Владимир Артыков - Обнаженная модель Страница 24

— Это мой племянник Володя. Давайте сошьем ему военную форму, только быстро, он у нас переночует, а утром я отвезу его к маме, вот она удивится, увидев сыночка солдатом. Ну, и сапожки надо ему стачать, хромовые конечно. Да не забудьте сшить пилотку и приколоть звездочку.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, к утру все будет сделано.

Дядя строго добавил старшине:

— Выполняйте.

Старшина отдал честь, взял меня за руку и подвел к солдату, которому сказал:

— Сними с мальчика мерку для формы, пилотки и хромовых сапог, не забудь ремень и портупею изготовить, чтобы все чин чинарём было.

После недолгой процедуры обмеров меня отвели к дяде Шуре, которого я не узнал. Передо мной стоял высокий сутулый французский генерал с усами и бакенбардами, на ногах высокие лаковые ботфорты, синий мундир был расшит галунами, на плечах сверкали золотые эполеты. Я потерял дар речи, когда французский генерал обратился ко мне:

— Володенька, не удивляйся, это я, твой дядя Шура, только теперь я не командир Красной армии, а французский генерал, адъютант Наполеона, я сейчас занят, а ты тихонечко сядешь вон там, за киноаппаратом, его здесь называют кинокамерой. Меня ты не увидишь, сцены со мной будут сниматься ночью, а сейчас снимут другой эпизод, посмотришь, а потом я тебя заберу и отведу в мою палатку, мы с тобой поужинаем. Без меня никуда не уходи. Если что-нибудь тебе понадобится, спросишь у ассистента режиссера, ее зовут тетя Муся. Он подвел меня к молодой женщине с ярко накрашенными губами и наброшенной на плечи солдатской телогрейке, в руках она держала черную дощечку с надписью «Кутузов» и какими-то цифрами. Она посадила меня на скамеечку, погладила по голове:

— Здравствуй, мальчик, как тебя зовут, мальчик?

— Здравствуйте, меня зовут Вова.

— А меня тетя Муся, сиди, Вовочка, тихо, если что, обращайся только ко мне.

Потом все происходило как во сне, я то просыпался, то засыпал и слышал, как кто-то командовал: «Мотор, начали!» — вспыхивал яркий свет, и один из артистов в группе русских солдат говорил:

— …Пришел Кутузов бить французов.

Окружающие его солдаты смеялись, и похлопывали друг друга по плечу. Это повторялось несколько раз, пока я не услышал жесткий голос:

— Стоп, снято! Всем спасибо!

Проснулся я оттого, что меня легонько потрепали за плечо. Это был дядя Шура, но уже в своей офицерской форме:

— Ты заснул, а съемка кончилась, пойдем ужинать.

Мы вышли на улицу. Было холодно, над Москвой небо прорезали блуждающие лучи прожекторов, дядя Шура набросил мне на плечи тяжелую телогрейку, мне стало тепло, сели в «виллис» и через минуты были уже у палатки командира полка. В ней было тепло, горела электрическая лампочка, окно плотно закрывала маскировочная черная бумага. Раскладной столик был накрыт белой скатертью, на нем стояли две дымящиеся миски с картошкой, заправленной тушенкой, две кружки горячего чая и полная миска наколотого кускового сахара, а рядом армейская фляжка. Дядя Шура открутил крышечку и налил в нее немного спирта, посмотрел на меня, улыбнулся, чокнулся с моей кружкой чая и сказал:

— За победу. — Потом шумно выдохнул воздух, выпил, отхлебнул чай, отломал кусочек черного хлеба и мы стали есть. Я тоже, подражая дяде, отломил кусочек хлеба, взял ложку и начал есть. Еда мне показалась удивительно вкусной.

Утром меня разбудил дядя Шура:

— Вот тебе новенькая военная форма, теперь ты настоящий солдат, давай помогу тебе одеться, покажу, как пристегивается портупея.

Я замер от счастья, и только пересохшими губами пролепетал:

— Спасибо, дядя Шура! — Мои глаза наполнились слезами.

— Одевайся, сынок, одевайся. Машина уже ждет.

Долго покрасоваться солдатом мне не довелось. Наступили морозы, пришлось гимнастерку сменить на шерстяной свитер, сапожки на валенки, пилотку на шапку ушанку. Военную форму отложили до весны. Когда потеплело, к моему разочарованию, надеть ее не удалось. Мама, улыбаясь, сказала:

— Подрос, солдатик. Так что форму давай мы подарим Ванечке, внуку Кудельки. Так звали в Постпредстве дворника, наверное, это была его фамилия, но все звали его так, правда, для нас детей, он был дядя Куделька. Его сын Сергей погиб в 1942. Ванечка остался сиротой. Форма пришлась ему в самую пору, и он был счастлив.

