Сборник - Точки. Современный рассказ Страница 2

Проза Алексея Контаря (Смирнова) тоже напоминает рассказы Хемингуэя и Лондона. Вошедший в сборник рассказ о снайпере, у которого даже название хемингуэевское – «Со всеми это кончалось одинаково», продолжает тему дипломного сборника Контаря – «Морские волки». Жизнь, описанная в этих рассказах, таит в себе много опасностей и лишений, но зато полна незабываемых ощущений. В рассказе «Дело-то житейское» герой, охотясь на Фиджи за кораллами, попал в отлив и не может вернуться на берег. Ему целую ночь надо продержаться на воде, стараясь, чтобы не отнесло в океан: «Сил больше не было. Я тонул. С каждым вздохом я заглатывал немного морской воды, выплюнуть ее обратно всю не было сил. Давно стемнело, я потерял из виду своего приятеля. Часов через шесть мне стало всё равно – умру я в океане или выплыву. Я лежал в черной и непрозрачной воде и думал только об одном: как будет больно моей матери». Но нельзя сказать, что Контарь – лишь эпигон Хемингуэя или Лондона, каких в нашей литературе было, наверное, тысячи, поскольку в повествовательной манере Контаря преобладает юмор. Есть у него и своя специфическая образная система, проявляющаяся, в частности, в его морских пейзажах: «Море было спокойно. Включив свои автопилоты, по океанской дороге ровно, как мишени в тире, шли груженные по ватерлинию океанские исполины».

Произведения Людмилы Комаровой в начале обучения на ВЛК были несвободны от влияния Зощенко, Хармса, молодого Булгакова. Но уже тогда они не являлись прямым подражанием классикам юмора и сатиры советского периода, скорее, их можно было определить как переходный период автора к собственной оригинальной прозе. Это ярко проявилось, в частности, в рассказе «Проездной». Героиню его, 45-летнюю женщину, доведенную до отчаяния хамством и злобой в транспорте, начинает тошнить какими-то маленькими экзотическими птицами с яркой окраской. Характерно, что окружающие ее люди нисколько не удивлены самим фактом появления изо рта у героини мертвых птиц, их больше интересует, как бы удалить женщину от окошечка кассы в метро, где она стоит. Всё это прекратилось лишь после того, как какой-то добрый человек дал несчастной женщине проездной на две поездки. «Женщина взяла из рук мужчины проездной и, загадочно улыбаясь, направилась к турникетам. Она шла, всё время оглядываясь на мужчину-благодетеля, и в какой-то момент ей даже показалось, что над его головой она видит свечение…». Комарова «подражательного периода» на этом месте бы и остановилась, но теперь она использует все «ресурсы» своего образа, разрабатывая его до конца. Рассказ заканчивается так: «… в шашлычных, расположенных неподалеку от станции метро, на которой пыталась купить проездной женщина, целых две недели продавали диковинные шашлыки от непонятно откуда взявшихся в Москве амазонских перепелов».

А рассказ Комаровой «Кровожадный народ» имеет прямое отношение к работе нашего семинара. В нем в юмористической, гротескной форме описано обсуждение «семинаристами» моего задания: «дописать» незавершенный рассказ М. Ю. Лермонтова «Штосс».

Если «Кровожадный народ» Комаровой написан по мотивам моего задания, то рассказ второкурсницы ВЛК Марии Ундрицовой “Фальтер” и есть выполненное задание, правда, на другую тему. Кому-то, может быть, покажется странным, что подобные семинарские опыты помещаются в сборнике оригинальной прозы. Но дело в том, что задание было очень сложным: описать то, от чего сознательно уклонился Владимир Набоков в своем известном рассказе “Ultima Thule” – состояние героя и причины, превратившие его из обывателя в человека, «познавшего суть вещей». Ведь произведение Набокова в каком-то смысле и держалось на «сознательном умолчании» об истине, которая открылась его герою Фальтеру. То, как справилась с этим заданием Ундрицова, говорит, на мой взгляд, о ее хороших творческих перспективах.

Рассказы Евгении Сафоновой – это протестная молодежная проза в духе прозы американских битников (Д. Керуака, К. Кизи и других), с преобладанием этического протеста над социальным, весьма непосредственная по методам выражения и с довольно удачным использованием метода «остранения реальности»: «Ещё минуту светило солнце и, бац – пошёл дождь. Лил как из ведра, барабанил по крышам как по вёдрам. Стоял такой грохот, точно всех зовут на обед. Прямо-таки пир на весь мир. Только есть нечего. Фрида спряталась под козырёк передвижного ларька, в котором продают куриц-гриль. Её окружали курицы, которых ели люди. Мужчины и женщины лопали птичек, а косточки бросали собакам». Добавлю к этому, что перед нами – типичная литинститутовская проза. Образы Сафоновой в большинстве случаев не являются локальным приемом и получают развитие по ходу повествования. Так, «остраненная» метафора нынешней городской жизни: «Её окружали курицы, которых ели люди», отзывается в другом эпизоде: «Лесорубы сидели и курили. Один из них достал яйцо и начал счищать скорлупу. Фрида вспомнила, что ещё недавно она видела куриц, а теперь вот яйцо. Но, конечно, это никак не связано. Просто было ею подмечено. Было ею замечено, что смерти нет». Или возьмем метафору из рассказа «Потому что Хлоя умерла»: «В тот момент, когда я сказала, что иногда самоубийство – это выход, мы подошли к стеклянным дверям метро, где было написано: «Нет входа». В похожем духе написан во всех отношениях необычный рассказ «Меня зовут Джейн…», включенный в этот сборник.

Алиса Анцелевич – писатель того же поколения, что и Евгения Сафонова, и в каком-то смысле того же направления. В ней нет сафоновского сарказма, но есть способность на малом объеме и малыми средствами создать фрагмент какой-то удивительной жизни, которая существует помимо нас и будет существовать даже после того, как мы перевернем последнюю страницу рассказа – в данном случае «Однажды у нас под Лондоном».

Елена Яблонская – серьезный, печатающийся прозаик, одинаково успешно работающая в разных жанрах – повести, новеллы, путевых очерков. Она обладает своеобразным, мягким чувством юмора, который до поры до времени несколько сковывали границы присущей ей серьезности. Но о рассказе «Семилайка» этого не скажешь: он пронизан не только злободневным литературным юмором, но и фантастическими сюжетными поворотами, несвойственными Яблонской прежде. Это ощущение обретенной творческой свободы важно не только для начинающих прозаиков, но и для таких, которые, как Яблонская, имеют уже не одну книгу и журнальную публикацию.

Дипломная повесть Анны Чезгановой «Опыт удушья», отрывки из которой она предложила в сборник, являет собой странный, на первый взгляд, симбиоз – семейной, бытовой драмы и философского произведения. «Я черная голубка. Paloma Negra, – так говорит себе героиня повести Тамара. – Я никогда не принесу мира. Кругом чёрные лица. Хоровод чёрных плащей. Я не могу остановиться, это похоже на агонию. Бабочка – опаленные крылья. Держаться тени – это мой смысл. Жизнь – это всего лишь опыт удушья». Единственным средством «выйти из тени» Тамаре представляется боль: «Боль, как сказал один поэт, даёт неповторимый «опыт борьбы с удушьем». Тамара всё же находит другой способ борьбы с «удушьем» – в готовности прощать и любить. Когда-то она говорила матери: «Сейчас у всех одна общая проблема – одиночество. Вот так у меня, кроме тебя, никого нет, а найду человека, будет муж, а от мужа детки, внучки у тебя будут, и будет нас много, и будем мы одной большой семьей. А потом ведь нас будет все больше и больше, и тогда мы заполним пустоту своими голосами, вытесним одиночество на окраины жизни». Но Тамара полагала, что «вытеснить одиночество на окраины жизни» можно лишь простым прибавление рода. Оказалось, «заполнить пустоту своими голосами» можно лишь тогда, когда люди слышат друг друга.

Марина Иванова долго работала в публицистическом жанре, и это обстоятельство, естественно, не могло не сказываться на прозе, которую она писала во время обучения на ВЛК. Но теперь с уверенностью можно говорить об Ивановой именно как о прозаике. Ее веселый, озорной рассказ «Пошутила» является зримым свидетельством того, что она не напрасно «изменила» прежнему жанру.

Есть в сборнике и представитель детской литературы – Валентина Хохлова. Ее рассказ «Лёвкина яблоня» не уступает с точки зрения психологичности литературе «взрослой». Первыми опытами в прозе поэта Жанны Варнавской были детские рассказы, но пишет она и «взрослые», один из которых, «Глупости», включен в сборник. Поэт Зоя Донгак из Тувы – врач-педиатр, много лет трудившаяся в сельской глубинке. Она не понаслышке знает о том, о чем со своеобразным тувинским колоритом рассказывает в «Родах по телефону» – отрывке из автобиографической повести, сильно напоминающем, вплоть до буквально совпадающих фраз, рассказ молодого Михаила Булгакова «Крещение поворотом».