Фаина Раневская - Мой кот и пес. «Они живут как Сара Бернар, а я сама – как собака» Страница 3

Он потом попытался загладить свою вину – принес нам пойманного воробья и долго не мог понять, что не так. Вот уж спасибо!

У Кутьки Юрия Никулина невыносимый характер.

Этого фокстерьера они нашли на улице. Хитрюга, внешне тихоня, но большой любитель действовать «из-за угла».

Татьяна рассказывала, что хозяева собак во дворе, едва завидев Кутьку, зовут своих питомцев домой. Непонятно почему, но стоит фокстерьеру появиться, как затевается собачья свара – все дерутся со всеми. Но сам Кутька при этом сидит в сторонке и наблюдает, блестя хитрыми глазами, за битвой сородичей.

Говорят, эксперимент ставили – Кутьку выводили на поводке и от себя не отпускали. Ничто не помогло, даже если его на руки взять и не спускать, само присутствие фокстерьера заставляет собак рычать друг на дружку и кусаться.

Загадка, не объяснимая наукой.

А в остальном милейшее создание.

Увидела картинку и статью о странствующем голубе, который водился в Северной Америке. Красавцы! Не сизые, не белые, а разноцветные – крылья сизые, а грудка желто-оранжевая. Крупные птицы.

Когда-то они были самыми распространенными птицами на Земле.

До тех пор, пока голубя не приметил человек. За какую-нибудь четверть века американцы умудрились выбить, уничтожить самую массовую птицу! На голубей охотились везде и всегда, но там особенно. Стреляли ради мяса для пирогов, во время спортивной охоты, ловили для праздничной охоты. Эти голуби в год выводили всего одного птенца, выжить, когда на тебя охотятся круглый год двуногие с ружьями в руках, невозможно.

Последняя голубка Марта умерла в 1914 году в зоопарке.

Сознавала ли она, что последняя?

Как это страшно – быть последней!

Кузька – гулена и интеллектуал

У нас был Кузя – серый пушистый домашний кот. Любитель участвовать во всех наших интеллектуальных трудах. Выражалось это в намеренном укладывании на столе прямо на раскрытую книгу, журнал или газету. Причем укладывался Кузя со вкусом, выбирая местечко под лампой посветлей, то есть потеплей.

Тата (Наталья Ивановна) сгоняла его бесцеремонно, а мы с Павлой Леонтьевной стеснялись потревожить кота. Тата смеялась, что мы читаем вокруг Кузи, а Лесик говорил, что нужно научиться читать сквозь кота, тогда он не будет мешать совсем, даже если разляжется.

Кузя прожил у нас недолго, может, потому мы так и не научились видеть сквозь кота?

Котов люблю всяких, особенно беспородных, они более самостоятельные и живучие. Опасаюсь только тех, у которых совсем нет шерсти, – голых. Вывели такие породы, смотреть страшно. Мне все кажется, что кошку ободрали живьем или облезла бедняга из-за болезни.

Только что прочитала (возможно, все давно об этом знают), что чисто черная кошка без единого белого волоска сейчас большая редкость. Виноваты в этом люди.

Все живое чисто черного цвета церковью считалось воплощением дьявола. Но если у животного имелось хоть одно белое пятнышко, то это уже не так.

Понятно, что разглядывать черную кошку, чтобы это пятнышко разыскать, людям страшно: что, если пятна нет? Вот и ловили всех подряд черных, убивали или даже сжигали.

День такой был, кажется Святого Иоанна, когда сжигали черных кошек и котов во славу Господа!

N.B. Про день проверить, чтобы не ошибиться!

Очередная лавина неприятностей настигла черных кошек в прошлом веке.

На Востоке в моду вошли шапки из черного кошачьего меха. В Китае за такую шкурку платили в три раза дороже, чем за обычную. Сколько было переловлено и убито черных кошек? Но они все равно выжили и расплодились, а мода прошла.

Это ужасно, когда вдруг возникает мода на твою шкуру! Неужели люди никогда не научатся считаться с теми, кто живет с нами рядом на Земле?

В дневнике есть такая запись:

«Осторожно относилась к Эдгару По, поскольку не очень люблю черные страсти в произведениях, но вчера прочитала его «Черного кота» и до сих пор не могу прийти в себя. Прочитала из любопытства после заметки о кошке Каттарине, жившей у По.

Автор статейки писал, как любил Эдгар По свою черепаховой расцветки красавицу, как кошка скрашивала последние месяцы жизни больной туберкулезом жены По Вирджинии, какая это была умная кошка… В статье приводились и выдержки из эссе По «Инстинкт или разум – черный кот». Цитаты понравились, я разыскала в библиотеке эссе, найти его удалось только на французском.

Потом был сам рассказ «Черный кот». Ужас! Если бы я начала с рассказа, больше не только эссе, но и вообще ни страницы По не прочитала, даже книгу не открыла.

Я не знаю, чему верить: восторженным свидетельствам о его замечательной Каттарине дома или ужасам из рассказа. Не мог человек, любивший кошек, даже одну-единственную свою, так описывать кошмар убийства сначала кота, а потом собственной жены. Если только не сошел с ума. Возможно, было и так.

Только горячечный бред законченного алкоголика мог выдумать такие ужасы!»

Прошли годы, но и сейчас я с содроганием вспоминаю этот рассказ. Понимаю, что это очень поучительно для людей, больных алкоголизмом, но это не оправдывает жестокости писателя. Боюсь, что алкоголики не читают Эдгара По, а если и прочтут, то будет повешен не один Плутон, как в рассказе.

О «Черном коте» По я услышала от Анны Андреевны, а той советовала почитать жена Булгакова (тогда еще не вдова) Елена Сергеевна. Неужели у Булгакова были ассоциации с этим черным котом, когда он описывал Бегемота? Не хотелось бы так думать.

Детские печали

В Таганроге у нас был большой пес, сидевший во дворе на цепи.

Цепь была толстенная и страшно тяжелая, может, потому пес больше сидел или лежал, таскать такое на шее было тяжело.

Нашла такую запись в дневнике:

«Мне видится детство все чаще и чаще. Разные события всплывают из недр памяти и волнуют до сердцебиения. Я вижу двор, узкий и длинный, мощенный булыжником. Во дворе сидит на цепи лохматая собака с густой свалявшейся шерстью, в которой застрял мусор и даже гвозди, – по прозвищу Букет. Букет всегда плачет и гремит цепью. Я люблю его. Я обнимаю его за голову, вижу его добрые, умные глаза, прижимаюсь лицом к морде, шепчу слова любви. От Букета плохо пахнет, но мне это не мешает».

Меня от Букета гоняли, чтобы не подцепила блох или другой гадости. Я отвечала, что лучше блох вывести самому Букету. Мама, моя добрая мама, отмахивалась. Тогда я еще не понимала, что у людей доброта бывает двойной. Маму я не осуждаю, ей, живущей совсем иной жизнью, было не до блох дворового Букета.

Кто сообразил назвать так собаку, сидевшую на цепи, от которой просто не могло не пахнуть псиной?

Мама пригрозила рассказать о моей дружбе отцу, а Белла добавила, что уж тогда Букета точно отправят на живодерню. Это был верх несправедливости! Мне запрещали дружить с добрым псом, который совсем не виноват, что сидит на цепи и не может сбегать искупаться. А потом еще и грозят сдать несчастное животное на живодерню!

Удивительно, но в отношениях с Букетом меня не поддерживал даже брат Яков, с которым мы вместе совершили немало проступков с поркой в наказание за них. Например, мы даже сбегали в Африку! Но оказалось, что в Африку к бегемотам брат со мной готов, а биться за права Букета – нет. Неужели и ему мешал запах псины?

Сколько я ни убеждала, Букета так и не вымыли. Даже наш дворник не стал этого делать, а ведь мог.

Несправедливость мира повергла меня сначала в истерику (на мое счастье, отец был в отъезде, не то не миновать мне порки, а Букету живодерни), а потом в тихое отчаянье. Хорошие люди оказывались хорошими, только когда от собаки рядом не пахло псиной!

Я перестала открыто обниматься с Букетом, но носить ему еду с нашего стола не перестала.

Букет исчез, когда мы в очередной раз были за границей. Приехав из Парижа, я побежала поздороваться с собакой и обнаружила пустую будку. На расспросы дворник развел руками:

– Помер ваш Букет, барышня. Съел чего-то и помер.

Рыдала два дня, еще детским своим умом понимая, что не просто так съел, что был Букет стар и слышать стал плохо, отправили его на живодерню, пока меня не было в доме.

С тех пор Париж ассоциируется еще и с потерей, кажется, если туда поехать, то непременно кого-то потеряешь. Хотя кого мне терять, кроме моего Мальчика?

На Старопименовском у меня в комнате эркер почти упирался в стену соседнего дома, в окно постоянно была видна эта стена, потому сумерки царили даже в самый яркий день.

Я попросила театрального художника нарисовать на стене какой-нибудь светлый пейзаж, чтобы, глянув в окно, видела знойную Африку или цветущий сад. Мы почти договорились, он даже сделал несколько эскизов. Битва мнений завершилась принятием эскиза с пасущимися на солнечном лугу коровами (стадо вдалеке), и никаких охотящихся на антилоп львов. Но оказалось, что в доме, представляющем историческую и художественную ценность, на любое действие нужно получить разрешение какого-то архитектурно-художественного начальства, иначе придется не только за свой счет восстанавливать как было, но и долго отрабатывать провинность на лесоповале.