Анна Плантажене - Мэрилин Монро Страница 19

Молодой разведенной женщине пришлось за это расплачиваться. Она теперь осталась без мужа, зато с матерью, ужиться с которой, как она быстро поняла, было невозможно. Настал час сведения счетов между Глэдис Бейкер и ее дочерью. Обе сыпали упреками, горькими замечаниями, осуждениями. Мэрилин никогда не добиться от матери ожидаемого восхищения и благодарности. Вернуться в прошлое невозможно. Мечта о том, чтобы вытащить мать из дурдома и жить с ней в хорошеньком домике, обставленном белой мебелью, рассыпалась в прах. Так и не отделавшись от чувства вины, точившего ее с самого детства, Мэрилин после нескольких недель жизни с матерью перебралась в небольшую однокомнатную квартирку, передав на руки тете Ане еще более суровую, чем раньше, ледяную, погибшую Глэдис. Это было невыносимо. И вот она впервые в собственных четырех стенах, практически в пустой квартире, потому что материальные блага — вещи, даже украшения, всякий внешний признак богатства — вызывают у нее только отвращение. Норма Джин не любит то, что длится долго, потому что ничто не длится долго. Но она больше не Норма Джин, она должна вбить себе в голову, что она Мэрилин Монро, которая больше не оглядывается назад. Даже близкие теперь должны называть ее Мэрилин. Мэрилин довольно матраса на полу и лежащих там же книг, которые она читает или не читает, страстно желая выучиться и доказать всей Земле, что она не пустоголовая. Мэрилин внимательно следит за фигурой и потихоньку привыкает к ощущению защищенности и уверенности, которое, как она заметила, дает ей алкоголь. Молодая женщина, все более красивая и все более одинокая, а кругом белизна — от пола до потолка.

Шесть лет. Долгий период, в течение которого Мэрилин Монро поочередно смеялась и стонала в темноте, ожидая, когда же пробьет ее час, продлится шесть лет[3]. Смутное время со многими неизвестными, о которых мнения биографов расходятся. Некоторые утверждают, что, чтобы платить за квартиру и добиться своих целей, Мэрилин регулярно зарабатывала своим телом — была наемной танцовщицей в баре, девушкой по вызову, да просто проституткой. Говорят о закрытых вечеринках у Джо Шенка — семидесятилетнего заправилы студии «XX век Фокс», связанного с мафией, которому доставляли молодых женщин на лимузине. Говорят об оргиях, абортах. Как узнать? Кому верить? Выдумки? Правда? Мифоманский бред, распространяемый женщиной, которая уже не могла или не желала отделять реальность от вымысла? Возможно, не это главное. Главное не доказать, какими способами начинающая актриса пыталась заполучить роли, спала она с кем-то или нет, чтобы «преуспеть». Очень вероятно, что Мэрилин без зазрения совести старалась извлечь выгоду из своего тела — единственного своего богатства, которое, во всяком случае, не доставляло ей больше никакого удовольствия, поскольку к сексу как таковому она была равнодушна. Мужчины сменяли друг друга — это ее не волновало и не мешало. Она даже принимала это за честь, обретая чувство того, что существует, обладает властью над их безумным, молящим взглядом, их лихорадочными и неловкими жестами, когда они зачастую патетически обнажаются в момент истины. Ведь на самом деле в любви это они раскрывают себя, обнажают свои изъяны. Она лишь обнажалась и предоставляла свои роскошные формы их прихотям. Общество очень пожилых мужчин ее не смущало. Она даже предпочитала его обществу молодых, вечно спешащих людей. Мужчины за шестьдесят — Джо Шенк, а потом Джонни Хайд — не унижали ее молодости. Они придавали ей уверенности. Были так предупредительны, нежны, трогательно неловки — стыд, бессилие и к тому же боязнь умереть. Мэрилин не чувствовала себя в опасности рядом с ними. Их объятия были острыми и искренними. Да и краткими, кстати. Это в большей степени было отчаянным бунтом, чем эгоистическим наслаждением. Именно так она и подходила к этому вопросу. Ну и пусть у них порой сомнительные знакомые. Чем ближе к власти, тем чаще пахнет жареным, образуется банда. Там, где деньги — всегда шампанское, красотки и мужчины в черном. В Голливуде все это в двойном размере. Мэрилин голодна. Ей нужны деньги и ласка. Ей нужен рядом отец или дедушка, который верит в ее талант, поощряет и защищает ее. Способен разглядеть за ней будущее, которого уже не увидит. Пусть даже придется с ним переспать.

Переспать со своим отцом — это была мечта, в которой Мэрилин призналась нескольким людям: со своим настоящим отцом, тем, кто обрюхатил однажды Глэдис и ничего не желал знать о ней самой… или просто ничего не знал. Подойти к нему в баре, как она умеет это делать, — полуодетой, с грудью наружу, с выпяченным задом, зовущими ласку ногами, завлекательными губами, красивая, как никогда, чтобы он заболел от желания, сошел с ума, стал ее рабом, заставить его заплатить дорогую цену и дать отведать того, чего он никогда не знал — незабываемую ночь пылкой любви, когда все позволено. Уйти от него на рассвете, набив карманы деньгами, с улыбкой на губах, но прежде открыть ему, что он только что несколько часов трахал свою собственную дочь. Бай-бай, папочка. Возможно, именно такую ночь она неустанно репетирует, предавая свое тело в руки своих любовников — подставных отцов, приемных дядюшек, слюнявых и порочных «мистеров Киммелов», на которых она распространяла свое проклятие.

В некоторые дни, предвкушая свою будущую победу, она сияла, меняя выражение лица перед объективами фотографов, нечто свежее, юношеское, детское, нечто от бывшей Нормы Джин пробивалось сквозь скорлупу блондинки. Она улыбалась жизни, чудесному будущему, когда ее будет превозносить целый мир и тысячи потенциальных отцов будут драться за то, чтобы удочерить ее. У нее нет возраста, она красива, невинна и девственна, как агнец. Это все та же девочка с косичками, толстоватым носом и грушевидными грудями, которую щелкает Андре де Дине. Она верит в это, как в «Отче наш».

Но в другие дни, проходя мимо зеркала и едва замечая в нем себя, она испытывает такое чувство, будто стала прозрачной.

МЭРИЛИН МОНРО

В феврале 1947 года Занук пожал плечами и согласился продлить еще на полгода контакт «глупой блондинки». Очевидно, вокруг него были люди, желавшие малышке добра. Он не понимал, по-прежнему не видел, почему. Никакого характера, никакой личности. Не ей сыпать насмешливыми репликами Джин Харлоу на его непристойные слова. Не ее он мог бы, походя, хлопнуть по заду, а потом от души смеяться в ее обществе. Времена изменились. Наконец. Да что ему за дело, он и не видит-то ее совсем. У Мэрилин, которая постоянно ошивается на киностудиях, стараясь «случайно» наткнуться на кого-нибудь влиятельного, иное расписание, чем у шефа. И все же, благодаря одному из своих покровителей, она получила весной 1947 года свою первую «роль» в пустом фильме «Скудда-у! Скудда-эй!» («Scudda Ноо! Scudda Hay!»), где она изображает прохожую и ее текст состоит из двух слов: «Привет, Рад» — самые первые слова в кинокарьере Мэрилин Монро. Фильм остался незамеченным, но начинающая актриса довольна. Это дебют, она уже не тень, а статистка. Неплохо для настолько плохой актрисы, думает она.

Потому что незаурядное стремление учиться, совершенствоваться сочетается в ней с сильно заниженной самооценкой. Как же она сможет стать кинозвездой? Кто даст ей роли, отличные от тех дежурных красоток, которых просят поменьше раскрывать рот? Она не умеет играть, у нее не поставлен голос. У нее вообще нет голоса, она никакая, не может пошевелиться от смущения. Более того, она ни разу не была в театре и не видела ни одной пьесы. Следовательно, собрав волю в кулак и вывернув карманы, Мэрилин записалась на театральные курсы — «Актерская лаборатория» — и какое-то время ходила туда, такая неприметная, робкая, что никто не заметил застенчивой блондиночки, самой прилежной ученицы, которая сидела на занятиях с пуделем на коленях, мечтая стать трагической героиней, мечтая о Нью-Йорке, о респектабельности Нью-Йорка, где вырастают настоящие великие актеры. Возможно, и она когда-нибудь… А пока, прежде чем сыграть Анну Каренину или леди Макбет, Мэрилин довольствуется ролью официантки в другом позабытом фильме — «Опасные годы».

А потом все остановилось. Ее контракт истек в августе 1947 года, и на сей раз его не продлили. Она считала, что безо всякой причины, и большинство биографов вопят о несправедливости и обычно перескакивают с этого таинственного увольнения актрисульки из «Фокс» на ее поступление в «Коламбия Пикчерз», как будто эти два события произошли одно за другим, в чем следуют по пути, проложенном самой Мэрилин Монро. Однако между двумя этими моментами прошло «всего» восемь месяцев. Предположение о неурочной беременности[4] наиболее вероятно (беременной начинающей актрисе сразу указывали на дверь) и почти идеально согласуется с некоторыми поздними «признаниями» Мэрилин некоторым людям[5].

Однако если она и родила, никаких зримых доказательств этому нет. Кстати, почему ни одно медицинское свидетельство, даже результаты вскрытия в августе 1962 года ни о чем подобном не сообщают? А ведь Мэрилин, как известно, часто посещала гинекологов. Мы ничего не знаем. А у тела есть своя память. Надо полагать, тело Мэрилин знало не только невзгоды.