Стиляги. Как это было - Литвинов Георгий Страница 4

Мэлс снова догнал его.

– Ну что тебе, трудно – два притопа, три прихлопа?.. Слушай, ты меня еще не знаешь – я ведь все равно не отстану! Боб, я тебе в страшных снах являться буду!..

В стерильно чистой квартирке Боб достал из медицинской энциклопедии несколько рентгеновских пластинок и включил проигрыватель.

– Есть три основных стиля – атомный, канадский и двойной гамбургский, – сказал он. – Начнем с тычинок и пестиков. Что такое танец как таковой? Танец – это ритмизованное движение тела. К примеру, классический или венский вальс – это трехтактное поступательное движение с одновременным вращением вокруг партнера. В чем отличие джаза от классического танца?..

– Слушай, давай без теории! – не выдержал Мэлс.

– Ну хорошо, – Боб взял одну пластинку, автоматически глянул на просвет. – Это Чарли Паркер. Перелом берцовой кости.

– У него? – не понял Мэлс.

– Нет, у больного, – ткнул Боб в снимок и опустил иглу на пластинку. – Это танцуют атомным. Становись вот так… Руку сюда… Ты партнер, я партнерша. Пошли с правой ноги… Что ты меня тискаешь! – ударил он Мэлса по руке. – Чувих лапать будешь!

– А как?

– Просто держи!

Мэлс старательно начал копировать его движения.

– Ну что ты, будто кол проглотил! – Боб встряхнул его. – Свободнее! Вот так! И поворот!..

Они закружились по комнате. Мэлс двигался все увереннее, постепенно заводясь и начиная получать удовольствие от танца. Провернув вокруг себя “партнершу”, он с такой силой дернул Боба за руку, что тот отлетел на диван.

– Ты что, спортом занимался? – спросил Боб, потирая поясницу.

– Первый взрослый разряд, – не без гордости сообщил Мэлс.

– Мэл, это не соревнования – быстрее, выше, сильнее! Это просто танец! Тут главное – драйв. Ну, энергия! – показал он. – Давай лучше канадским попробуем. – Боб поменял пластинку…

Увлеченные танцем, они не сразу заметили, что через приоткрытую дверь комнаты с ужасом смотрит на происходящее отец Боба.

– Боря, можно тебя на минутку?.. – сказал он и исчез.

– Слушай, – тотчас потускнел Боб, – давай потом как-нибудь продолжим…

– Дай пару пластинок, – попросил Мэлс. – Я дома потренируюсь.

– Только не заныкай, – Боб торопливо сунул ему пластинки.

Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.

– Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие? – трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.

– Папа, мы просто танцуем!

– Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него – он просто танцует! – всплеснул руками отец. – Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью “Преклонение перед Западом” – от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря, – под эту статью попадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?

– Мой знакомый!

– Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!

– Папа, нельзя подозревать каждого встречного!

– Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит? – указал отец на маленький саквояж у входной двери.

Боб тоскливо закатил глаза.

– Да, да, Боря, это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта сидела хотя бы за то, что повесила портрет Сталина напротив туалетной двери. Мне они даже не смогли объяснить, за что я сижу, но этих впечатлений мне хватит до конца моих дней! Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи – зачем ты сознательно ищешь неприятностей?

– Папа! – заорал Боб. – Ну невозможно так жить – за запертой дверью, с этим проклятым чемоданом! Ты как врач должен это понимать, это бесконечное угнетение психики, которое приводит к распаду личности!

– Боря, – всхлипнула мать. – Если тебе совсем не жалко себя – пожалей хотя бы нас с папой…

Мэлс стоял дома перед зеркалом в своем новом стильном наряде – длинном бирюзовом пиджаке, ядовито-желтой рубашке, коричневых дудочках и тракторах на “манной каше”. Он пытался взбить короткие подкрашеные волосы в какое-то подобие кока.

– Зря ты это, ой зря! – покачал головой отец. Он курил на табурете, наблюдая за сборами. – Поливалка проедет – все потечет. Тут или хной надо, или хоть луковым отваром.

