи. Читра индуска, и она верит в реинкарнацию. По ее словам, даже если у тебя нет никаких воспоминаний о своих прошлых жизнях, твой дух распознает врагов и людей, которые тебя любили, из других жизней и реагирует соответствующим образом.

— Что насчет твоих братьев или сестер? Их это тоже касалось?

— Если я была врагом моей матери в прошлой жизни, то мой брат Джош был ее великой любовью. Когда мне было шесть, я услышала, как она сказала ему: «Я мечтала о тебе каждую ночь, когда ты был у меня в животе». Джош все делал правильно, не правильно к нему просто не относилось. Однажды он залез на обеденный стол и стал писать по всему залу, специально распыляя струю. Он даже попал на нашего повара и ей пришлось бежать к себе в комнату, мыться и переодеваться. Но когда моей матери сказали об этом, она просто сделала вид, что как бы ругает его. Он убежал к себе в комнату, обидевшись и надувшись. Я до сих пор помню, как мама ушла наверх и сидела у него целую вечность, уговаривая его спуститься вниз на ужин.

— Дай угадаю, он превратился в капризного маленького мальчишку, который таскал тебя за волосы и заставляя плакать?

Я улыбнулась.

— Таскал меня за волосы? Он пошел немного дальше. Он поджог их. Это был единственный раз, когда я видела, как мой отец потерял контроль. Он потушил огонь голыми руками, а затем оторвал ветку от дерева и выпорол моего брата, мама выбежала с криком в истерике из дома и бросилась к Джошу. Я все еще помню, как мой отец стоял над ним, тяжело дыша с дикими глазами. Но хватит обо мне, что насчет тебя? Расскажите мне о себе, — прошу я.

— Мы — цыгане. Моя мама из цыганской семьи, отец — ирландец-путешественник.

— Ух ты! Это очень интересно. У тебя должно быть тоже было удивительное детство.

— Было. У меня было замечательное детство. По крайней мере, пока не умер отец. Потом все развалилось на некоторое время.

— Прости, — говорю я.

— Это было давно, — отвечает он и быстро меняет тему, возвращаясь ко мне. — Итак, как же ты оказалась в Англии?

— Я сбежала из дома, когда мне было девятнадцать, — коротко говорю я.

Его глаза наполняются любопытством.

— Сколько же тебе сейчас?

— Двадцать.

Он хмурится.

— Ты в этой стране только год.

Я киваю.

— Как ты связалась с Ленни?

Я отрицательно качаю головой.

— Я не могу сказать.

Он смотрит на меня, в его глазах видится лед, и я отвожу свой взгляд.

— Но ты с ним по собственной воле.

Я киваю.

— Я хочу, чтобы ты запомнила мой номер телефона и адрес.

Он говорит его и заставляет несколько раз повторить.

— Если ты будешь нуждаться во мне, просто позвони или приезжай прямо ко мне домой. Запасной ключ лежит под ковриком. Позвонишь, скажешь консьержу свое имя, и он впустит тебя. Хорошо?

— Хорошо.

7.

Сноу

На следующее утро, как только я слышу, как письма проскальзывает в створку, бегу к двери, и вижу два письма на полу. Одно — счет за коммунальные услуги. Другое я беру обеими руками, у меня сжимается желудок от волнения. Трясущимися руками я открываю его и мои глаза тут же выхватывают первый пункт.

О Боже мой! Они приняли меня!

Я прижимаю письмо к груди и чувствую крошечный фонтан радости внутри себя. Ягель увидел воду и понял, что все улучшится.

Если бы только я могла кому-то рассказать, поделиться своей счастливой новостью, но нет. У меня нет друзей в Англии, и я оборвала все связи в Индии. Конечно, я не могу сказать Ленни, потому что он не одобрит это.

Проходя мимо зеркала, я смотрю на свое отражение и почти не узнаю женщину, стоящую передо мной. Почему я выгляжу такой живой? И во мне вдруг взыграл дух неповиновения. Почему я не могу с кем-то отпраздновать свою благую вестью?

Я натягиваю легкое летнее пальто и выбегаю из квартиры. Я спускаюсь вниз по лестнице и останавливаюсь на тротуаре. Может стоит взять такси, но я решаю, что отныне буду экономить каждый пенс. Я никогда не была так близка к своей цели.

Я иду к станции метро в счастливом оцепенении. В вагоне я улыбаюсь про себя. Женщина бросает на меня взгляд и улыбается в ответ. Я улыбаюсь ей. Она снова улыбается, потом отводит взгляд в сторону.

Шейн оказывается живет всего в девяти остановках от меня.

Продавец журналов у станции метро объясняет, как мне лучше пройти к нему, и я радостно двигаюсь в ту сторону. Дом Шейна не такой уж особенный, как у Ленни, но я не ожидала, что он будет особенным.

Я знаю, что у Шейна не много денег.

