Назад в СССР: демон бокса - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 9

Вот теперь чуть-чуть надавил. Для лучшего усвоения.

Все последующие дни ходил и осматривал пространство на триста шестьдесят градусов вокруг очень внимательно. У пролетарского киндера с кепкой брат на зоне, а у других, быть может, и на свободе. Свои боевые качества восьмилетнего пацана, пусть с развитым гимнастикой телом, я ничуть не переоценивал. Те трое, напав первыми и согласованно, имели бы все шансы отдубасить меня по первое число.

Демарш имел половинчатые последствия. Оброк за использование территории юные грабители мне не носили. Завидев, тотчас скрывались в подворотне, оттуда ныряли в какой-то подъезд, гонять их с криками «дэньги давай, да!» я не стал. Восемьсот миллионов долларов не собрать по пятьдесят советских копеек. Но и никакого преследования не обнаружил. Видно, старший брат вихрастого получил весьма долгий срок. Или гопник выдумал грозного родственника для понта.

В гимнастике прогрессировал на радость Зинаиде Павловне, чаявшей увидеть воспитанника на олимпийском пьедестале, взял медальку на городских соревнованиях, обеспечив себе третий юношеский разряд, она сама же мне его присудила. Но особо не налегал на технику, больше занимаясь общей физической подготовкой.

Летом семидесятого, в школьные каникулы, не поехал сразу на дачу, наш четвёртый признак буржуйства после квартиры, машины и телевизора, а получил направление в детско-юношеский спортлагерь.

Мама кипятком писала, так не хотела меня отпускать. Секция — ладно, но ребёнок каждый вечер и ночью — дома! В лагере сутками с другими детьми, а вдруг из неблагополучных семей? Вдруг курить научится!

Я не стал ей объяснять, что конкретно это тело не планирую травить табаком. Вот на прежних заданиях курил, и что? Ма наверняка решит, что у сына съехала крыша на фоне спортивного перенапряжения.

Часа три от Минска ехали на автобусах. Столь юных как я набралось всего лишь полдюжины, родители провожали нас как на фронт. Старшаки, отбывшие уже несколько смен в лагерях, только посмеивались. Кто-то из них припас пиво, а может — и немного самогонки. Так сказать, отметить начало спортивного режима.

Приехали. Мне всё действительно было в новинку. В СССР попадал несколько раз, жил подолгу, но не исполнял роль ребёнка, естественно, не находился в детских лагерях.

Наш, почему-то оттеснённый во второсортное спортивное общество «Трудовые резервы», не СКА, не «Динамо» или какой-нибудь «Спартак», выглядел солнечно и бедно. Под соснами разместились ряды одноэтажных бараков весёленького синего цвета. Каменным был только «кремль» с кабинетами директора лагеря, старшего тренера и прочих тренеров, медпунктом и библиотекой. Столовка и даже святая святых, так называемый ленинский уголок, размещались в дощатых строениях. Как кто-то пошутил, на Западе стиль «барокко», в СССР — «баракко».

Традиционные украшения в виде гипсовых пионеров, покрашенных алюминиевой или какой-то иной краской под металл, присутствовали в количестве двух, один прижимал к физиономии трубу, второй делал вид, что бьёт в барабан. Как это по-советски! Ни трубного дудения, ни барабанной дроби, одна видимость. Владимир Ильич также наличествовал в виде бюста, словно мировая буржуазия разобралась-таки с вождём мирового пролетариата, порубав его на куски, остались только лысая голова, короткая шея и фрагмент грудной клетки.

Нас быстро развели по отрядам, построили в линию между безмолвными пионерами и расчленённым Ильичом. Старшая тренер прочитала пламенную речь о правилах поведения в лагере: ходить только строем, за ограду не высовываться, не купаться, не сорить, не драться, соблюдать режим, слушаться тренеров пуще родного отца с матерью. За нарушение порядка — расстрел вплоть до изгнания из сего соснового рая с телегой родителям на работу и учителям в школу. Хорошее всё-таки слово «лагерь», не ГУЛАГ, но, по представлению местного персонала о дисциплине, что-то очень похожее.

Судя по тому, как переминались с ноги на ногу старшаки и посмеивались, пожелания таковыми и останутся, действительность выйдет иной.

После педагогической накачки прозвучало обязательное «будь готов — всегда готов» из пионерских обрядов, хоть пацаны с нежным пушком на верхней губе уже давно покинули пионерский возраст, а я в компании таких же мальков в него не вступил. Затем разошлись по палатам.

При виде двенадцати коек со свёрнутыми матрацами что-то заныло в груди. Та же казарма. В доме на площади Якуба Коласа у меня всё же была своя комната. Маленькая, метров шесть квадратных, если приспичило после отбоя в туалет — риск нарваться на гневный окрик отца, затеявшего возню с мамой под одеялом. И никакой конфиденциальности личной жизни, ма постоянно запускала руки в мои ящики, тетрадки, книжки, одежду. Всё равно — моя. Несколько надоел коллективизм за две тысячи лет, тем паче что большинство коллективов мне не доставляло радости. Например, казарма авиакрыла ВВС США с вечным несносным трёпом, выпендрёжем, откровенным расизмом — не только по отношению к цветным, но даже с высокомерием к европейцам, та вообще вызывала рвотные позывы.

На их фоне общество гимнастов отличалось в выгодную сторону. Обладатель первого юношеского разряда Игнат, как старшак занявший лучшую койку к окну, больше ни в чём не гнался за привилегиями дедушки-старослужащего. Младших школьников в палате оказалось трое, им помог разместиться и застелиться, одобрительно подмигнул мне, увидев, что с элементарными бытовыми проблемами справляюсь.

Он был худющий, мускулистый, жилистый, коротко стриженый. Из юношеской спортшколы где-то в Брестской области.

— Мальки и все, кто уже был в спортлагерях, гребите ко мне. Кое-что скажу, поважнее, чем на линейке, — парень явно метил на лидера, и остальные не возражали. — Про «неукоснительное соблюдение режима», что втирала старший тренер, забудьте сразу. Им — лишь бы не было ЧП. А ещё в конце смены будут соревы между лагерями, гимнастику наверняка включат. Если будете стараться на тренях, закроют глаза и на вечерние самоходы после отбоя, и прочие мелочи. Теперь что действительно опасно. Легкоатлеты и штангисты в основной массе вполне травоядные. А вот с борцами, особенно самбистами, и боксёрами держите ухо востро. Там мальков нет, в самбо берут с десяти, в бокс с двенадцати. В лагерь направляют, если не по блату, только что-то показавших на соревах. То есть боксёров, умеющих отбивать бошки, и самбистов, умеющих выдёргивать руки-ноги. Если ничего не изменится с прошлого года, эти начнут выёживаться перед девочками из художественной гимнастики, выяснять, у кого яйца круче. Тренеры, конечно, их пасут, но самые оторвы кому-то наверняка морду расшибут или руку вывихнут. Пострадавшие, короче, должны будут отыграться — на гимнастах или всяких бегунах-прыгунах из лёгкой атлетики. Поэтому держитесь вместе, не нарывайтесь. Чуть что — сообщайте сразу…

— Тренеру? — вылез мой сосед-малёк.

— Мне. Жалоба тренеру не всегда работает как надо.