Вошел Ким со скрипичным футляром – и потерял дар речи, увидев брата. Обошел его, оглядел со всех сторон.

– Мэлс… Ты что, спятил?

– А что такого случилось, Ким? – улыбнулся Мэлс. – Просто костюм другой надел.

– Ты что, собираешься в этом на улицу выйти?

– Конечно! Зря, что ли, вагоны по ночам разгружал?

– Пап, а ты что сидишь? – отчаянно сказал Ким. – Ты что, не понимаешь? Скажи ему!

– А чего – смешно, мне нравится, – сказал отец. – Мы вон в деревне тоже – вырядимся, тряпок на себя накрутим, рожи раскрасим – и айда девок пугать!

Мэлс новой вихляющей походкой прошел через кухню.

– Здравствуйте, – поздоровался он с соседками.

Те подняли головы от кастрюль – и замерли. У одной выпала из ослабевшей руки солонка и булькнула в кипящий борщ. Они молча проводили его глазами по коридору.

Выйдя из подъезда, Мэлс остановился, весело прищурился на солнце. В этот момент в спину ему ударил камень.

– Стиляга! Стиляга! – в восторге завопили малыши, сбегаясь к нему со всего двора.

– Ты что, Санек, не узнал, что ли? – спросил Мэлс у метателя. – Витька! Ленка! Это я, Мэлс! – Он едва успел увернуться от новых камней.

– Я не лягу под стилягу! – радостно крикнула пятилетняя Ленка, запустив в него еще один.

– Ну ладно! Велик опять сломается – ко мне не приходите! – погрозил Мэлс и, пытаясь сохранить достоинство, не торопясь пошел через двор, сопровождаемый ордой самозабвенно орущей малышни.

Уже не так уверенно, как поначалу, Мэлс шагал по улице. И хотя к вечеру тротуар был полон спешащих с работы людей, шел он в одиночестве. Толпа за три шага расступалась перед ним, обтекала с двух сторон и смыкалась сзади. Он искоса поглядывал на обращенные к нему со всех сторон лица: кто смеялся, кто тыкал в него пальцем, кто плевал вслед.

Он запрыгнул в переполненный автобус. Пассажиры тотчас подались в стороны, и снова он остался один в перекрестии взглядов.

– Ну и что ты нацепил это тряпье? Напомадился, как баба! – начал мужик с орденскими планками. – Ведь нормальный с виду парень, воду на тебе возить!

– Послушайте, я вам мешаю? – вежливо спросил Мэлс.

– А ты на меня голос не повышай! – тотчас заорал мужик. – А то в милицию сдам, там тебя причешут под ноль!

– Слушайте, я же вас не трогаю! – не выдержал Мэлс. – Просто стою…

Тут, как по команде, загудели все разом.

– Эх, жаль, не те годы! – перекрикивал всех мужик. – Согнать бы вас всех до кучи и на Соловки лес валить!..

Автобус подъехал к остановке. Открылась дверь, и оттуда пробкой вылетел растрепанный Мэлс. Следом выплеснулся возмущенный гвалт. Дверь тут же захлопнулась, и автобус проехал мимо. Из-за каждого окна, немо раскрывая рты, грозили ему пассажиры.

Мэлс пригладил волосы, встряхнул пиджак и двинулся дальше.

Стиляги стояли на том же месте у Елисея. Долговязый, как и в прошлый раз, долбил себя ладонями по коленям, отбивая бешеный ритм, остальные болтали. Они разом, оборвав разговор, обернулись к Мэлсу… Возникла пауза. Долговязый вдруг картинно закатил глаза и повалился в обморок со всего роста. Его поймали и стали обмахивать руками.

– Смотрите, а он, оказывается, на человека похож… – в тишине задумчиво сказала кукла.

Полли, прикусив губу, смотрела на него исподлобья.

Фред неторопливо обошел его со всех сторон, оглядел. Взял конец галстука, пощупал материал.