Мэрилин Монро - Плантажене Анна Страница 22

Фильм — полная глупость, однако несколько критиков отметили игру перспективной блондинки, красивой девушки с занятным голосом, выделяющейся посреди этой кучи посредственностей. Властелин «Коламбии Пикчерз» тоже ее заметил. К великой досаде Наташи, которая знает, что стоит за его интересом, и с самого начала пыталась «спрятать» Мэрилин от его похотливых глазок, он позвал восходящую звезду к себе в кабинет и пригласил совершить круиз вдвоем на его яхте. Девушка отказалась. Ее тотчас уволили. В конце 1948 года Мэрилин Монро во второй раз выкинули с киностудии.

В тот же момент Фред Карджер надолго разбил ее сердце (возможно, навсегда, потому что указал ей, где ее место — место Мэрилин Монро): он вовсе не намерен на ней жениться, сказал он ей. Пусть посмотрит правде в глаза! Он не может сделать приемной матерью своего сына такую девушку, как она. Такую девушку, как она. Которая спит со всеми подряд, которую хотят, но не уважают, секс-бомбу. Любовницу. Или фантазию. На фантазиях не женятся.

Сломленная, униженная, несостоявшаяся звезда спросила себя, уж не является ли девушка-мечта по имени Мэрилин Монро, которую она лепит день за днем, стараясь изо всех сил, чтобы выпростаться из грязи, на самом деле самым худшим ее врагом.

В начале 1949 года единственным проблеском света для молодой женщины стало ее приглашение на кинопробы для нового фильма братьев Маркс. Оставшись без месячного жалованья, она жила единственно на гонорары от фотосессий, которые ей иногда предлагали, соглашалась на что угодно — рекламу, позирование в купальнике или на лыжах (или все вместе), во время турниров по гольфу, бейсбольных матчей, позировала рядом с Генри Фондой или другими знаменитостями, со своими длинными и светлыми, завитыми волосами и вечной улыбкой в пол-лица, с этим почти плотоядным выражением абсолютного счастья, тогда как все в ней рыдало и молило. Ее увольнение с «Коламбии», даже по причинам, с профессией никак не связанным, подорвало ее уверенность в себе, которая и так-то была непрочной. Удачные пробы на фильм «Счастливая любовь» подняли ей настроение лишь на время (эта история хорошо известна: Граучо Маркс попросил трех актрис-претенденток пройти перед ним: та, которая сумеет одной своей походкой пробудить его стареющее либидо, получит роль. Мэрилин сделала несколько шагов. Когда она обернулась, из ушей Граучо валил дым!). Положение «самой красивой попки в Голливуде» (по выражению старшего из братьев Маркс) не позволяло ей регулярно питаться, а тем более строить планы на будущее.

Несколько месяцев она делила квартиру и постель с журналистом Робертом (Бобом) Слетцером, таким же безденежным, как она сама, и по уши влюбившимся с 1946 года в великолепную наяду, которая предоставляла ему, когда он того пожелает, свое изумительное тело, играя с его фантазиями. В мае ей предложили сфотографировать это изумительное тело обнаженным для какого-то календаря, за скромную сумму в 50 долларов. Да или нет. Подумала ли Мэрилин о последствиях такого поступка для своей карьеры? Или предпочла отмахнуться от этой мысли, не загадывая дальше, чем на завтра? Или желание возобладало над разумом? Она согласилась. Это было вечным обетом. Правом. Долгом. С другой стороны, она действительно была приперта к стенке. В каком-то смысле это был удачный предлог. Так что она полностью разделась и уложила свое золотистое тело, свои завитые рыжеватые волосы в складки огромной красной драпировки.

В ней есть что-то кошачье, она странным образом никогда не бесстыдна. Эти фотографии, в которых больше намека, чем откровенности, в сегодняшнем обществе показались бы «целомудренными». На них видны гораздо более изящные, чем можно подумать, изгибы девушки со скромной грудью, в профиль, потягивающейся на полу, точно кошка. Никаких нескромных волосков. Никаких агрессивно выставленных сосков. Но кожа роскошная, сияющая, лучистая, в изгибе спины, поясницы заключен мощный эротизм, ноги красивые и изящные.