Кинофильм «Кутузов» режиссера Владимира Петрова вышел на экраны весной 1944. Женя, Соня и я пошли смотреть его в кинотеатр Художественный. Увидел я на экране и дядю Шуру. На военном совете в группе французских генералов он сказал пару слов Наполеону. Это произошло так быстро, что я даже вскрикнул, на меня зашикали рядом сидящие зрители, а Женя и Соня даже не узнали его. В этом фильме роль прославленного русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова сыграл артист Алексей Дикий. Ходили слухи, что на эту роль его предложил сам товарищ Сталин. До 1941 года Дикий отбывал заключение на Севере, в лагерях Воркуты, где все еще отбывал срок мой дядя Таган, которого освободили, реабилитировали, восстановили в партии в годы оттепели, после смерти Сталина.

В час ночи с восьмого на девятое мая 1945 года Юрий Левитан уже привычным, но особо звучащим голосом, прочитал приказ Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина «О безоговорочной капитуляции фашистской Германии». Я долго не мог уснуть, а уже в шесть часов утра девятого мая Юрий Левитан и Ольга Высоцкая читали подробный текст о капитуляции. В доме все обнимались, целовались, смеялись и плакали. Из окон доносился приглушенный рев самолетов, которые кружили над Москвой, но это были уже наши самолеты, своеобразные вестники победы. Мама сказала:

— Наверное, они будят москвичей.

Потом подумала и сказала:

— Сомневаюсь, что в эту ночь кто-то сможет заснуть в нашей стране.

Вечером Женя со своей подругой, однокурсницей по Московскому строительному институту, Кирой Ефимовой, и Соня с подругой Юноной Шкариной, взяв меня, пошли смотреть победный салют, в надежде попасть на Красную площадь. К центру стекались огромные толпы людей, попасть на Красную площадь было просто невозможно, она была уже заполнена людьми. На Манежной площади было также тесно. Москвичи, увидев фронтовиков еще не сбросивших форму, обнимали их, высоко подбрасывали и ловили, тогда это называлось «качать», выражая им свою благодарность и признательность за победу. Кто-то играл на гитарах, русских баянах и трофейных немецких аккордеонах, пели песни военных лет, девушки нарасхват приглашали на танцы победителей, незнакомые люди целовали друг друга, поздравляя с победой. Разом вспыхнули сотни прожекторов, они лучами прорезали небо, описав круг, застывали, и вновь повторяли движение. Высоко в небе прожектора высветили портрет Сталина в кителе с погонами генералиссимуса и красное знамя. Грохнули залпы орудийного салюта, небо озарилось ярким фейерверком, кружащие в небе над Москвой самолеты беспрерывно рассыпали букеты разноцветных ракет. Таким образом, салют вырастал не только от земли к небу, но и падал с неба на землю. Мы смогли пробиться только до центра Манежной площади, дальше людская плотность была так велика, что Женя, опасаясь за меня, запретила протискиваться дальше.

Американское посольство располагалось в шестиэтажном здании рядом с гостиницей «Националь». Балкон посольства выходил на площадь, он был заполнен нарядными женщинами и мужчинами в смокингах и в военной форме американской армии. Они распечатывали большие коробки конфет и рассыпали их как праздничное угощение. Конфеты, сверкающими красивыми яркими обертками, падали вниз на толпы ликующих москвичей. Американцы посылали воздушные поцелуи, приветливо махали руками и по-английски поздравляли с победой. Мы вернулись домой поздно, а празднование победы продолжалось до утра.

Глава 15

Воспоминания прервал голос стюардессы:

— Граждане пассажиры, наш самолет пошел на снижение, прошу пристегнуть ремни, спинки кресел привести в вертикальное положение. Самолет в аэропорт Душанбе прибывает по расписанию. За бортом — 47, в Душанбе — +35.

Я привычно выполнил команду и погрузился опять в воспоминания. Прошло всего ничего, где-то около месяца, как закончилась моя работа на картине «Ураган в долине» Народного артиста Таджикской ССР режиссера Тахира Сабирова. Честно говоря, согласиться на эту работу меня уговорил главный инженер Таджикфильма Эрнст Рахимов, мой друг, отказать которому я не смог. Картина снималась в павильонах студии и на просторах хлопковых полей Таджикистана. На главные роли были утверждены московские актеры Людмила Хитяева, Юрий Чекулаев и молодой таджикский артист Хошим Годоев. Предложенные мною эскизы к фильму на художественном совете были встречены доброжелательно. Но когда мы выехали на натуру и решили начать съемки с эпизода ночного пересева хлопчатника, режиссер неожиданно запротестовал и встретил в штыки предложенный мною эскиз, говоря, что нашему зрителю эти «измы» не будут понятны, и даже назвал это формализмом. Он жестко обратился ко мне: