Ставка больше, чем фильм. Советская разведка на экране и в жизни - Виктория Евгеньевна Пешкова Страница 37

Доставшийся таким трудом сценарий произвел на Лиознову удручающее впечатление. Перед ней был боевик со всем полагающимся ему антуражем. Она же видела эту историю совсем иначе, и… решительно взялась за переделку. Впоследствии, когда картину сдавали худсовету, один из выступавших высказался весьма категорично: «Я читал роман Юлиана Семёнова. Это был типичный детектив. А Лиознова сумела поднять его до высот психологического фильма». Известно, что авторский и режиссёрский сценарий могут различаться весьма существенно. Так что Семёнов поначалу особо не возражал.

По натуре он был охотником: его увлекал процесс добычи информации — чем сложнее, тем выше градус азарта. Его опьяняла сама возможность заглянуть в святая святых, приобщиться тайн, неведомых простым смертным. А вот литературная обработка полученных сведений воспринималась им как нечто рутинное. Тем более, когда речь шла о киносценарии: в те поры имя на обложке книги и в титрах фильма имели для Семёнова разный вес. Однако «Семнадцать мгновений» принесли ему успех, какого он и вообразить не мог. Вот тогда изрядно перекроенный Лиозновой сценарий и стал яблоком раздора между писателем и режиссёром. Но картина, с первого показа начавшая свой путь в легенду, оказалась выше каких бы то ни было дрязг и раздоров.

Не падайте в обморок, мы под колпаком

Татьяна Лиознова имела репутацию режиссёра дотошного и скрупулёзного. Кинопробам не очень доверяла, зная, что камера способна сыграть злую шутку даже с гениальным актёром, а потому больше полагалась на фотопробы и репетиции. Все кандидаты проходили через достаточно долгий репетиционный процесс, примеривались к будущим партнерам. Сама Татьяна Михайловна признавалась, что назначения на роли стали итогом проигрывания в уме всей картины с разными сочетаниями актёров. А ведь только ключевых персонажей в фильме больше трёх десятков. И ещё почти полсотни второстепенных, которые не просто создают фон для главных героев, но дают сюжету объём и глубину. Лиознова виртуозно решила стоявшую перед ней титаническую задачу.

В роли Штирлица она видела Иннокентия Смоктуновского. И дело было не столько в умопомрачительном Гамлете, которого артист гениально сыграл в картине Григория Козинцева, сколько в физике-теоретике Илье Куликове из фильма «Девять дней одного года», обладавшем практически всеми чертами, необходимыми разведчику-интеллектуалу. Но Иннокентий Михайлович тогда ещё жил в Ленинграде и много снимался на «Ленфильме», а съёмки «Семнадцати мгновений» были распланированы больше, чем на три года вперёд.

Ещё одной вероятной кандидатурой был Олег Стриженов, успевший к тому времени сыграть Овода, Петра Гринёва в «Капитанской дочке» и Говоруху-Отрока в «Сорок первом». Офицерский мундир невероятно шёл актёру, статностью и аристократизмом бог его тоже не обидел. Но Лиознова сочла фактуру Стриженова слишком романтичной для роли Штирлица, требовавшей известной жёсткости. Арчил Гомиашвили, к которому на тот момент ещё не приклеился ярлык «вечного Бендера», ею обладал, однако руководство студии было категорически против того, чтобы советского разведчика играл актёр с грузинской фамилией.

Люди, близко знавшие Ефима Копеляна, утверждали, что и он на «Мгновениях» пал жертвой пресловутой «пятой графы». Когда от роли Штирлица отказался Смоктуновский, Лиознова рискнула предложить её другому, не менее блистательному актёру Ленинградского БДТ. Статный, подтянутый, всегда собранный, с голосом неповторимого глубокого тембра, артист, по мнению Татьяны Михайловны, отлично вписывался в задуманный ею образ. Копелян с радостью согласился, но худсовет снова встал на дыбы. И огорчённый режиссёр, чтобы хоть как-то загладить обиду, виновницей которой себя считала, предложила Ефиму Захаровичу стать… «внутренним голосом» Штирлица, «закамуфлировав» его под закадровый. Вот таким тонким был их «ответ Чемберлену». А чтобы не ранить самолюбие замечательного артиста, Лиознова всем говорила: Копелян умеет произносить самый незамысловатый текст так, что возникает ощущение — он знает гораздо больше, чем говорит. И ничуть при этом не лукавила.

Приглашая на главную роль благонадёжного во всех отношениях Вячеслава Тихонова, режиссёр держала в уме не столько Андрея Болконского, роль которого актёр замечательно сыграл в экранизации «Войны и мира», снятой Бондарчуком, сколько учителя Мельникова из «Доживём до понедельника». Помните, как Борман, разглядывая севшего к нему в машину Штирлица, пытается вспомнить, где он его видел, а тот учтиво «подсказывает»: когда мне вручали крест, вы сказали, что у меня лицо профессора математики, а не шпиона.

Вячеслав Васильевич признавался, что, вживаясь в образ, часто спрашивал себя, а смог бы он стать разведчиком, и каждый раз приходил к категоричному «нет», прекрасно отдавая себе отчёт в том, скольких качеств ему для этой профессии не хватает. Образ сложился, что называется, от противного. Впрочем, Тихонов и не собирался играть супермена: «… я в процессе работы над ролью был занят поисками материала, который помог бы мне образ Штирлица максимально заземлить. Я хотел, чтобы мой герой не выглядел сверхчеловеком. Я старался показать его не только прекрасным профессионалом, но и просто человеком».

Вячеслав Тихонов в роли Отто фон Штирлица.

Он же — полковник Максим Исаев

Статного, подтянутого, умеющего быть аристократичным артиста подвели… руки. Из-за сделанной в молодости татуировки «СЛАВА», их нельзя было снимать крупным планом — буквы вылезали из-под самого толстого слоя грима. А потом выяснилось, что и способности к рисованию у Вячеслава Васильевича отсутствуют. Пришлось художнику-постановщику картины Феликсу Ростоцкому его «дублировать»: карикатуры на первых лиц в нацистской иерархии рисуют его руки, и зверюшек из спичек выкладывают они же. А еще пишут текст телеграммы, которую Плейшнер отправляет из Берна в Стокгольм — почерк у Евстигнеева оказался просто чудовищным.

Рад видеть вас, чертей!

В «Семнадцати мгновениях» среди действующих лиц немало реальных исторических персонажей. Но к портретному сходству исполнителей с «оригиналами» Лиознова не стремилась — ей важно было внутренне совпадение актёрской природы с режиссёрским замыслом. А кроме того, добиться даже приблизительной похожести в большинстве случаев не представлялось возможным — ассистенты режиссёра просто не располагали необходимыми фотодокументами. Собственно, и добывать их особой необходимости не было — советские граждане всё равно не знали, конечно, за исключением Гитлера, как на самом деле выглядели фашистские бонзы.

Кстати, Леонид Куравлёв, приглашённый на роль Гитлера, на фотографиях получился довольно похожим, но на репетициях природная органика брала верх, и вместо небольшой и малозначимой роли фюрера, он получил Айсмана, гестаповца, не утратившего представлений о чести и порядочности. Чтобы пригасить лучезарную славянскость Леонида Вячеславовича, режиссёр снабдила его черной повязкой на глаз, сразу добавившей артисту жёсткости и мужественности. А неистовым Адольфом стал немецкий актёр Фриц Диц, «гитлериада» которого началась задолго до киноэпопеи «Освобождение» — ещё в 1955 году он у себя на родине