А. Серов - Большая книга славянской мудрости Страница 7

– Денис Григорьев! – начинает следователь. – Подойди поближе и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семенов Акинфов, проходя утром по линии, на 141-й версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя. Так ли это было?

– Чаво?

– Так ли все это было, как объясняет Акинфов?

– Знамо, было.

– Хорошо; ну, а для чего ты отвинчивал гайку?

– Чаво?

– Ты это свое „чаво“ брось, а отвечай на вопрос: для чего ты отвинчивал гайку?

– Коли б не нужна была, не отвинчивал бы, – хрипит Денис, косясь на потолок.

– Для чего же тебе понадобилась эта гайка?

– Гайка-то? Мы из гаек грузила делаем…

– Кто это – мы?

– Мы, народ… Климовские мужики, то есть.

<…>

– Так ты говоришь, что ты отвинтил эту гайку для того, чтобы сделать из нее грузило?

– А то что же? Не в бабки ж играть!

– Но для грузила ты мог взять свинец, пулю… гвоздик какой-нибудь…

– Свинец на дороге не найдешь, купить надо, а гвоздик не годится. Лучше гайки и не найтить… И тяжелая, и дыра есть.

– Дураком каким прикидывается! Точно вчера родился или с неба упал. Разве ты не понимаешь, глупая голова, к чему ведет это отвинчивание? Не догляди сторож, так ведь поезд мог бы сойти с рельсов, людей бы убило! Ты людей убил бы!

Сильна наша глупость, и бесчисленны ее убежища; и у самых умных людей еще отведены для нее уютные уголки.

– Избави Господи, ваше благородие! Зачем убивать? Нешто мы некрещеные или злодеи какие? Слава те Господи, господин хороший, век свой прожили и не токмо что убивать, но и мыслей таких в голове не было… Спаси и помилуй, царица небесная… Что вы-с!

– А отчего, по-твоему, происходят крушения поездов? Отвинти две-три гайки, вот тебе и крушение!

Денис усмехается и недоверчиво щурит на следователя глаза.

– Ну! Уж сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем и хранил Господь, а тут крушение… людей убил… Ежели б я рельсу унес или, положим, бревно поперек ейного пути положил, ну, тогды, пожалуй, своротило бы поезд, а то… тьфу! гайка!»

К. Трутовский. Хоровод в Курской губернии, 1860. Начиная с Пасхи праздничные хороводы следовали один за другим

Пробуждение души

Людей всегда что-то разделяет: возраст, способности, уровень достатка и ступени социальной лестницы. И об этом сложено немало пословиц, взять хоть самую известную: «Сытый голодного не разумеет». Кажется, что нам просто не дано понять друг друга, и надо жить своей жизнью, не отвлекаясь на чужую и не огорчаясь этому непониманию. Но, на самом деле, есть вещи – общие для всех.

В глубине души у каждого из нас есть ростки одних и тех же чувств, общих для всего человечества, – доброты и любви к ближнему. И иногда не хватает лишь маленького толчка, чтобы они пробудились.

«У Баргамота чесались руки, но сознание того, что в такой великий день как будто неудобно пускать их в ход, сдерживало его. Гараська шагал бодро, совмещая удивительным образом самоуверенность и даже дерзость с кротостью. У него, очевидно, была своя мысль, к которой он и начал подходить сократовским методом:

– А скажи, господин городовой, какой нынче у нас день?

– Уж молчал бы! – презрительно ответил Баргамот. – До свету нализался.

– А у Михаила-архангела звонили?

– Звонили. Тебе-то что?

– Христос, значит, воскрес?

– Ну, воскрес.

– Так позвольте… – Гараська, ведший этот разговор вполоборота к Баргамоту, решительно повернулся к нему лицом.

Баргамот, заинтригованный странными вопросами Гараськи, машинально выпустил из руки засаленный ворот; Гараська, утратив точку опоры, пошатнулся и упал, не успев показать Баргамоту предмета, только что вынутого им из кармана. Приподнявшись одним туловищем, опираясь на руки, Гараська посмотрел вниз, – потом упал лицом на землю и завыл, как бабы воют по покойнике.

Гараська воет! Баргамот изумился. „Новую шутку, должно быть, выдумал“, – решил он, но все же заинтересовался, что будет дальше. Дальше Гараська продолжал выть без слов, по-собачьи.

– Что ты, очумел, что ли? – ткнул его ногой Баргамот. Воет. Баргамот в раздумье.

– Да чего тебя расхватывает?

– Яи-ч-ко…

Гараська, продолжая выть, но уже потише, сел и поднял руку кверху. Рука была покрыта какой-то слизью, к которой пристали кусочки крашеной яичной скорлупы. Баргамот, продолжая недоумевать, начинает чувствовать, что случилось что-то нехорошее.

– Я… по-благородному… похристосоваться… яичко, а ты… – бессвязно бурлил Гараська, но Баргамот понял. Вот к чему, стало быть, вел Гараська: похристосоваться хотел, по христианскому обычаю, яичком, а он, Баргамот, его в участок пожелал отправить. Может, откуда он это яичко нес, а теперь вон разбил его. И плачет. <…>

Какая необходимая приправа ко всему – доброта.

– Экая оказия, – мотал головой Баргамот, глядя на валявшегося пьянчужку и чувствуя, что жалок ему этот человек, как брат родной, кровно своим же братом обиженный.

– Похристосоваться хотел… Тоже душа живая, – бормотал городовой, стараясь со всею неуклюжестью отдать себе ясный отчет в положении дел и в том сложном чувстве стыда и жалости, которое все более угнетало его. – А я, тово… в участок! Ишь ты!»

Какой обман честным бывает

От кого и чего только не зависели крестьяне на Руси! На деревне староста, над старостой барин, над барином губернатор, а над всеми царь… А еще и в лесу свой хозяин живет, медведь называется, да тоже не особо с людьми ласков. Как же управиться со всеми, как жить простому человеку?

Но там, где бессильна сила, всегда поможет хитрость. В народе никогда не считалось зазорным обмануть туповатого злого простака. Да и правильно, не тягайся сильный с хитрым!

«Приехал мужик в поле, стал пашню пахать. Вдруг вышел медведь из лесу – да к нему.

– Мужик, мужик, я тебя съем.

– Не ешь меня, медведь. Давай лучше вместе репу сеять. Как вырастет репа – разделим поровну.

– Ладно, – говорит медведь, – давай.

Вот вспахали они поле, посеяли репу. Выросла репа крупная да сладкая. Стали мужик и медведь делить репу. Спрашивает мужик:

– Ты, медведь, что себе возьмешь: вершки или корешки?

Медведь говорит:

– Вершки возьму.

– Ну, хорошо, будь по-твоему: бери вершки.

Отдал мужик медведю всю ботву от репы, а репу домой увез.

Пожевал-пожевал медведь ботву – невкусно.

Пошел он к мужику и говорит:

– Дай-ка мне корешки попробовать.

Дал мужик ему репу. Медведь съел и говорит:

– Э, мужик! Твои корешки сладкие, вкусные, а мои вершки горькие. Не буду больше вершки брать!

На другое лето посеяли мужик и медведь пшеницу. Славная выросла пшеница. Принялись они жать, медведь и говорит:

– Ну, мужик, давай мою долю, да смотри – без хитрости.

– Хорошо. Говори – что теперь возьмешь?

– Давай корешки.

Мужик не стал спорить. Взял себе вершки, а медведю оставил корешки. Вот мужик намолол пшеничной муки, напек пирогов, сидит да ест. А медведь приволок в свою берлогу корешки, стал их жевать. Жевал-жевал, не мог разжевать. Понял он, что опять не то выпросил. Досадно стало медведю. Перестал он вместе с мужиком землю пахать».

Русская народная сказка «Мужик и медведь»

II

Мудрость военная

Огнем, мечом и разумом

С древних времен государства всего мира, большие и малые, торговали и воевали, нападая и защищаясь. И от храбрости воинов, стоявших на границах страны, подчас зависело само ее существование. Однако чтобы побеждать врагов, одной отваги и стойкости мало.

Многие века на весь мир славятся сила, бесстрашие и железная воля русских воинов. Но в полную мощь любая сила может развернуться, только если ее направляет острый и проницательный разум. Потому не меньшей славы заслуживает воинская мудрость как знаменитых полководцев, так и простых солдат.

Но как многолика мудрость! Иногда она в том, чтобы отчаянно рваться вперед, как Чапай, иногда в том, чтобы отступить, как Кутузов, иногда в том, чтобы идти наперекор разумным советам, как Нахимов. О разных ипостасях мудрости мы и поведем рассказ в этой главе.

Победу куют не генералы, а солдаты

Всего шесть слов (а больше и не надо), чтобы сразу понять, что речь идет о великом русском полководце Александре Васильевиче Суворове. Всем известна история о том, как физически слабый мальчик, проявивший немалые способности к военной тактике и стратегии еще в детстве, сам выбрал себе дорогу военного и прошел ее до конца с небывалой славой и блеском.

Война закончена лишь тогда, когда похоронен последний солдат.