Андрей Кулабухов - Воскрешение

Андрей Кулабухов

Воскрешение

— Вы можете мне помочь? Я ищу больную, которая…

В такие моменты кажется, что никому нет до тебя дела. Весь мир живет своей жизнью, отгородившись от тебя, и ты остаешься один на один со своими проблемами и болью…

Вот и эта медсестра прошла мимо, всем своим видом показывая, что у нее есть дела поважнее. Может, если бы спецагент ФБР Фокс Малдер показал свое удостоверение, и действовал бы официально, то его бы и выслушали. Но официально он был мертв. Его тело опознала его напарница, и именно ее он и искал сейчас, нервно шагая по коридору и заглядывая в палаты.

— Простите, я ищу Дану Скалли, она поступила к вам сегодня… Дану Скалли…

И эта разговаривает по телефону, знаком показав ему, чтоб он не мешал.

— Послушайте! — повысил голос Фокс. — Кто здесь дежурит? Может здесь мне кто-нибудь помочь?!

— Успокойтесь, сэр. — Молодой интерн подошел к Малдеру.

— Успокоюсь, когда на меня обратят внимание. А сейчас я ищу пациента, поступившего в ваше отделение.

— Дану Скалли.

— Да.

— Ко мне Вы не обращались.

— Ну и где она?

— Она в палате интенсивного лечения.

— Где это?

— Сначала скажите, кто вы такой?

— Где она?!

— Агент Малдер… Куда Вы?

А, черт… Вот и начальничек пожаловал, с двумя агентами — не иначе как по его душу. На перехват воскресшего покойника. Может лучше не обращать внимания?

— Вы куда направляетесь?

— В реанимацию.

— Вы неплохо выглядите для покойника.

— Я только наполовину мертв.

— Вам нужно многое объяснить, агент Малдер! — Скиннер с озабоченным видом следовал за Малдером. — Вы, ребята, останьтесь здесь, — бросил он двум другим агентам.

Даже через окно палаты была видно, какое бледное и осунувшееся лицо у Скалли. Какая-то трубка от ее рта тянулась к приборам на стене. Вокруг пищали мониторы, суетились врачи… Фоксу вдруг стало казаться, что ему не хватает воздуха. Как после долгого изнурительного кросса. Он согнулся, обхватил руками колени. Боже, да что же это за наказание такое?! Он так отчаянно искал лекарство от ее болезни, в этих мрачных коридорах лаборатории министерства обороны, а нашел простую воду. Он ничем не может помочь ей, своей напарнице, самому дорогому для него человеку.

— Что с ней случилось?

— У нее гиповилемический шок. — Скиннеру тоже было нелегко, и он этого не скрывал.

— Из-за чего?

Скиннер молчал.

— Из-за чего?!!

— Она умирает. Пойдемте. — Он взял Малдера за локоть.

— Отстаньте от меня.

— Вы здесь ничем не поможете.

Да, это уж точно. Единственный, кто мог бы чем-то помочь, и единственный, кто никогда не смирился бы с тем, что она умрет. Единственный, кому, похоже, вообще есть до этого дело. Он там бегал с чужим удостоверением, изображая покойника, а тут Скалли в больнице!.. Опять… На этот раз в реанимации.

— Да оставьте меня в покое, черт побери! — он оттолкнул Скиннера, но подоспели крепкие ребята в костюмах и выволокли чересчур эмоционального агента из реанимационного отделения. Конечно, надо вести себя сдержанно, ведь ничего особенного не произошло — всего лишь умирает его напарница, его верная подруга, спасательная соломинка, за которую хватался он всегда, когда не знал во что верить и кому доверять. Женщина, по которой он всегда скучал, если они расставались на время отпуска или еще почему-то. Скучал, как можно скучать по чистому голубому небу, просидев месяц взаперти в темной комнате — ее присутствие было чем-то настолько необходимым и естественным, как его работа, воспоминания о сестре и желание во что бы то ни было знать правду. Она — часть его жизни. Которую он чуть было не оборвал чуть больше суток назад, черт бы вас всех побрал!..

Малдер смиренно уселся в кресло, как и полагается воскресшему из мертвых. Такие усилия, он заставил ее врать, убедил в своих подозрениях, а лекарства для ее болезни так и не нашел… Дистиллированная вода. Ирония судьбы… А зачем им хранить это за семью печатями?… Он задумчиво поднял глаза на Блевинса и понял, что тот уже с полминуты что-то настоятельно ему втолковывает.

— …тот факт что Вы здесь, живы и здоровы, вынуждает нашу комиссию начать расследование с самого начала. Поскольку надо провести повторное опознание тела, найденного в Вашей квартире, и пересмотреть все обстоятельства дела.

