Владимир Артыков - Обнаженная модель Страница 33

Она снова набросила кофточку.

— Иду, иду, полосатый котик, — громко сказала она, подняла тазик и направилась кормить тигра.

То, что я увидел, меня потрясло. И только сейчас, когда ее не стало, я могу это рассказать. Люди должны знать, какой ценой достается та радость, какую несет артист зрителю. Маргарита уехала. Вольер разобрали, тигра отправили обратно в цирк, а мы еще долго вспоминали эту бесстрашную женщину. Так для всех и осталось тайной ее переодевания за скалами. Народная артистка РСФСР Маргарита Назарова ушла из жизни в октябре 2005 года, в Нижнем Новгороде. Я узнал об этом из телевизионных новостей. Горько и обидно, что такие уникальные артисты заканчивают свой путь в одиночестве, в забвении и нищете.

В сухумский порт согласно расписанию подходил круизный белоснежный Лайнер «Армения». На палубе толпились иностранные туристы, они что-то кричали, жестикулировали руками, показывали пальцами на пирс, некоторые направляли окуляры биноклей и объективы фото- и видеокамер на порт. Нам было видно, что на корабле происходит замешательство, оттуда были слышны крики, по-английски:

— Индия! Бомбей!

А в это время на пирсе происходило следующее. Фасад здания порта Сухуми мною было декорировано под индийский морской вокзал. На нем хорошо была видна огромная вывеска, написанная на английском языке: «BOMBAY». Также, по-английски и хинди были развешены вывески, указатели, красочные рекламные щиты. Стояли высокие осветительные торшеры времен двадцатых годов, огромные слоновые пальмы шевелили на ветру веером лохматых крон. По пирсу сновали рикши, в их колясках вальяжно восседали английские военные с сигарами во рту и в пробковых шлемах на головах. Носильщики в чалмах несли поклажи на спинах, важно шествовали роскошно одетые европейские дамы с детьми, укрываясь от зноя разноцветными зонтиками. Полисмены с дубинками в руках и пистолетами в белых кобурах, расставив ноги, зорко следили за порядком.

К пирсу подъезжали сверкающие никелем и лаком европейские авто. Звуки клаксонов заглушали говор разноязыкой толпы. Кричали, размахивая свежими газетами, полуголые мальчишки, были видны лотошники, продающие фрукты, воду, освежающие напитки, фруктовое мороженое. В красивых ярких сари стояли продавщицы цветов и сувениров, продавались живые обезьянки в клетках и экзотические ярко окрашенные птицы, издававшие гортанные звуки. Смуглые, бородатые мужчины в разноцветных чалмах, длинных домотканых рубахах и широких штанах, медленно шли по улице, перебирая пальцами четки. Все бурлило, все было наполнено жизнью большого порта времен двадцатых годов.

Над кораблем, из капитанской рубки, прогремел голос в мегафон, сначала на английском, а следом на русском языке. Громко разнеслось:

— Наш лайнер прибывает в порт столицы Абхазии Сухуми. Прошу не волноваться! Это не Бомбей! Успокойтесь, идут киносъемки. Подготовьтесь к спуску на пирс. За воротами порта вас ждут автобусы, в которых вы продолжите знакомство с красотами Абхазии. Через четыре часа вас доставят на борт лайнера «Армения». Счастливо отдохнуть!

Толпа туристов на борту дружно аплодировала и посылала нашей киногруппе воздушные поцелуи и крики «Браво!» Вскоре они спустились вниз по трапу, расселись в комфортабельные интуристские автобусы и уехали. За время их четырехчасового отсутствия мы успели натянуть на поручни трапа широкую ленту с корабельной надписью «LONDON». На борт поднялись актеры в костюмах и гриме, а также массовка, изображающая европейских пассажиров и матросов в английской форме. Когда все эпизоды, связанные с круизным лайнером были сняты, режиссер объявил перерыв, а капитан «Армении» пригласил постановочную группу и артистов в кают-компанию.

Сидя за изыскано накрытым столом, на котором были виски, бренди и армянский коньяк, Латиф Файзиев представил капитану киногруппу. Завязалась беседа. Капитан, не сводя глаз с Вали Титовой, рассказал, как киношники ловко провели его, старого морского волка.

