Балабанов. Перекрестки - Алексей Артамонов Страница 7

В фильме Данила тоже ничего не объясняет, он декларативен. Не снисходит до пояснений: «Я евреев не очень», это оценка. «– А почему? – Чего пристал?». Объяснить свои убеждения он не может, но они у него есть, и они довольно четкие. «Что ты, ты же мне брат!» – кричит ему старший, и это работает: братьев надо защищать по-любому. «Не брат ты мне, гнида черножопая» – знак отторжения, не брат, чужой, а чужих надо мочить. Границы нормы четко очерчены, он их придерживается. Норма эта очевидно, не является результатом его жизненного опыта или соприкосновения с внешним миром. Она привнесена извне.

Вспомним фильм «Рэмбо», в котором герой тоже возвращается с войны и первым делом вступает в соприкосновение с мирной жизнью и агрессией, направленной на него. Что делает Рэмбо? Он очень долго пытается уйти от этой агрессии, пытается объяснить полицейскому, что не хочет с ним связываться. Он пытается уйти, увернуться от агрессивно наседающей на него силы полицейских, но когда это не удается, включает свои боевые навыки. А Данила Багров не пытается, ему в голову не приходит, что этому миру можно противопоставить что-то кроме силы. Поэтому сила является для него самым главным качеством. Во втором фильме этот посыл формулируется открыто: «В чем сила, брат?» Сила – единственная реальная ценность.

«Брат 2» транслирует на внешний, западный мир те понятийные категории, с которыми сталкивается Данила в «Брате» первом. «Брат» – фильм локальный, в нем кроме бандитского Питера и родного герою захолустья нет других мест действия, Данила существует в ограниченном пространстве. В фильме «Брат 2» горизонт решительным образом раздвигается. Во-первых, рассказывается прежняя история Данилы, во-вторых, появляется возможность спроецировать его способ жить на другие пространства – например, на мир к тому времени сформировавшихся медиаперсон. Данила легко проникает внутрь телевизионного закулисья и замечательно там существует, потому что его этика там отлично работает: предложение совпадает с потребностью. Нам не показывают, как выглядит этот мир на самом деле. Мы его видим глазами Данилы. Он легко получает себе в подружки телевизионную звезду: ему не надо преодолевать никаких внутренних преград, он не смущается, не комплексует, у него нет рефлексии по этому поводу. Нравится девушка – берет ее себе в любовницы. Он приезжает в Америку, которую тоже видит своими глазами. Там черные пристают к проституткам, и он, по своему обыкновению, начинает восстанавливать справедливость тем единственным способом, которым он умеет это делать, – через насилие. Данила опять настаивает на своей миссии – восстановлении простой справедливости в мире большого бизнеса и большого спорта, как он их понимает.

Следующий после «Брата 2» фильм Балабанова – «Война», самый реалистический его фильм, самый социальный и наименее, на мой взгляд, удачный именно по этой причине. Балабанов пытается соотнести свой взгляд с текущей повесткой дня. Это отдельная история, я не буду сейчас углубляться в нее, но важны не его взгляды, а его чутье. То, что он видит, где правда жизни, а где неправда и фальшь. И поэтому показывает нам жизнь такой, как она есть, без морализаторства или авторского вердикта.

Герой «Войны» – травмированный войной человек, пытающийся войти в мирную жизнь. Иван (Алексей Чадов) возвращается домой, но дома у него нет. В сцене, где он выпивает со своими друзьями во время пикника, выясняется, что убило даже тех сверстников, кто остался в родном городе, не пошел в армию. Своя война идет и тут, в мирной жизни, где царят насилие и агрессия. Войне нет альтернативы. Поэтому Иван с облегчением возвращается обратно, в мир прямого насилия, где чувствует себя абсолютно нормально и знает, как применить свои навыки. В «Войне» Балабанов снова показывает западный мир, мир Лондона глазами героя как нечто не то что враждебное, но чужое и безразличное. Судьба Ивана, как ему кажется, никого не волнует ни в Москве, ни в Лондоне, ни в горном ауле. Иван живет наедине со своим желанием восстановить справедливость.

Эта матрица формирует и тех реальных людей русского мира, которые сегодня идут на войну. Мировоззрение бывших солдат или в прошлом малолетних бойцов уличных групп, составляющих сегодня рядовой состав войск ДНР и ЛНР, состоит примерно из тех же фрагментов, что и персонажи Балабанова, которых он воплотил с предельной отчетливостью. Он чувствовал их натуру, не судил их, не порицал, но воссоздавал в полном объеме, узнаваемыми и типичными. Не мы такие, жизнь такая, как сказал другой персонаж из другого фильма, но по схожему поводу…

Идеологические обоснования мировоззрения человека «русского мира» Балабанов предъявляет в «Грузе 200». Там наличествуют все категории, на которых строится опыт человека, обращающегося взглядом назад, в СССР. Кафедра научного атеизма, духовный поиск на грани делирия, алкоголь как образ жизни, песни советской эстрады, бормотание телевизора, запретный плод дискотек – этим ограничен набор возможностей эпохи застоя для обычного человека окраины. Застой отравлен – замалчивание факта истребления целого поколения, отправленного в чужую странную страну без объяснений, не проходит даром, метафора воняющего, замкнутого мира абсолютно доходчива.

Действие в фильмах Балабанова по преимуществу происходит в маленьких городах. Ойкумена «русского мира» – как раз эти маленькие города, поселки городского типа и окраины больших индустриальных центров, всегда – задворки. Маргинальный мир, в котором люди пытаются найти свою идентичность, зацепиться за что-то реальное, и находят принцип «сила – в правде, а правду мы знаем».

И в каждом фильме обязательно появляется храм в кадре – это важная деталь, визуальный знак, соединяющий прошлое и будущее.

Последняя работа Балабанова «Я тоже хочу» суммирует мотивы силы (насилия) и условного принципа справедливости. Фильм начинается с бани. Главные герои – голые, это Чистилище. Чтобы освободиться от прежней жизни, нужно снять одежду, поэтому и девушка на границе с Зоной раздевается. Герои расстаются со своими представлениями и теми поступками, которые они совершили в прошлой жизни, и попадают в пространство, которое является настоящим локусом «русского мира».

Визуальный образ русскости – конечно, зима, мороз. И еще – это место, где все развалилось. В фильме настойчиво демонстрируются разрушенные дома, фермы, заброшенные производственные помещения, пустующие, оскверненные храмы. Материального мира в этом пространстве нет, да его и не на чем строить. Балабанову не удается найти ничего жизнеутверждающего, созидательного, зацепиться взглядом за живое. Тех, кого из этого пространства забирают, берут навсегда. Они исчезают целиком. А те, кого не взяли, остаются в виде мертвых тел – человеческих развалин. Трупы на руинах в окружении мух, белых – зимой, жужжащих – летом.

Балабанов внедряется в мифы и мемы этого «русского мира», который нам предъявляют в качестве новой идеи. Пробует их