Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал второй Страница 16

Многих, конечно, покоробило, когда Черненко дал Маркову вторую звезду героя соцтруда. Всё-таки до этого дважды героями в искусстве были только Уланова и Шолохов. Уланова для всех была явлением бесспорным. «Тихий Дон» – роман выдающийся. Но Черненко обожал Брежнева и подражал ему. Успел в отмеренные ему год и двадцать пять дней правления создать легенду о себе, вообще не нюхавшем фронтового пороха, как о храбрейшем пограничнике (он в начале тридцатых отслужил год в армии). Наградил себя в свой день рождения третьей звездой героя (две других он получил из рук хозяина – Леонида Ильича). И осыпал звёздами земляков-сибиряков. В точности, как Брежнев днепропетровцев. Бюст дважды герою Маркову (родился 19 апреля 1911 года), по его просьбе, устанавливать на его родине не стали. Кажется, умилились его скромности. И, умиляясь, решили сделать Главному Писателю Советского Союза такой подарок, чтобы он никогда не пожалел о бюсте.

Но вот беда – в его биографии ничего героического не нашли: до войны – комсомольский функционер в Новосибирске, редактор сибирских комсомольских органов печати, во время войны – корреспондент газеты Забайкальского фронта, после войны – глава иркутской писательской организации, редактор альманаха. А потом, как и говорил нам с Тархановым Сурков, переведён в Москву, в секретариат Союза писателей.

Ничего героического! Но, как пародийно шутили в Одессе: «Вы хочете песен? Их есть у меня!» На родине Маркова открыли музей охотника-промысловика, где выставили соответствующие экспонаты: вот оружие, с которым промышлял охотник, вот – чучела зверей, которых он промышлял. Штука, однако, состояла в том, что охотник этот не был безымянным. Звали его Мокеем Марковым. Так что пригодились музею его дагерротипы, портреты и фотографии его семьи. Фотографий сына охотника Мокея, Георгия Мокеевича Маркова, разместили особенно много. Вот он на трибуне (сзади вожди ему аплодируют), вот в президиуме какого-то важного съезда (сам вместе с вождями аплодирует кому-то), вот – книги сына, вот – читатели сына, которым он надписывает свои книги. С одной, стало быть, стороны, музей вышел краеведческим. А с другой, он стал прижизненным мемориальным музеем славы дважды героя. Как говорил весёлый карманник Мустафа, чью роль в первом звуковом советском фильме «Путёвка в жизнь» великолепно сыграл мариец Йыван Кырля, погибший позже в сталинском лагере, «ловкость рук и никакого мошенства»!

А сколько книг о себе Марков наполучал при своей жизни! Не говорю уже о том, как часто звучали по радио инсценировки его романов! Или сколько было отснято кинофильмов и телефильмов по мотивам его произведений!

Так совпало, что однажды мы привычной нашей компанией приехали в дом творчества писателей в Дубулты и встретили там сына директора этого дома Вадика Крохина, который работал в «Литературной газете» фотокорреспондентом.

Вадик Крохин показал нам, что про свой дом творчества мы знаем далеко не всё.

Он пригласил нас поужинать на отделанной дорогими породами дерева мансарде. Так мы узнали, что над девятым этажом существует зал для приёмов. Говорили, что Георгий Мокеевич Марков приказывал отцу Вадика Крохина директору дома творчества Михаилу Львовичу Бауману накрывать для себя в этом зале, чтобы не спускаться со всеми в столовую. Во всяком случае, свидетельствую, что оказался однажды в Дубултах, когда туда приехали Марков с женой Агнией Александровной Кузнецовой, тоже писательницей и тоже лауреатом многочисленных премий, и никогда эту супружескую пару в столовой не видел. Хотя прогуливающейся вдоль моря встречал постоянно.

Ну, а уж о таком пустяке, что в Союз писателей приняли обеих его дочек, и говорить не приходится. Другое дело, что каждый член Союза писателей имеет право получить в Переделкине дачу от Литфонда. Ну, целиком дачу давали избранным, но иметь полдома тоже считалось большим везением: вход отдельный, удобства отдельно, мечта!

Но и полдачи дают, разумеется, далеко не всем. Очередь в Литфонде большая, многие стоят в ней всю жизнь, да так и не дожидаются дачного рая.

Но сами понимаете, что, имея такого мощного отца, даже подумать о том, чтобы встать в очередь смешно. У супругов Марковых – секретарей и лауреатов – две дачи рядом. Изловчились. Недалеко от родителей поселили и дочек. Имеют право: члены Союза писателей!

