Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал второй Страница 18

В будущем Арбузов примет активное участие в травле одного из своих друзей-соавторов Александра Галича. Хотя, с другой стороны, возьмёт под защиту А. Володина от критики Софронова и его соратников.

Да, я знаю, какой огромный успех выпал на долю арбузовской «Тани». А его «Иркутская история» сопровождала меня полжизни. «Мой бедный Марат». «Сказки старого Арбата». Всё это долго держалось на сцене.

Знаю я, что он вёл студию молодых. Что оттуда вышли талантливые драматурги, благодарные своему учителю.

Сложный он был человек!

Умер Арбузов 20 апреля 1986 года (родился 26 мая 1908-го).

Виктор Суворов – довольно известный перебежчик на Запад носил фамилию Резун и звался Владимиром Богдановичем. Владимир Богданович Резун (родился 20 апреля 1947 года) в армии начиная с 11 лет – с Суворовского училища. В 19 лет – член КПСС. Окончил Киевское высшее общевойсковое командное училище с отличием. Принимал участие в агрессии в Чехословакии. С 1970 года – в номенклатуре ЦК КПСС. В 1971–1974 учился в Военно-дипломатической академии.

Ну, а потом – Женева. Резидентура ГРУ.

В 1978 году исчез из своей женевской квартиры. И только его и видели! 28 июня 1978 года английская пресса сообщила, что Владимир Богданович вместе с семьёй находится в Англии.

А потом, как из мешка Деда-Мороза, на советского читателя посыпались подарки – книги.

«Аквариум» (1985), «Ледокол» (1968–1981, исправленное: 2014), три книги «Освободителя», «День М», «Выбор» и т. д.

Много книг написал Суворов. Разной художественной ценности. Есть удивительно профессионально написанные. Есть – так себе. Есть книги, противоречащие друг другу.

Но главное, что он, по-моему, сумел доказать, – это Сталин не только принял доктрину, согласно которой враг будет разбит на его территории, но и сам в неё истово поверил.

Поэтому разрушил укрепления вокруг старых границ, наспех сооружал новые. А танки и самолёты, в которых у нас было неоспоримое превосходство, почти подтянул к новым границам.

Точнее – так было с самолётами. Танковой армии Сталин не создал. Как выяснилось, он хотел воевать как в гражданскую – на конях. А танки роздал по всем армиям, как тачанки, которые идут впереди конницы.

Неудивительно, что за два-три дня гитлеровцы, почти не встречая сопротивление, углубились в Украину и Белоруссию. А самолёты, стоящие на аэродромах вблизи границ, не сумели взлететь: их разбомбили немцы.

С чем здесь можно спорить? Только, может быть, с тем, не напрасно ли гитлеровцы доверились союзникам-финнам и позволили устроить так называемую Дорогу жизни из Ленинграда. Или с тем, надо ли было немцам остановиться в Химках, чтобы подтянуть свои резервы. Но в этих их ошибках Сталин неповинен.

И, наконец, ещё одна значимая деталь, замеченная Суворовым. Сталину не нужна была Восточная Европа. Ему нужна была вся Европа. Поэтому так быстро разладились отношения с бывшими союзниками.

Единственное, о чём думаешь, читая книги Суворова: как всё-таки хорошо, что Сталин не прожил ещё 10–15 лет! Кто знает, что пришло бы в голову этому человеколюбивому болвану. Не швырнул бы он атомную бомбу в своих бывших союзников? Мог ведь. И, наверное, думал над этим.

21 АПРЕЛЯ

Я дружил с Танечкой Бек. Татьяна Александровна Бек (родилась 21 апреля 1949 года) была не только хорошим поэтом, но невероятно преданным поэзии человеком. И многое в ней понимала, и много об этом писала. В том числе и для меня – в газету «Литературу».

А здесь ещё оказалось, что её привлекает жанровое разнообразие стихов Окуджавы. Вместе с Сергеем Чуприниным Таня вела семинар в Литературном институте и рассказала своим студентам-поэтам об этом своеобразии. Оно их заинтересовало. Их интерес её подогрел. Она взялась написать статью об этом для «Литературы», которую я с удовольствием напечатал. Потом она выступала с ней на конференции, посвящённой творчеству Окуджавы. На мой вкус, эта статья является самым значительным вкладом в понимание жанровой природы стихов и песен Булата Окуджавы.

Любимым Таниным современным поэтом был Евгений Рейн. Мне многие его стихи тоже нравились. И всё же Олега Чухонцева я ценил гораздо больше. Мы не то что спорили с Таней, но оставались каждый при своём мнении.

Стихи Рейна взахлёб читал мне Александр Межиров, который часто посиживал в моём кабинете «Литературной газеты». «Ну ч-что в-вы, – говорил он, заикающийся от природы, – к-как-кой Ч-чухонцев б-ольшой п-оэт? Разве м-ожно с-срав-внить с Рейном?»