Он ездит на мотоцикле, и когда я прямо спросила его откуда он знает Ленни, он как-то расплывчато упомянул о каком-то бизнесе. На самом деле, я представляю его замок, скорее всего будет напоминать фермерский дом, небольшой и запущенный, но мне плевать. Он — мой друг.

Я стою снаружи его дома, поднеся палец к звонку домофона и сомневаюсь. Он сказал мне, что я могу прийти, когда почувствую, что он мне нужен и что почти всегда до обеда он дома. А что если он не один или у него там подруга, другая женщина? От этой мысли мне становится немного тошно. Я чувствую напряжение у себя в животе, и нажимаю на звонок.

Голос Шейна слышится через динамик, звук агрессивный и удивленный.

— Что ты здесь делаешь, Сноу? — спрашивает он.

— Ты сказал, что я могу прийти, если... если... захочу, — запинаюсь я.

Раздается звук зуммера, и я открываю дверь. Я пересекаю холл, иду к лифту, но все мои прежние восторги испаряются. Он не рад меня слышать. Я вхожу в лифт и нажимаю кнопку его этажа. Когда индикатор загорается на первом этаже, я ударяю себя кулаком по лбу.

Идиотка!

Это не Индия, где люди приходят в гости друг к другу без звонка. Я вспоминаю, как это бесило мою мать, когда всякий раз индийские родственники отца просто звонили у ворот, потому что хотели с ним повидаться. Таков обычай той страны, но не ее.

И Шейн англичанин, как моя мать. Я должна была сначала позвонить ему.

Вдруг, я чувствую слезы. Маленький фонтан внутри меня затих, и ягель опять замкнулся в себе. О Боже! Я сама все испортила. Двери лифта открываются на его этаже, и я поспешно нажимаю кнопку, чтобы двери закрылись. Чтобы они быстрее закрылись я несколько раз нажимаю кнопку G. «Побыстрее закрывайтесь», — молюсь я про себя, но как только они начинают закрываться, огромная мужская рука, проскальзывает между ними, останавливая.

— Эй, — говорит Шейн полностью появляясь у дверей лифта. — Какого черта? Ты сейчас начнешь спускаться вниз.

Я отшатываюсь.

— Прости. Я должна была сначала позвонить. Это было грубо с моей стороны. Я забыла. Все эти английские обычаи, я не привыкла к ним. У тебя могут быть гости или ты можешь быть занят.

Он секунду смотрит на меня недоверчиво.

— Ты пришла навестить меня? — спрашивает он.

Я киваю.

Он держит дверь лифта открытой и вытягивает меня за запястье. Я прикусываю губу, чтобы не заплакать, но слезы уже жгут глаза. Я не могу поверить, что я сейчас заплачу, еще только этого не хватало для моего полного унижения. Сглотнув, я начинаю усиленно мигать. О Боже, он подумает, что я самая большая плакса во всем мире.

На мгновение он, кажется, застывает от изумления. Затем внезапно тянет меня к себе, к своему крепкому телу.

— У меня нет гостей, и я не занят, — говорит он мне в волосы.

Как полная дура, я начинаю плакать всерьез.

— Я не знаю, почему я плачу. У меня совершенно нет ни одной причины, чтобы плакать. Я такая наглая идиотка, — лепечу я.

— Я рад, что ты решила зайти, — тихо говорит он.

— Правда? — шмыгаю я носом.

— Абсо-бл*ть-лютно.

Маленький фонтан в моем сердце снова начинает жить.

— Извини, если я показался неприветливым, — говорит он тихо. — Я не знал, что думать. Ты застала меня врасплох. Я не ждал тебя, и я автоматически подумал, что случилось что-то плохое.

Я вытираю глаза руками.

— Нет, прости. Я не знаю, что со мной случилось. Плакала, как дурочка без причины.

— Забудь, — говорит он.

— Ладно, — соглашаюсь я с благодарной улыбкой.

— Пойдем, — предлагает он и ведет меня в свою квартиру.

Первое, на чем останавливается мой взгляд — это игрушки, разбросанные по полу.

Он насмешливо поглядывает на меня.

— На тот случай, если тебе интересно, они не мои. Игрушки моей племянницы и племянника. Я няня в течение следующих двух часов.

Я прислушиваюсь, но в квартире довольно тихо.

— Где же дети?

— Спят, слава Богу.

Я хихикаю.

— Сколько им?

— Лилиане четыре, хотя мне кажется все тридцать четыре, а Томми три, но он однозначно из породы обезьян. Он вскарабкался вверх по шкафу, чтобы дотянуться до кулька конфет.

— О, — говорю я со смехом.

— Они проснутся через час, и ты сможешь с ними познакомиться.

Он хочет, чтобы я осталась и встретилась с детьми.

— Я бы хотела, — застенчиво говорю я. — Так значит их зовут Лилиана и Томми.