Фотографии были распроданы за несколько дней и принесли целое состояние заказавшей их компании. Мэрилин же получила лишь жалкую сумму, оговоренную с самого начала и тотчас потраченную. Возвращение на исходную точку. Кастинги в агентствах, портфолио под мышкой и колотящееся сердце — начинающая актриса, запыхавшись, стремится к славе, которая отдаляется все дальше и дальше.

Возможно, этим бы все и ограничилось. Возможно, она годами бы хваталась за любое предложение, позировала в самых нелепых нарядах с полураскрытыми губами, полуподружка-полушлюшка, чтобы расплатиться за эту чертову квартиру в конце месяца, в отдельные удачные месяцы жила бы на содержании, спала бы со всеми продюсерами, режиссерами, сценаристами, чтобы однажды, может быть, получить более интересную роль, чем другие, а потом окончательно погрузиться в забвение. Ее тело бы обрюзгло, не в силах бороться со старением. И она ускорила бы свое падение. Она не стала бы первой. Это обычная судьба для большинства начинающих актрис. Это могло бы стать судьбой Мэрилин Монро. Если бы ее дорога не пересеклась в середине 1949 года с путем лучшего голливудского агента Джонни Хайда.

МИСС МОНРО И ДОКТОР ХАЙД

Самое последнее, решающее преображение — это все он.

Нос утончили, а форму подбородка подправили аккуратной пластической операцией. Продумали туалеты, сделав их сексуальными, но не такими вульгарными, более изысканными, добавив к ним дорогие украшения. Волосы пригладили, подстригли покороче и довели до нужной белизны, они выгодно преподносили лицо и посадку головы. Джонни Хайд все взял под свой контроль. Мэрилин будет роковой женщиной или ее не будет вовсе. Возможно, что и знаменитая родинка внизу на левой щеке — это тоже он. Шикарные рестораны Лос-Анджелеса, роскошные вечера, турниры — все места, где нужно побывать и показаться, небольшая однокомнатная квартира в отеле «Беверли Карлтон», за которую негласно платили в конце месяца — это тоже он. Две первые настоящие роли в фильмах двух великих режиссеров (Джона Хьюстона и Джозефа Манкевича), которые заставят Занука рвать на себе волосы и принесут Мэрилин новый контракт, теперь уже на семь лет, с «XX век Фокс», это тоже он — Джонни Хайд.

Когда он встретил несчастную актрисульку, которой шел двадцать третий год, Джонни Хайду, который годился ей в дедушки, оставалось прожить полтора года. Он этого и не знал, но предчувствовал, и у него были на то основания после бурно прожитой жизни, трех браков, трех разводов, различных связей и сердечного приступа. Это был человек крошечного роста, чрезвычайно могущественный и влиятельный, ворочавший миллионами, заказавший для своего кабинета специальное кресло, в котором он казался выше. Он творил знаменитостей.

Но каждый день его был на счету. Ему дали отсрочку. Поэтому, когда он наткнулся на Мэрилин, до сих пор снявшуюся только в четырех провальных фильмах и выгнанную с двух киностудий, бродившую по кастингам с бурчащим от голода животом, Джонни Хайд немедленно сделал ее своей любовницей, выделил ей роскошное содержание, стал показываться с ней на людях в ботинках на толстой подошве, упал к ее ногам и предсказал ей, что она станет величайшей звездой всех времен. На многолюдный прием, устроенный в середине года в отеле «Беверли-Хиллз» в честь Лоуренса Оливье и Вивьен Ли перед началом съемок «Трамвая „Желание“», маленький Хайд явился на глазах у всего профессионального сообщества под руку с молодой женщиной, красивым неподвижным растением, «стоп-кадром», по выражению Элии Казана. Красивый неодушевленный предмет. Иначе говоря, старикашка влюбился в молодку — конечно, с красивой попкой, но совершенно бесталанной. По мнению возмущенных родственников, наивный гусь позволял красиво себя ощипать.

На самом деле все ошибались. Потому что Хайд увидел, почувствовал в Мэрилин Монро дремлющее существо ужасающей мощи и помог ей раз и навсегда вылупиться из кокона, используя одно средство за другим в драматическом споре со временем, сознавая, что ему недолго осталось ходить по земле, чтобы насладиться своим произведением; и он без памяти влюбился в свое создание, в заикающуюся девочку, которая плакала в его объятиях, уверяя, что никто и никогда не был с ней так ласков, и в ее новый образ — воплощение всех любовных фантазий, сочащееся чувственной уверенностью.