— Когда мое судно подходило к пирсу, я услышал крики пассажиров и увидел волнение туристов на палубе. Они показывали руками на берег и кричали: — Бомбей! Индия! — Я на секунду отвлекся от швартовки судна, а это очень сложный маневр, взглянул на мгновение за борт и обомлел, увидев огромную вывеску «БОМБЕЙ». В недоумении я посмотрел на пирс, на котором были толпы в индийских одеждах, и даже бегали рикши. Увидел кинокамеру, и понял — снимается кино. Меня разобрал гомерический смех, а тут такой ответственный момент — швартовка судна, да и туристов успокоить надо, вот я им и сказал в мегафон, что идут съемки фильма. А то бы они и в самом деле подумали, что вместо Абхазии моя «Армения» в Бомбее якорь бросила. Здорово вы все это устроили! Я ходил в Бомбей, конечно, теперь там не так, как было раньше, но очень похоже.

Латиф ответил:

— В нашей картине действие происходит в двадцатые годы. Но если даже вас, такого опытного капитана заставили поверить, пусть даже на мгновение, что это — Бомбей, то здесь надо отдать должное нашему художнику, это его заслуга. Вот он, познакомьтесь.

Капитан пожал мне руку. Латиф продолжил:

— А когда вы посмотрите фильм на экране и поверите, что это настоящий индийский порт, то это будет уже заслуга и нашего оператора.

Капитан протянул руку Анвару. Потом пили за актеров и нашего режиссера.

Расстались, когда автобусы с туристами вернулись на борт теплохода «Армения».

Глава 18

Пока снимали бомбейский порт в сухумском порту, параллельно строилась на перроне железнодорожного вокзала Сухуми декорация «Вокзал в Дели», в стиле индийской архитектуры. Ажурная анфилада арок была собрана из крупных деталей, заранее изготовленных по моим эскизам и чертежам на душанбинской киностудии и доставлена в Сухуми по железной дороге. Теперь оставалось их смонтировать на перроне вокзала, что и было сделано нашими монтировщиками довольно быстро. Шестидесятиметровая ажурная аркада, украшенная индийским национальным орнаментом превратила сухумский перрон вокзала в вокзал Дели двадцатых годов.

Фасад здания задекорировали рекламными щитами, вывесками и объявлениями на хинди и английском. Мы приступили к съемкам эпизодов прибытия поезда, из вагона которого выходили актрисы Валентина Титова и Вита Духина с собакой по кличке Филипп. Паровоз, выпуская из трубы в небо черный дым и белые клубы пара под мощные колеса локомотива, медленно притормаживал на делийском вокзале. Из окошка кабины, декорированной индийским гербом, выглядывал бородатый машинист, он был смугл, его чалма перепачкана сажей. Паровоз мы отсняли заранее в узбекском городе Кагане, где он чудом сохранился до наших дней с тридцатых годов, и даже еще работал, выполняя маневровые операции с вагонами, выстраивая их в составы. Этот паровоз смонтировали позднее к сценам, отснятым на сухумском вокзале. На экране получилась цельная картина прибытия поезда к перрону вокзала Дели.

Экспедиция в Сухуми и его окрестностях заканчивалась. Значительная часть группы была отправлена в Душанбе, и только режиссер, оператор и я остались, чтобы доснять пейзажи под Индию. Решив отдохнуть на море, осталась и Логинова. Свободного времени было достаточно и мы с Тамарой поселились в Гульрипше, в домике у моря. Это был небольшой частный пансионат, где хозяйка сдавала комнаты исключительно писателям и деятелям искусства. Мы жили в двух маленьких комнатках на втором этаже, а первый занимали хозяева. В просторной столовой старшая дочь кормила отдыхающих обедами. Маленький дворик был превращен в чудный розарий. Мы узнали, что Лидия Васильевна, хозяйка дома, в определенном роде также была связана с искусством.

В конце тридцатых годов, когда снималась знаменитая картина Григория Александрова «Волга-Волга», с не менее знаменитой Любовью Орловой в главной роли, Лидия Васильевна была дублером кинозвезды. В сценах, где героиня прыгала с верхней палубы теплохода в воду московского водохранилища, да и в других фильмах с участием Любови Петровны, как утверждала хозяйка дома, она также дублировала в некоторых эпизодах любимую артистку.

За обедом хозяйка, угощая нас своим фирменным ликером, настойкой на лепестках роз, изготовленным ею по особому рецепту, секрета которого она никому не открывала, обратилась к нам:

— Приезжает мой постоялец, талантливый скульптор, о его скандальной истории вы, конечно, знаете. Это тот самый Эрнст Неизвестный, о котором Хрущев нелестно отозвался, назвав его работы «дегенеративным искусством». Вы не уступите ему одну из ваших комнаток? Вы же уезжаете скоро, а он приедет на месяц.

— Безусловно, уступим. Ты согласен, Володя? — спросила Тамара.

— Конечно.

Хозяйка ушла готовить комнату, а мы с Тамарой пошли гулять в сторону моря. По дороге она рассказала мне: