Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал третий Страница 20

2. Человека человеком делает разум;

3. Человек обладает свободной волей, и только поэтому возможна его моральная и юридическая ответственность;

4. Выступал против всякого насилия и войн;

5. Ребёнка надо правильно воспитывать с самого рождения. Лучше, если это делают родители. Если они не могут это делать сами, то должны подобрать хорошего учителя;

6. Ребёнку надо дать религиозное, умственное и нравственное воспитание;

7. Важно физическое развитие.

А из его сатиры «Похвала глупости» мы выпишем то, что, кажется, не устарело и сегодня:

«Папы, кардиналы и епископы не только соперничают с государями в пышности, но иногда и превосходят их. Вряд ли кто помышляет о том, что белоснежное льняное одеяние означает беспорочную жизнь. Кому приходит в голову, что двурогая митра с узлом, стягивающим обе верхушки, знаменует совершеннейшее знание Ветхого и Нового завета? Кто помнит, что руки, обтянутые перчатками, суть символ чистого и непричастного ко всему земному совершения таинств, что посох изображает бдительную заботу о пастве, а епископский крест – победу над всеми страстями человеческими? И вот я спрашиваю: тот, кто поразмыслит над подразумеваемым значением всех этих предметов, не будет ли вынужден вести жизнь, исполненную забот и печалей? Но почти все избрали благую часть и пасут только самих себя, возлагая заботу об овцах либо на самого Христа, либо на странствующих монахов и на своих викариев. И не вспомнит никто, что самое слово «епископ» означает труд, заботу и прилежание: лишь об уловлении денег воистину пекутся они и здесь, как подобает епископам, смотрят в оба».

30 сентября 1930 года Корней Иванович Чуковский посетил в Алуште Сергеева-Ценского и в обширной своей записи об этом визите в «Дневнике», в частности, заметил: «Бранит Бабеля. «Что это за знаменитый писатель? Его произвели чуть не в Толстые, один Воронский написал о нём десятки статей, а он написал 8 листов за всю жизнь!»

«Я протестовал…» – комментирует слова Сергеева-Ценского Чуковский.

Надо сказать, что С.Н. Сергеев-Ценский был не так уж не прав. К тридцатому году Бабель напечатал небольшую книжку «Рассказы» в издательстве «Огонёк» (1925), сборник «Конармия» (1926), «Еврейские рассказы» (1927) и пьесу «Закат» (1927). В 1927-м принял участие в создание коллективной книги «Большие пожары», печатавшейся в кольцовском «Огоньке». Всё!

Правда, ещё в 1918-м напечатал цикл статей «Дневник» о своей работе в ЧК и в Наркомпросе. Но кто тогда его знал?

И всё же по большому счёту Сергеев-Ценский, конечно, был не прав. «Написал 8 листов»? Но каких!

Известность к Исааку Эммануиловичу Бабелю, родившемуся 12 июля 1894 года, пришла, когда он в 1921 году в популярной тогда одесской газете «Моряк» напечатал свой знаменитый в будущем рассказ «Король» – о еврейском бандите Бене Крике. И дальше – по 1924 год включительно публикует рассказы, составившие потом две книги – «Конармию» и «Одесские рассказы».

Причём «Конармию» Сергеев-Ценский, наверное, прочитал. Как и полемику вокруг неё. Всё-таки затеял её не кто-нибудь, а сам Будённый. Тот в ярости назвал Бабеля «дегенератом от литературы» в статье, напечатанной в 1924 году в журнале «Октябрь», – «Бабизм Бабеля из «Красной Нови». (Думаю, что пародическим обыгрыванием такого заглавия явился анекдот, который я слышал в юности: «Когда Будённого спросили, нравится ли ему Бабель, он ответил, лихо подкручивая усы: «Смотря, какая Бабель»!».)

Четыре года длилась полемика, которая, наверное, и раздражала Сергеева-Ценского. В конце концов, Бабеля защитил Горький, который покровительствовал писателю и опекал его.

Между прочим, вне этой полемики, но наверняка в связи с ней зародилось такое отношение властей к писателю, которое в будущем привело его к гибели. Известна фраза Ворошилова, сказавшего Мануильскому, что стиль «Конармии» «неприемлем». И ещё более зловещее: отзыв Сталина, который прочитал «Конармию» и нашёл, что Бабель «писал о вещах, которые не понимал». Несомненно, правы те исследователи, которые увидели в этом, что Сталин был раздражён самим желанием Бабеля задокументировать поход будённовской конницы на Львов. Львов Будённый не взял – не смог выполнить желания Сталина, бывшего тогда комиссаром на юге. В то время Сталин показал себя плохим стратегом. Отвлекаясь на Львов, он сорвал наступление Конармии на Варшаву. В результате польская кампания была проиграна.

