Lomion (Twilight_Face) - Фамильяр Страница 14

- Мне надо проветриться, - поспешно поднимаясь из-за стола, говорю я. - Здесь слишком душно.

- Подожди меня, - говорит Снейп.

- Нет, я не хочу портить тебе вечер встречи с друзьями, - говорю я, глядя на него уверенно. - Я подожду тебя в парке. Всего доброго, господа, счастлив был познакомиться! Развлекайся, Северус!

Последняя фраза получается очень злой. Злой и резкой. Если он наорет на меня потом, я буду знать, что заслужил это. Но сказать по-другому просто не получилось бы.

Я выхожу на воздух и пройдя несколько сот метров по улице сажусь на лавку в сквере.

Я чувствую, как проходит действие Оборотного зелья по тому, как ухудшается мое зрение. Я чувствую ярость, гнев и обиду. Я не могу всего этого вынести.

Рядом со мной появляется Снейп. Он не кричит, ничего не говорит вообще. Он, видимо, просто смотрит на меня, а я сижу, согнувшись пополам на лавке, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях.

- Возьми очки, - вдруг тихо говорит он, - и пошли домой.

Его тон заставляет меня поднять голову и, водрузив очки на переносицу, уставиться на его лицо. Из того, что мне удается в нем прочесть, я понимаю, что он чувствует себя не в своей тарелке. Будто случилось то, чего он никак не мог ожидать.

Я встаю, и он подходит ко мне. Я, как обычно, уже хочу протянуть ему руку для парной аппарации, когда он резко обхватывает меня обеими руками, прижимая к себе. Но я не успеваю ничего сказать и не успеваю это обдумать, потому что мы аппарируем.

Глава 10. Абсолютно неожиданно.

Мы появляемся на крыльце, но он не отпускает меня, обнимая за плечи и прижимая к себе, а я не вырываюсь. Мы так и стоим. Я рассматриваю его плечо, а куда смотрит он, я не знаю.

Это молчание говорит гораздо больше чем любые слова, что я смог бы сейчас из себя выдавить. Потому что я не знаю, что ему сказать. Я превратился в каменное изваяние. Только судорожно колотящееся в груди сердце напоминает о том, что я жив. А точнее, два сердца…

- Мне сейчас сказали, что я полный идиот, - говорит он. - Слишком мало в этом мире людей, которые после такого смогут остаться безнаказанными, и еще меньше тех, к чьему мнению я прислушаюсь.

Я молчу. Назвать его идиотом действительно верх безрассудства.

- Нам надо поговорить, - после длительной паузы говорит он, но не расцепляет нашего объятия.

И тогда я решаю, что, может быть, он на самом деле хочет меня отчитать, сказать, что я безрассудный ребенок, что я не знаю, чего хочу. Мне надо сделать что-то, чтобы закрепить достигнутый успех. Что-то, что так же как молчание, скажет больше, чем слова.

- Говори, - тихо произношу я и решаюсь поднять руки, обнимая его за талию. Но он молчит, а я осознаю, что теперь это не просто «он меня обнимает». Теперь «мы обнимаемся». Разница настолько глобальна, что мой разум поначалу не знает, что ему делать с обрушившейся информацией. В голове снова возникает надоедливый вопрос «Почему он меня взял?» И вдруг я с поразительной ясностью вижу самое простое решение, которое не могло не прийти ему в голову, и понимаю, что не смогу молчать.

- Это ведь могло быть снотворное, - тихо произношу я. - Подлил бы мне в чай и шел бы на свою встречу.

- Могло, - просто соглашается он.

- И тогда всего этого не произошло бы…

- Нет. Не произошло.

Мы молчим какое-то время.

День близится к своему завершению. Свет разреженный и тусклый. В наступающих сумерках весь мир кажется размытым и несуществующим, будто не в фокусе. Это странно правильно, потому что сейчас реальны только я и он. Мы - единственные четко прорисованные на этом полотне персонажи. Наши краски - зелень с золотом. Остальное - только эскиз. От того, как будем написаны мы на этом холсте сегодня, будет зависеть, окрасится ли завтра весь окружающий нас мир яркими красками или так и останется черновым наброском.

- А почему тебя назвали идиотом? - тихо спрашиваю я.

- Как раз перед тем, как… Стивен сказал, что только идиот смог бы привести… в общем, тебя, на встречу, а потом весь вечер разговаривать с ним. Ему показалось, что ты слишком недобро на него смотрел. А когда я предположил, что он говорит полную чушь, он наклонился ко мне и… дотронулся до моей руки… дальше ты знаешь.

- Я смотрел, - подтверждаю я, и думаю, что «индюк» может быть и не настолько плох, как показался с первого взгляда. И если у меня будет возможность, я обязательно перед ним извинюсь.

- Хм… это я понял, - произносит Снейп. - Единственное, что недоступно моему пониманию, так это то, в чем была виновата пивная кружка.

