Джек Лондон - Письма Кэмптона — Уэсу Страница 9

Ты считаешь, что цель брака — воспроизведение рода и что уважения и привязанности достаточно, чтобы соединить двух людей. Ты считаешь, что задача жизни, тяготеющая над людьми, превращает любовь в нечто, не имеющее прямого отношения к жизни, и что так оно и должно быть. Твои письма являются изложением и защитой того, что я называю «практической теорией». Ты доказываешь, что мир создан для работы и работников и что жизнь требует видимых результатов и достижений. Я, с своей стороны, считаю, что в брак вносится нечто большее, чем привязанность, и что и мужчины умеют любить так же сильно и с тем же самозабвением, как и женщины. Люди любят в зависимости от глубины своей природы, и самый глубокий и утонченный человек на свете обладает даром бесконечно любить и стремится быть любимым. Лучшие люди сильнее других подвержены чарам любви.

Вот в нескольких словах то, что мы говорили с тобой друг другу. Ты нападал на мой идеализм, называл меня мечтателем и обвинял меня в оторванности от современности; а современность, по-твоему, тесно связана с законами развития и роста. Я отвел тебе место у филистеров, потому что ты преувеличил роль практической ценности. Я считаю, что недальновидно уповать на осязательный факт за счет неосязаемого чувства.

В последнем письме ты так жарко и очаровательно разрабатываешь теорию Питания и Воспроизведения, что я снова увидел тебя таким, каким знал прежде, и снова поверил, что стоит бороться за твое спасение. Но проследить происхождение любви вплоть до ее биологического основания не значит еще отрицать ее существование. История развития любви так же многозначительна, как и история развития жизни. Когда в незапамятные времена первобытный человек, поглядев на соседа, впервые признал его своим другом, в нем вспыхнуло сознание рода, и в голове его начала свою работу клеточка, функцией которой была любовь. Когда на протяжении тысячелетий экономические силы научили человека необходимости взаимопомощи, когда закон развития внушил всем людям стремления к известным достижениям и желания, тогда на Земле началось цветение любви. Подсознательное стало сознательным, и то, что в прежние времена было лишь намеком, развернулось пышным цветом. Любовь Джульетты — завершение естественного процесса, проявлявшегося на всех ступенях развития, и вместе с тем дар последней эволюции, последний шаг и высшее ее достижение. Очарование утра озаряет любовь Джульетты. Любовь ее только начинается, но она все же стара, если мы посмотрим назад в историю. Страсть и инстинкт расы превращаются в отдельном человеке в потребность счастья. Потребность расы и потребности человека совпадают, оставаясь в то же время различными.

Какая главная мысль твоего письма? Что половой подбор выгоден? Допускаю. Что нам в качестве разумных и культурных людей следует призывать на помощь инстинкту нашу социальную мудрость? Допускаю и признаю. Но социальная мудрость настаивает на том, чтобы мы слушались голоса инстинкта. Социальная мудрость лишь одна из фаз нашей утонченности, и, принуждая нас любить прекрасное, она принуждает нас и к любви. Социальная мудрость воспитывает наш вкус, не ослабляя в нас любви. «Люби прекрасное существо возвышенно, но, главное, уверься в том, что ты его любишь», — говорит нам она, прибегая к любопытной тавтологии. Да и помимо того ты, Герберт, сам изменяешь своему учению. Ты готов отступить от достижений современности, заставляя людей жить по законам первобытных эпох. Ты постоянно ссылаешься на прошлое и на безвозвратно, отошедшую ступень сознания. Жизнь в те времена не заключала в себе того, что заключает в себе современная жизнь. Эрнест Сетон-Томпсон пишет, что человек развивался тем же порядком, каким вода обращается в пар. Человек современный и человек каменного века так же несходны, как пар и вода. Подогрей воду на несколько градусов, она останется все той же водой. Если до точки кипения не будет хватать одного градуса, сущность воды останется неизменной. Прибавь последний недостающий градус, и вода перестанет быть водой. Вода изменит свою сущность и превратится в пар. Превращаясь в пар, вода коренным образом меняется.

Ты соглашаешься учиться на примере животных и людей прошлых времен, и в этом отношении ты заходишь дальше, чем следует, если считаешь брак лишь целью воспроизведения, отрицая его духовные стороны.

Ты, очевидно, относишься с уважением ко всему естественному и инстинктивному и все же находишь, что все пошло бы тем же ходом, если бы не существовало индивидуального выбора и можно было «перемешать» всех людей. Ты начертал себе программу действия в делах души и сердца.

У меня тоже начертана программа. Моя программа не противоречит природе. Наоборот, она послушна всем инстинктам и прислушивается к голосу всех чувств. Моя любовь растет из моих биологических корней, развивается вместе со мной, окрашивается видением заката на васильковом небе и проникается прелестью виденных во сне волнующихся нив.

Любовь для меня то же, что и для рыбы, птицы, животного и растения. Это стремление к продолжению рода, но в то же время нечто столь же отличное от этого, сколь сам я отличен от животного и растения. Моя любовь «слепа и повелительна и не рассуждает», поэтому я ей и вверяюсь. Я не смотрю на себя, как на человека-бога, и не говорю Природе: «Позволь мне вмешаться». Я не уверен, что, вмешиваясь в воспроизведение хотя бы лошади, которая, подобно мне, покорна «темным вожделениям и неясным стремлениям», я не приношу ее в жертву моим личным прихотям. Трудно бороться с жаждой обладания и уничтожения. Может быть, близко то время, когда человек, перерожденный чувством святости жизни и любви, откажется от грубого вмешательства в жизнь своих немых братьев.

Любовь, которая в моих глазах является свидетельством блага существования, не базируется на страсти. Нечистый пламень, пожирающий грубых и выродившихся людей, не есть любовь. Ты приводишь в пример явления исторического порядка. То чувство, которое я хотел бы встретить в тебе, то, что спасло бы твою душу и без чего ты наполовину мертв, — это не слепая страсть отрешившегося от пола сентименталиста. Руссо никого в своей жизни не любил, хотя эти слова звучат как обвинение во лжи.

Еще одно слово. Хочешь ли ты знать, отчего я так волнуюсь? Я волнуюсь оттого, что знаю, что ты один из немногих людей, способных любить. Очевидно, в твоем развитии произошел небольшой сдвиг, и ты пошел чуждыми тебе путями мысли и жизни. А затем, и это главное, ты являешься завершением священного для меня прошлого. Недаром ты дитя моей жертвы и любви твоей матери.

Я действительно очень озабочен твоей судьбой. Я не хочу, чтобы ты проснулся однажды ночью со страшной мыслью, что роман твоей жизни кончился не начавшись. Я омрачаю твои дни и оплакиваю тебя, как мертвеца. Это происходит оттого, что я знаю, чем одарил твою жизнь Господь, и не могу спокойно видеть, как ты зарываешь эти бесценные дары в землю. Герберт, высшее несчастье, когда кровь скудеет, слезы высыхают и погасает сердечный жар, и человеку остается лишь воспоминание о днях далекой юности, когда будущее и жизнь были в его руках.

Мне очень больно, что мы омрачаем друг другу дни.

XIII

ТОТ ЖЕ — ТОМУ ЖЕ

Лондон.

3-а Куинс Роод. Челси.

12 февраля 19… г.

Барбара и Эрл праздновали вчера годовщину. Были посланы приглашения гостям — Мельвиллу и мне. «Годовщина чего»? — спросили мы. И получили в ответ только улыбки. День рождения — случайность. Можно сожалеть о ней или радоваться, если у человека сохранилось еще достаточно иллюзий, но считается неудобным праздновать событие, не зависимое от личного контроля и все же тесно связанное с вашей жизнью. «Пусть добрые друзья радуются с нами» — так решила Барбара. Это не был ни день рождения, ни день их свадьбы. Очевидно, в этот день произошло какое-то событие, воспоминание о котором обогащает их жизнь, — может быть, душевное переживание, объединившее их, или же слово, определившее их судьбу, открытое признание в любви, если их любовь требовала признания. Какова бы ни была причина, но они празднуют, вспоминая ее.

Глаза Барбары сверкали, щеки слегка окрасились, и голос дрожал. Эрл тоже был взволнован. Я очень люблю этого человека, стоящего всю жизнь перед лицом смерти. Эту зиму его здоровье сильно пошатнулось, и «празднество» разрывало мне сердце. Он был вынужден оставить работу в газете, но мы надеемся, что он сможет продолжать свою работу в школе. И все же хроническая болезнь и безденежье не действуют на него. Он сохранил все очарование мягкости и силы. Он привлекает к себе сердца учеников, как приковал к себе сердце Барбары.

Счастье этой пары послужило свидетельством правоты моей теории. Это произошло оттого, что я верю в их счастье. Как просто, не правда ли? И неоспоримо. В их присутствии я часто ловлю себя на том, что рисую себе картину их совместной жизни, представляя себе ту радость, которую каждый из них вносит в жизнь другого. «Как он должен восхищаться ею! — думаю я. — Как ей понятен язык его взглядов! Они никогда не исчерпают друг друга!» И так без конца. Обыкновенная супружеская пара часто внушает мне чувство мучительного удивления. «Как эти два человека могут жить вместе? Как это случилось? Как это может продолжаться?..»