Златан огорчениях. - Я — Златан Страница 9

Моего отца среди них никогда не было. Ни среди югославов, ни среди шведов. Не могу точно сказать, какие чувства владели мной тогда. Ничего не поделаешь, да мне никто и не нужен. И все же это доставляло мне боль. «Привыкай к такой жизни», и этот вывод я сделал для себя надолго. Да, отец был таким: безнадеж- ным и фантастичным, на подъеме и в унынии. Я не рассчитывал на него, как другие дети на своих родителей. И тем не менее, я продолжал верить в него. Черт, ведь если бы он только увидел этот потрясающий финт, или вот этот бразильский трюк с мячом?! Отец мог меняться, особенно если был чем-то увлечен. Он хотел, чтобы я стал юристом.

Мне же в данную перспективу верилось с трудом. В такой об- становке юристами не становятся. Когда вытворяешь разные глу- пости и мечтаешь стать суровым парнем, а никакой поддержки от родителей нет и в помине. Какое там «Мне пересказать тебе урок по истории Швеции?», когда вокруг только пиво, пустой хо- лодильник, югославская музыка и война на Балканах. Изредка отец находил немного времени поговорить со мной о футболе, и это очень радовало меня. А в один прекрасный день, который я никогда не забуду (в воздухе было что-то торжественное), он про- изнес:

Златан, пора бы тебе начать выступать за большой клуб.

Что ты подразумеваешь под большим клубом?

Приличную команду, Златан. Например, «Мальмё».

Подозреваю, что я не сразу врубился. Что такого особенного в

этом «Мальмё»? Ничего сверхъестественного. Да, конечно, я знал об этом клубе. Наш «Балкан» встречался с ним. Я подумал: «По- чему бы и нет, раз отец так считает?». Но я не представлял даже, где находится их стадион, да и вообще не ориентировался в боль- шом городе. Мальмё был где-то далеко, словно в ином измерении.

Тем не менее, я чувствовал свою вину. Что же я наделал? Как же это меня угораздило? Это же велосипед помощника главного тренера. А ведь тренеров нужно уважать. Это-то я понимал.

То есть, я хотел сказать, думал, что нужно их выслушивать и усваивать все, что они там говорят про тактику, зонную игру и про- чую ерунду. И в то же время не слушаться, и продолжать демон- стрировать дриблинг и разные финты. Слушать и не слушаться! Вот каким было мое убеждение. Но угонять велосипед? Это явно не вписывалось в данную концепцию. Взволнованный, я напра- вился к помощнику тренера.

«Вы знаете, тут вот какое дело, — начал я робко. — Я позаим- ствовал ваш велосипед. Это была безвыходная ситуация. Особый случай! Завтра вы получите его назад».

И я широко улыбнулся ему, и это, надеюсь, сыграло свою по- ложительную роль. Вообще улыбка частенько выручала меня в те годы, а при помощи шутки я мог выйти из затруднительного по- ложения. Но это давалось мне нелегко. Если что-то пропадало, я первым попадал под подозрение. Повод так думать был вполне убедительный — я был бедным. Если другие могли позволить себе лучшие бутсы из кенгуровой кожи, то я покупал свою первую пару в «Экохаллен» за пятьдесят девять крон (шесть евро по нынешним ценам). Их продавали по соседству с помидорами и другими ово- щами. Так и продолжалось: в детстве и юности у меня никогда не было ярких вещей.

Когда команда отправлялась на выезд за границу, другим ре- бятам давали с собой по две тысячи крон. У меня едва набиралось около двадцати, и порой отец задерживал оплату квартиры, чтобы я мог отправиться с командой. Он скорее предпочел бы выселе- ние, чем позволил мне остаться дома. Это, конечно, было здоро- во. Но сравняться со своими друзьями я не мог.

Пойдем с нами, Златан, съедим пиццу или гамбургер, или прикупим чего-нибудь.

He-а, потом. Я не голодный. Лучше я здесь попрохлаж- даюсь.

Я старался отговориться и оставаться при этом невозмутимым. Это не всегда удавалось делать убедительно. Не скажу, что я меч- тал, как говорится, соответствовать. Ну, может быть, чуть-чуть. Хотелось усвоить всякие вещи, вроде этикета и тому подобного. Но гораздо больше мне хотелось оставаться самим собой. Вот мое главное, так сказать, оружие. Видел я товарищей, подобных

И порвал его на части. Добрый он был мужик, этот Оке. Или тогда я ничего не понимаю в доброте! Правда, он целый год про- держал меня на скамейке запасных в юниорской команде, и он, также как и остальные, считал, что я слишком много вожусь с мя- чом и кричу на товарищей, и что у меня неправильное отношение к жизни, и еше много чего такого. Но за эти годы я вынес для себя нечто очень важное. Если такой парень, как я, хочет завоевать уважение, он должен быть в пять раз лучше какого-нибудь Леффе Перссона (или всех этих Карлссонов, Ларссонов, Эрикссонов и так далее). И тренироваться он должен в десять раз больше. Иначе он может не дождаться своего шанса. Иного не дано. И уж тем более, если ты еще и угоняешь велосипеды.