С Межировым я спорил. Да, говорил, есть у Рейна замечательные стихи. Но много провальных. А у Олега провалов не бывает. И замечательные стихи Олега выше замечательных стихов Жени, которые выдают последователя традиции питерской школы начала XX века. Олег – кошка, гуляющая сама по себе!

– П-пушк-киниан-нец! – определял Межиров. Я возмущённо опровергал: это Самойлова можно назвать пушкинианцем, но Чухонцева – с огромной натяжкой.

В то время многие стихи Рейна не печатались и ходили в самиздате. Слышал я их не только от Межирова. Когда зимой на встречу Нового года мы приезжали в дом творчества писателей в Дубултах, то любили по вечерам собираться дружеской компанией у кого-нибудь в номере. Травили байки, слушали песни, которые пел нам Окуджава, и стихи, которые не мог тогда напечатать Олег Чухонцев. Читал стихи и актёр Михаил Козаков. Не свои стихи, а тех, кого он любил. Среди них и Рейна.

Но Рейн мне не нравился по-человечески: самоупоён, бесцеремонен, хвастлив. Детские его стихи публиковали очень охотно. Рейн выпустил много детских книжек, которые издавались огромными тиражами. Так что он не бедствовал.

Поэтому я удивился, когда в ранние горбачёвские годы после первого творческого вечера Рейна, который официально разрешили провести в Малом зале ЦДЛ, захотев это отпраздновать и охотно приняв приглашение поэтессы Тани Щербины ехать праздновать к ней, Рейн скинул шапку: «У меня ни копейки. А кроме водки и закуски, мне нужно будет оставить себе трояк на такси». Мы с удовольствием скинулись и поехали к Тане Щербине, которая жила на Садовом кольце, недалеко от нового тогда здания «Литературной газеты», – Гена Калашников, Виктор Ерофеев, я, ещё человек шесть народу.

Рейн дружил с Бродским до его эмиграции. Бродский называл Женю своим учителем. Как только рухнул железный занавес, Женя поехал к нему в Америку.

Печатаясь со старыми своими стихами, Рейн быстро стал уважаемым и авторитетным поэтом. Что, конечно, справедливо. Стал преподавать в Литинституте и постоянно выезжать за границу.

Таня Бек обожала Рейна. Поэтому как личную трагедию восприняла его согласие переводить вместе с Михаилом Синельниковым и Игорем Шкляревским стихи Туркменбаши, бывшего первого секретаря ЦК компартии Туркмении, захватившего в ней власть после распада СССР и заставившего подданных обожествить себя, ставшего типичным восточным деспотом.

Рейн объяснял своё согласие тем, что речь идёт о стихах, а не о политических трактатах. «Кроме того, – сварливо добавлял он, – у меня подчас в доме не на что даже пельмени купить». Что возмутило знающего его Андрея Битова: «Столько печатается, столько внушительных денежных премий получил, и не на что купить пельмени?»

Циничное и фальшивое самооправдание столь почитаемого Таней человека, вероятно, доставило ей большую боль. Тем больше уважения внушает то обстоятельство, что она нашла в себе силы выступить с резкой оценкой поступка бывшего друга («НГ-Ex Libris», 23. 12. 2004): «антисобытием года назову письмо троих известных русских поэтов к Великому Поэту Туркменбаши с панегириком его творчеству, не столько безумным, сколько непристойно прагматичным». Но далась ей эта история настолько душевно трудно, что, возможно, уже не хватило сил жить дальше. Меньше чем через месяц она умерла. Было это 7 февраля 2005 года.

Одной из последней её прижизненной книгой была «До свиданья, алфавит!», пророческая уже своим названием. Да и резануло меня, когда я читал, как она пишет о могилах отца и матери на Немецком кладбище. «Придёт время, – примерно в таком духе загадывала Таня, – и я лягу рядом».

И о том же – в стихах, написанных, очевидно, несколько раньше:

Похоронив родителей,Которых не жалели,Мы вздрогнем: всё разительнейИ горше запах ели.Очнёшься от безволия,Чей вкус щемяще солон, —Над кубом крематорияСлышнее птичий гомон.Утрата непомернаяПод крик весёлой птицы…О жизнь моя, о смерть моя, —Меж вами нет границы.

Гога Анджапариздзе – сибарит, любитель женщин и красивой жизни. И все это он, родившийся 21 апреля 1943 года, имел уже после окончания аспирантуры филологического факультета МГУ. Ему доверили сопровождать писателя Анатолия Кузнецова в Лондон, и первая его фраза журналистам, когда он узнал, что Кузнецов убежал от него и попросил убежища в Лондоне, была: «Господа, я больше никогда не увижу Англию!»