Умер Марков 26 сентября 1991 года. И это оказалось единственным его невезением. По его номенклатурному положению (уровень зампреда Совмина) ему полагалось Новодевичье. Но прошёл всего только один месяц с поражения путчистов. Позже номенклатура оправится, вернёт себе свои права. А в тот момент приходилось ужиматься. Вот почему лежит Марков на Троекуровском. Будем надеяться, что большие любители возвращать снятые было почётные доски на старые места, не потревожат прах крупного литературного номенклатурщика. Хотя, кто его знает: погоня за былыми привилегиями сейчас нешуточная!

Похоже, что Иван Ефимович Фролов (родился 19 апреля 1918 года) на Алтае стал чем-то вроде ударного маяка, какие делали из Стаханова, Демченко, Чкалова и пр. На этот раз маяк был избран литературный.

После службы во время войны на Дальнем Востоке он работал в алтайских краевых газетах. Его первая книга стихов вышла в 1950 году. Посылают на Второе всесоюзное совещание молодых писателей 1951 года, где, видимо, и решили продвигать его в маяки. Принимают в Союз писателей. Он – ПЕРВЫЙ НА АЛТАЕ член Союза писателей. А через несколько месяцев, когда после скоропалительного приёма в союз ещё нескольких человек создают Алтайскую писательскую организации, Фролов – её ПЕРВЫЙ ИЗБРАННЫЙ СЕКРЕТАРЬ. Организация начинает издавать альманах «Алтай». Фролов – его ПЕРВЫЙ редактор.

Умирает он через семь лет после выхода своей первой книжки – 5 ноября 1957 года в 39 лет.

Вот типичное для него стихотворение «Родильный дом»:

Этот дом приземистый, негулкий,Просто неприметен вдалеке,В тридевятом скромном переулке,В тридесятом сельском тупике.Вот сюда придёт подруга ваша,Полежит неделю, а потом —На прощание рукой помашетИ, быть может, позабудет дом.И не видим, пробегая близ, мы,Что вот здесь с утра и до утраЗолотые кадры коммунизмаПринимает на руки сестра.Все они в большой моей Отчизне,В трудовой шеренге дней и летПродолженьем будут наших жизней,Наших дел, свершений и побед.В этом самом рядовом из зданийСуждено подругам получатьСамое великое из званий,Самое святое имя – мать!Не за них ли тосты поднимают,Славят песней, ордена дают,Поздравляют, жарко обнимают,Задушевно за столом поют.Человек рождается! Об этомГоворят в любом конце страны,Сессии Верховного СоветаЭтому в Москве посвящены…

Ну, и хватит. Оборвём стихи на этом. По-моему, их ценность уже ясна: как же было не принять за подобные строки человека в Союз писателей? Не сделать главой регионального писательского объединения? В родильных домах с их золотыми кадрами коммунизма этого бы не поняли!

Саша Ткаченко (родился 19 апреля 1945 года) – все, кто его знали, подтвердят: добрый и твёрдый человек.

Я с ним был знаком давно. Он ко мне приходил в ялтинский дом творчества, когда я туда приезжал, и мы бродили с ним по побережью.

В перестройку он оказался настоящим молодцом. А в ПЕНе, по-моему, настолько мужественного человека уже и нет.

Вот только стихи его мне нравились далеко не всегда. Одни явно были написаны под влиянием Вознесенского, другие в нынешнем модерновом стиле.

Но настроение он, скончавшийся 6 декабря 2007 года, удерживать в строке умеет:

Одиночество бродит по улицамсловно бык прощённый в корридеопустивший рогаволоча за собой равнодушные взглядыв зеркалах отражаясьто гигантом то карликомнабиваясь в любовникиили с надписью «Sale»восставая в кварталахдешёвых…Одиночествосреди всех одиночестводиночество проходящих деревьеви прохожих с пустыми глазницамиЯ бы взял мастихин или кисточкуБеличьюи подправил бы грустьили грубую радость на лицахушедших в себяи не знающих как одинокиоднорукая Сенасахарная головка Нотр-Дамоблепленная муравьями туристовЯ бы мог разделённыхразмытых, тень и солнцесобрать, уходящих вернутьстарикам всем печальнымпроституткам простаивающимптицам в клетках как смертиждущих продажисказал бы – я с вамиесли это бродило по улицамодиночество не моёи не нужноеникому…

Василию Дмитриевичу Фёдорову удалось поступить в Новосибирский техникум, где на литературном конкурсе этого заведения он получил первую премию. Друзья посоветовали отправить их в газету «Большевистская смена».