Известно, что в 1925 году Сталин запросил для себя из архивов все материалы, связанные с этим походом Будённого, и не вернул их. Можно не сомневаться, что упоминание об этом походе у Бабеля Сталина не обрадовало. Он затаился, а смерть Горького, покровителя Бабеля, развязала ему руки.

Тем более что Бабель не остановился на рассказах об одесских уголовниках и о конниках Будённого. В 1931 году он отправился в Украину собирать материалы для романа о коллективизации. Первую главу его, названную «Гапа Гужва», он опубликовал в 10 номере «Нового мира» за 1931 год. Но уже следующая глава «Колывушка» опубликованной быть не смогла (напечатана в годы перестройки). По многим свидетельствам, Бабель ужаснулся увиденному, сказал Багрицкому, что эти страшные картины научили его спокойнее смотреть на расстрелы людей. Другому своему приятелю он сказал, что происходящее в деревне намного страшнее того, что он видел в гражданскую войну.

Надо сказать, что при жизни Горького Бабеля пусть и неохотно, но выпускают за границу. С сентября 1927 и по октябрь 1928 года и с сентября 1932 по август 1933-го он живёт во Франции, где жила гражданская жена Бабеля Наталья Каширина, которая в 1929-м родила ему дочь, живёт в Бельгии, в Италии. Похоже, что власти не возражали бы, если б он стал невозвращенцем. Но Исаак Эммануилович возвращался на родину. Последний раз с антифашистского конгресса писателей в 1935 году.

Уничтожили Бабеля тогда же, когда и Мейерхольда. И, как и режиссёра, пытали. Вынудили под страшными пытками признать, что он намеренно искажал действительность, вёл среди деятелей культуры антисоветские разговоры и шпионил в пользу Франции.

О том, что её мужа расстреляли 27 января 1940 года, вдова Бабеля узнала только через много лет. Перед ней долго разыгрывали комедию, подсылали ложных свидетелей, встречавших якобы Бабеля в тюрьмах и лагерях военной и даже послевоенной поры. Зачем это делали? Из садистского сладострастия.

Павел Григорьевич Беспощадный, родившийся 12 июля 1895 года в Смоленской губернии, уже с 1907 года работал шахтёром в Донбассе. Там встретил революцию. Оттуда ушёл на гражданскую войну. И вернулся с неё, чтобы работать в газете «Кочегарка». Переехал вместе с редакцией в Горловку в 1932 году. Был в эвакуации во время Отечественной войны. Жил после войны в Краснодоне, в Ворошиловграде. А с начала 50-х навсегда перебрался в Горловку.

В своих стихах и поэмах воспевал шахтёрский труд. Удостоен звания «Почётный шахтёр СССР».

Хотя его произведения о шахтёрах неинтересны. Изредка попадаются в его наследии и неплохие стихи.

Оцените:

Всё мне кажется это странным,И себе я не верю сам,Чтоб мальчишка, крепыш колчеданный,О шахтёрах стихи писал.Ну, когда мне им было учиться,Я отчёта себе не дам:С малолетства я стал трудиться,Кое-как читал по складам.Жизнь была только в корке хлеба.Грызя чёрствую, трудно рос,Батька клял и пласты, и небоИ с тоски меня бил до слёз.Вечно бедность и недостатки,Бесконечный тяжёлый вздох.И ругала с тоскою матка:– Лучше б ты, не родившись, издох!Ну, а если увидят книжку -Пропадай и скрывайся с глаз!Даже грамоте, видно, мальчишкуНаучил ты, старик Донбасс!Потому-то во всех моих строчкахТолько лавы, забои, забут.Лица чёрные, в угле сорочкиК песням строгим меня зовут.

Умер Беспощадный 25 мая 1968 года.

Я женился рано, на однокурснице, коляска с сыном, пока мы с женой по очереди сидели на лекциях, нередко стояла во дворе университета на Моховой, благо жили мы недалеко. Двух стипендий нам, конечно, не хватало, и мой гонорар (а в университете я начал печататься) часто нас спасал.

И всё-таки надо было думать о постоянном заработке. Университет ещё не был закончен, но это меня не смущало: меня знали в редакциях, и я мечтал, в какую-нибудь из них устроиться.

И вот – улыбка Фортуны! Только я это про себя решил, как в журнале «Москва», куда я зашёл вычитывать гранки своей статьи, встречаю Александра Львовича Дымшица, про которого я знал, что он поссорился с Кочетовым и ушёл из «Октября» из-за Солженицына. Дымшиц написал положительную рецензию на «Один день Ивана Денисовича», а Кочетов расценил это как предательство. Мы не были близко знакомы, но при встрече раскланивались.