Справа стоял, переминаясь с ноги на ногу, Скиннер. Рядом с Блевинсом сидел кто-то из руководства, который тоже пытался внести свою лепту в дело выведения на чистую воду заговорщика Фокса Малдера.

— Вы не могли бы просветить нас на этот счет? — спросил он.

— Вы полагаете, что я могу? — Малдер пытался держаться твердо, но его ироничное замечание не было оценено по достоинству.

— Мы пригласили Вас сюда, поговорить доверительно, чтобы вы помогли сами себе.

Помощники. Навязались на мою голову.

— Помочь себе? Как?

— Предоставив в наше распоряжение все известные Вам факты, касающиеся проводимого нами расследования — вновь вставил свои «пять копеек» чиновник, сидящий рядом с Блевинсом.

— Это поможет Вам, а как это поможет мне?

— Агент Малдер, Вы сознаете, что Вам могут предъявить обвинение в убийстве. Вас будут судить за уголовное преступление — отеческим, наставительным тоном произнес Блевинс.

Судить. Ха! Меня уже чуть не казнили моими же руками и а потом решили оставить в живых и продолжают пытать, забирая у меня Скалли… Но разве им объяснишь…

— У нас есть еще только один подозреваемый, но боюсь, что она уже не в состоянии давать показания — проронил Скиннер.

— Агент Скалли нам солгала. Почему?

Ага, так я им все рассказал… Тем более что на душе кошки скребутся.

— Кто кого выгораживает, агент Малдер?

Фокс молчал, ожидая, пока закончиться этот бессмысленный, ничего не значащий для него в данную минуту разговор.

— Вы вправе решать за себя, но нежелание отвечать пагубно скажется на исходе следствия.

— Так я могу быть свободен?

В коридоре он услышал сзади голос Скиннера:

— Дружеский совет: продолжайте играть ту же роль.

— Благодарю, дружище — саркастически бросил в ответ Малдер.

— Кстати, он Вам сейчас не помешает. Зря Вы отказываетесь от помощи.

— Это надо было сказать в больнице, перед тем, как меня арестовать.

— Эй, я спас Вашу задницу, агент Малдер! Я скрыл заключение экспертизы относительно убитого в Вашей квартире. Пока Вы не воскресли прошлой ночью, я — единственный, кто хранил Вашу тайну. Я не мог Вас не арестовать, спросите у Скалли — она подтвердит.

— Учитывая ее состояние, эта идея очень вдохновляет.

— Так может передать улики по назначению? Патологоанатом установил, что человек был убит двумя выстрелами, один сделан в упор в левый висок, второй — уже после смерти, в лицо. Видимо с тем, чтобы покойного не могли опознать. Я с удовольствием закажу баллистическую экспертизу первого выстрела.

Все-таки он на моей стороне. Господи, как все это… мучительно. Приятно осознавать, что твой босс тебя ценит, верит тебе и всегда тебя прикрывает. Что бы не случилось. При других обстоятельствах можно было бы поклониться Скиннеру в ноги, но сейчас Малдер был не в том настроении.

— И как Вы можете мне помочь?

— Скажите, почему Скалли солгала?

Малдер задумался, отошел к окну, где их никто не мог слышать и с запалом произнес:

— Ее заразили смертельной болезнью не без участия кого-то из ФБР, из этой самой комиссии.

Скиннер замолчал. Он догадывался, что все не так просто, и постоянные таинственные появления Курильщика в штаб-квартире ФБР, да и его личный печальный опыт общения с «этими людьми» — все это наводило на мысль о том, что здесь у них есть свои люди. А Малдер… Он… Его могут навести не на того человека, и он, ради спасения Скалли или еще каких-то высоких целей, может сдать даже его, Скиннера. А подсунуть ему такую информацию они могут — есть зацепки. Черт…

— Кого?

— Я не смог это выяснить, сэр.

Скиннер еще на секунду задумался, переваривая услышанное.

— Не забывайте, пожалуйста, кто Ваши друзья, агент Малдер. Чтобы знать, кому можно доверять — произнес он, чеканя каждое слово.

Малдер кивнул. Кому-то доверять надо… Только вот кому?

На пустом стадионе в одном из рядов сидел тучный человек средних лет и насуплено смотрел передачу по переносному телевизору.

«— Господин председатель, есть ли пределы человеческого знания?

— По-моему, таких пределов нет. Даже теоретически. С тех пор как наука стала развиваться свободно, без указаний свыше, эти границы быстро стерлись.