Варвара Мадоши - О Марсе и чайных чашках Страница 10

Как-то Джон бывал в Египте и видел там археологические раскопы; очень похоже. То, что предстало его глазам, один-в-один напоминало вход в какую-нибудь подземную усыпальницу времен Нового Царства. В дальней от них стене ямы чернел ровный прямоугольный проход, откуда начинался коридор, ведущий дальше под землю. Не хватало только табличек на иностранных языках да удушающей в замкнутых ущельях Долины Мертвых жары; вместо этого Джона даже сквозь парку пронизывал неприятный марсианский холод. Его, этот холод, особенно трудно терпеть, потому что знаешь: на всей планете тепло только в тех местах, где люди нагрели.

— А где наш друг Картер? — поинтересовался Джон, хлопая себя по плечам, чтобы разогнать кровь. — Предполагается, что мы будем его ждать?

— Предполагается, что они уже внутри, — снизошел до ответа Шерлок. — На дальние расстояния марсиане перемещаются под землей.

Джон невпопад подумал, что детектив не зря таскается везде в своем культовом черном пальто. Без него, в респираторе, маске и меховой парке он выглядел каким-то ненастоящим, не совсем Шерлоком. Или совсем не Шерлоком.

Незнакомый человек, которого Джон не знал и за которым уж точно не готов был сунуться в незнакомую пещерную систему на чужой планете. Это в конце концов просто глупо. Одно дело — гоняться за понятными лондонскими преступниками, другое дело — поставить свою жизнь и здоровье в зависимость от вердикта марсианского суда. Кто знает, что они там насудят?

Пока Джон так размышлял, они уже опустились на дно ямы и приблизились вплотную ко входу в Пещеру шепотов. Чем бы они ни была.

Шерлок решительным шагом перешагнул и скрылся в темноте. Не оглянулся, не проверил, пойдет ли Джон за ним.

Джон, конечно, пошел. Как бы там ни было, он не мог бросить Шерлока одного в такой ситуации. Даже если их дружба заканчивалась этим полетом на Марс.

За входом темнота навалилась не сразу. Прямой и широкий коридор уходил под уклон полого, так что поначалу очень хорошо были видны гранитные стены и присыпанный мелкой каменной крошкой базальтовый пол.

Стены, кстати, показались Джону очень странными. Было ясно, что кто-то их обрабатывал, что они не сами собой появились, однако неровно отшлифованные участки чередовались с абсолютно гладкими, почти зеркальными поверхностями и странными ребристыми узорами без всякой периодичности, будто неведомые каменотесы были пьяны или под кайфом.

Скоро свет от входа почти иссяк, и Джон достал фонарик. Узкий голубой луч рассек темноту впереди, окрасив стены в неестественно белый цвет.

— Выключи, — велел напряженный голос Шерлока справа.

— С чего это? — спросил Джон, нажимая кнопку.

Тут же, в мгновенно сгустившемся мраке, подступило страшное: представилось, что никакого Шерлока рядом нет, что он исчез, истаял; что он вообще не возвращался из мертвых полгода назад, а Джон соткал его из кошмаров и затаенной вины и зачем-то затащил самого себя за шиворот на Марс.

Одно и удивительно: если Шерлок — творение джонового подсознания, отчего он обращается с Джоном так неприветливо? С другой стороны, кто из нас в ладах с самим собой? Уж точно не человек, всю юность и раннюю зрелость перелетавший из одной горячей точки в другую.

Стоило Джону только так подумать, как его руку (правую) сжала чужая рука в перчатке. Шерлок сказал:

— Веди рукой по левой стене прохода, я буду проверять правую. Ответвлений быть не должно, но бдительность терять не стоит.

— Так почему нельзя включить фонарик? — повторил Джон, чувствуя, как рассасывается иррациональный комок в горле. О чудо человеческого контакта!

Некстати вспомнилось про наручники и бег по лондонским улицам. Впоследствии неприятно было осознавать, что Шерлок уже тогда знал, как будет симулировать самоубийство; портативный парашют, три пинты донорской крови и голографический проектор он, во всяком случае, одолжил у Майкрофта еще до того, как Джон явился в клуб «Диоген» возмущаться братским вероломством.

— В переходах возле Пещеры шепотов света быть не должно по ритуальным соображениям, — пояснил Шерлок.

— Да кто увидит?

— Ты уверен, что в стенах нет камер или сенсоров? Ты точно знаешь, какой длины проход? Лучше не рисковать, Джон.

Шерлок, читающий мораль о вреде риска! С нашим бы везением, как говорится.

— А как мы поймем, что уже в пещере? Ты уверен, что наши визави уже там?

— Уверен, — холодно ответил Шерлок.