Ясно, что после всех этих дел я должен был бы вести себя по- лучше. Наверно, я и сам желал того же. Я был не безнадежен. Но тренировочное поле находилось так далеко — в семи киломе- трах, — и мне часто приходилось добираться туда пешком. А при виде какого-нибудь славного велосипеда искушение становилось непреодолимым. Как-то раз дошло до курьеза: я положил глаз на желтый «велик» с двумя коробками, и вдруг понял, что это почто- вый велосипед. Я покатался по округе с соседскими письмами, спрыгнул с велосипеда и поставил его в углу. Конечно, у меня и в мыслях не было лишить людей их писем.

А в другой раз угнанный мной «велик» стянули уже у меня, и я стоял, как дурак, у стадиона. Дальше предстоял долгий путь до- мой, а я был голоден и обессилен. Тогда, недолго думая, я взял стоявший перед раздевалками новый велосипед, по привычке сбив замок. Это был отличный велосипед, и впоследствии я ста- рался ставить его подальше от стадиона, чтобы прежний хозяин ненароком не наткнулся на него. Но три дня спустя нас всех со- брали вместе. К тому моменту у меня уже был нюх на такие дела: от таких собраний хорошего не жди — одни неприятности и мо- ради. Так что я принялся придумывать всяческие правдоподобные оправдания.

Типа, «это был не я, а мой брат». И как в воду глядел — собра- ние действительно посвящено велосипеду помощника главного тренера. «Видел его кто-нибудь?».

Никто его не видел. Hy и я, разумеется, тоже! Я к тому, что в таких случаях ты не проронишь ни слова. Скорее, закосишь под дурачка, и скажешь что-то наподобие: «Ой, как мне жаль вас, вот и у меня тоже однажды украли велосипед».

Я прибавлял все больше и больше. Однако недовольство со сторо- ны родителей не прекращалось. Они не сдавались. «Опять'он, — неслось в мой адрес. — Снова он водится с мячом. Он не подходит команде». Это меня бесило. Да кто вы такие, чтобы стоять здесь и обсуждать меня? Мысли завязать с футболом стали вновь по- сещать меня. Точнее, я всерьез задумывался над тем, чтобы в оче- редной раз сменить команду. Отца рядом не было — кому было постоять за меня или хотя бы приодеть. Я был «один в поле воин», а со всех сторон шведские папаши и их высокомерные сынки пы- тались доказать мне мою неправоту. Конечно, я сердился. Более того, стал беспокойнее. Мне требовалось больше действия. Еще и еще. И также я нуждался в чем-то новом.

Джонни Гюлленшё, тренер юниорской команды, узнал про мои проблемы и рассказал об этом в клубе. «Ну, не всем же быть паиньками, — сказал он. — Мы можем потерять большой талант». В итоге, отец подписал за меня первый контракт. Это был про- рыв — я стал получать полторы тысячи крон в месяц и принялся работать еще усерднее. Кто сказал, что со мной невозможно иметь дело?! Не слушайте и не верьте.

Я с упорством учился обрабатывать мяч, стараясь делать как можно меньше касаний. Однако я все еще не был настолько хо- рош, чтобы можно было сравниться с тем же Тони. Я старался хотя бы не уступать ему. Все мои сверстники в «Мальмё» обожа- ли бразильские финты и приемы. Мы соревновались, кто лучше их исполнит, как когда-то было во дворе моего дома. Когда у нас появились компьютеры, мы загружали диски с разнообразными приемами в исполнении Роналдо или Ромарио, а затем повторяли их, пытаясь довести исполнение до филигранности. Мы стреми- лись как можно мягче обращаться с мячом. Но у бразильцев он словно прилипал к ноге, и мы продолжали тренироваться снова и снова, пока не достигнем нужного результата. В итоге, все стре- мились продемонстрировать все это в игре. Многие в команде владели сложными техническими приемами. Но я решил пойти дальше. Глубже, так сказать, вникнуть в тему. Я был вниматель- нее к деталям. Честно говоря, я стал одержимым. Все эти приемы всегда были моим способом показать себя, и я при любом удоб- ном случае пускался в обводку, невзирая на все недовольство со стороны тренеров и наблюдавших за игрой чужих родителей. Нет, я не буду подстраиваться под вас! Точнее, сделаю это частично. При всем желании отличаться от других, я хотел усвоить все уроки себе, то есть из неблагополучных районов, пытавшихся дотянуть- ся до высшего общества. Это неизменно оборачивалось неудачей. И чем больше они старались, тем хуже у них получалось. И я поду- мал: «Буду поступать наоборот. Даже, может быть, с перегибом». И вместо слов «У меня с собой всего двадцать крон», я говорил: «У меня ни гроша». Так выглядело круче. Безбашеннее. Я — кру- той парень из Русенгорда, я другой. Это стало моей визитной кар- точкой, и такая манера поведения нравилась мне все больше. И я не испытывал никаких комплексов по поводу того, что ровным счетом ничего не слыхивал про шведских кумиров.