Я хмыкаю, и, уткнувшись ему куда-то в плечо, бормочу:

- Под руку попалась…

- А еще, - продолжает он, - я уже десять дней не могу объяснить себе твоего поведения. Тебя как будто подменили.

Я удивляюсь настолько, что поднимаю голову, чуть отстраняясь, и заглядываю в лицо.

- Ты же сам просил меня быть взрослым человеком, - произношу я, - вот я и решил доказать тебе, что всегда был старше чем сверстники. Так что последние десять дней ты действительно видишь то, чего не видели другие. Я совершеннолетний, Северус. Во мне есть сила, чтобы победить, и я собираюсь сделать все, чтобы воспользоваться ею.

Разговор, начавшийся так душевно, перешел на другой уровень. Это заметно по тому как серьезно он на меня смотрит. Я возвращаю ему этот взгляд. Упрямство, которое многие называют храбростью, и решимость, которую, почему-то никогда не называют расчетливостью. Во мне слишком много и того, и другого. Я понимаю Распределяющую шляпу. Только мое решение могло иметь значение, и я его принял.

Сейчас решение не только мое. Свою часть выбора я уже сделал. Что же выберете вы, профессор Снейп?

Снейп молчит и сосредоточенно смотрит мне в лицо.

- То, что происходит сейчас, - абсурд, - говорит он, - нонсенс… происходящее невозможно.

- В жизни всегда есть еще место Чуду, - говорю я.

- Я волшебник, и я не верю в чудеса, мистер Поттер.

И это обращение выбивает у меня почву из-под ног. Я делаю слабую попытку освободиться.

- Да не дергайся ты, - усмехается он, - я не хочу разучиться называть тебя так, как мне придется весь предстоящий учебный год. Который час, скажи, пожалуйста?

Я отстраняюсь ровно на столько, чтобы достать из кармана часы. Откидываю крышку:

- Без четверти десять, - говорю я.

- Значит, у нас есть еще пятнадцать минут, - констатирует он, глядя мне в глаза, - после чего каждый из нас войдет в этот дом и отправится к себе, - перечисляет он, а я пытаюсь выказать свое недовольство, но он пресекает мои попытки.

- Не спорь. Каждый из нас пойдет к себе, чтобы перед сном обсудить с самим собой вопросы, которые хотел бы задать. А еще подумать над тем, что ответить на заданные другим вопросы, ты понял меня?

- Я вижу слишком много причин, чтобы прямо сейчас стереть тебе память, и не возвращаться к этому вопросу больше никогда, - говорит Снейп. - Это слишком опасно для нас обоих. Это осуждается общественностью в любом случае. Да к тому же у меня есть обоснованные сомнения в том, насколько ты себе представляешь то, о чем просишь.

- Но ведь ты этого не сделаешь? - говорю я.

- Нет, не сделаю, - отвечает он. - Это было бы слишком. И чтобы ты там не думал о моем факультете, это недостойная слизеринца подлость. А теперь нам пора в дом.

Спустя десять минут я лежу в своей кровати и думаю.

В голове поочередно проскакивают его фразы: «Это осуждается общественностью», «у меня есть сомнения в том, как ты представляешь себе то, о чем просишь», «это слишком опасно для нас обоих».

Я действительно мало представляю, как могут развиваться подобные отношения, но разве это главное? Главное то, что я чувствую. Если он имеет ввиду, выразимся так, техническую сторону вопроса, то, в теории, я вполне знаком с процессом. Это, конечно, не афишируется, но, живя с еще четырьмя парнями в одной комнате на протяжении всего учебного года, чего только не увидишь. Особенно когда Симусу неудачно удается сначала наложить заглушающие чары, а потом недостаточно быстро спрятать несколько журналов. Признаться честно, после самого первого случая, когда я кончил, думая о Снейпе, я не раз представлял себе весьма развратные картины, вызывающие неодолимое возбуждение. Так что тут он не прав, я, может, и не успел все это испробовать, но уж представляю-то вполне четко.

Что до общественности... Я уже сказал ему, что мне абсолютно все равно, кто и что скажет. Это вообще не их дело, раз на то пошло. Я всю жизнь пытаюсь соответствовать их ожиданиям. Мне надоело. Я впервые в жизни подумал о себе, а не об этом гребаном магическом мире! И если Северусу уже внушили, что в жизни нет места Чуду, а он поверил, то со мной этот фокус не пройдет! Я слишком долго пытался быть для них тем героем, которого все боготворят, и слишком часто получал за это по загривку. Не нравится, что герой любит мальчиков? Найдите другого героя! Ах, нет желающих? Тогда молчите в тряпочку!

«Это слишком опасно, для нас обоих». Я прокручиваю эту фразу в своей голове раз за разом. И, на каком-то моменте меня пробивает озноб: «Слишком опасно». Но не для нас. Это слишком опасно для него!