И они пошли сквозь темноту, тяжелую и удушающую, словно колючее одеяло в детстве. Подземная темнота тяжелее даже, чем темнота в лесу безлунной и дождливой ночью, в нескольких милях от человеческого жилья. Стены сдвигаются вокруг; ни вздохнуть, ни шевельнуться. Они с Шерлоком сразу же пошли гораздо медленнее; Джон почувствовал на спине холодный пот. Показалось, что звук его дыхания в респираторе стал громче, натужнее; он стал считать про себя шаги, подавляя ощущение, будто воздуха не хватает. Довольно быстро сбился, попробовал считать вслух, но был оборван Шерлоком:

— Я считаю шаги от самого входа. Не мешай.

Джон не знал, то ли ему злиться, то ли испытывать благодарность.

Они ползли медленно, медленнее, чем пожилая черепаха, медленнее, чем обмороженная улитка. Джон знал, что прошло, может, минут десять или двадцать, как они вошли сюда, не больше, но убеждать себя в этом становилось все сложнее. Он опомнился только когда сообразил, что шепчет молитву, выученную в детстве — не вспоминал ее с того самого лунного восстания.

А потом стена кончилась.

— У меня боковой проход, — сказал Джон, почему-то шепотом, и услышал легкое эхо.

— Это не проход, — ответил Шерлок. — С моей стороны тоже. Это Пещера шепотов. Мы пришли.

И тут же, словно его слова были сигналом, посреди пещеры вспыхнул свет. Синие блики зазмеились, отражаясь от стен, поплыли диковинным северным сиянием, звездной россыпью; точки и прожилки, созвездия и гроздья; подземный планетарий. Синее засияло многократно, отбросив ветвистые тени; Джон отшатнулся и едва не упал спиной обратно в коридор, откуда они пришли: ему показалось, что пещера наполнена монстрами.

Как только глаза привыкли к свету, Джон ошеломленно осознал, что в центре этого звездного великолепия на песчаном полу стоит самая обыкновенная, бочкообразная свеча и горит синеватым пламенем; видно, чем-то пропитали фитиль, чтобы скудного содержания кислорода в марсианской атмосфере хватало. А сияющие разводы на стенах — это жилы андероксита, выступающие к самой поверхности.

— Вот черт… — пробормотал Джон.

Господи, какое счастье, что он не включил фонарик! Андероксит, как известно, активируется светом. Если там, в проходе, уже были жилы, они с Шерлоком могли поубивать друг друга, не добравшись сюда. Уже сейчас, хотя свеча горела совсем неярко, Джону почудилось, что он слышит чей-то тихий, невыразимый, не облеченный в слова шепот, и чувствует множество эмоций на самой грани сознания; эмоций, определенно, не его, потому что во всем его существе просто столько нет — гнев, тоска, смутная надежда, боль, желание недостижимого, страх, презрение, боль, отвращение, любопытство, восхищение, боль… Джону захотелось упасть на колени и застонать.

Кто все это чувствует? Трое марсиан, что замерли на том конце небольшой, размером с зал среднего супермаркета, пещеры, — нелепые, похожие на кальмаров в черепашьих панцирях? Картер, что сутуло стоит рядом с ними, поправляя хипстерские очки по моде прошлого века? Шерлок, который вот тут, рядом?

— Мистер Холмс, доктор Уотсон, — проговорил этнограф. — Моих спутников зовут Гр’тшкан и Гхаткаан. Вас я им представлять не буду: марсианский этикет действует иначе. Готовы начать?

— Спокойно, — рука Шерлока легла Джону на плечо, тихий голос проговорил в ухо. — Я знаю, что твоя чувствительность выше, но попытайся владеть собой. Основной удар придется на меня.

Джону мучительно, тошнотно захотелось ругаться, выплеснуть все богохульства, выученные на трех планетах, а потом добавить еще из рыбацкого паба в Корнуолле. Неудивительно, что Шерлок не рассказал ему о Пещере шепотов заранее! Детектив не любил врать прямо, а если бы Джон, со своей повышенной эмпатией, знал, куда им предстоит сунуться, он бы плюнул на все. Еще в верхнем зале Иглы развернулся бы и поехал на лифте вниз. Те короткие теле-эмпатические тренинги, которые он пережил в институте и позднее, в армии, заставили его шарахаться повторений, как черти, если верить священникам, шарахаются ладана.

К счастью, для хирурга повышенная чувствительность — скорее недостаток, чем достоинство, и на продолжении тренировок его начальство не настаивало. Природные эмпаты встречаются не так уж редко; хорошие медики в цене больше. Поэтому Джон старался не подходить ни к необработанному андерокситу (ни, уж тем более, к андрокситовой «пыльце пророка», которую так упорно искала Салли Донован на Бейкер-стрит), ни к миелофонам.