Несколько шагов до прыжка (СИ) - "Val. Ekkert" Страница 15

Он пытался убедить себя, что Персиваль сделал бы это для любого из них. Даже для всегда каменно-спокойного Ричарда, вздумай тот вдруг психануть и сорваться. Но что-то подсказывало ему, что убеждениям этим нет никакой цены, и что они не выдержат никакой критики.

Конечно, они приятельствовали. Пожалуй, больше, чем многие другие фигуристы со своими тренерами. Год назад Персиваль в порыве откровенности признался, что никогда не мог позволить себе такую «вредную роскошь», как дистанция между ним и его подопечными: не хотел, дескать, становиться похожим на своего собственного тренера, с которым вне катка все пятнадцать лет работы не виделся и кроме как по делу не общался. Ньют этому легко верил: старика Фишера он видел пару раз, мельком, но этого хватило, чтобы понять: тот всегда чётко разделял жизнь на катке и личную. Может, это и было правильно, но Ньют вряд ли смог бы работать с таким-то тренером. Так что с Персивалем ему очень и очень повезло. И не только в этом, да…

Но несмотря на достаточно близкие и тёплые отношения — теплее, пожалуй, чем у Ньюта были хоть с кем-нибудь за всю жизнь, не считая Тесея, конечно же — он никак не мог ожидать ни объятий, ни таких слов в утешение. С учётом того, что за все четыре года ничего подобного никогда не происходило. Даже намёка на это. Максимум — Персиваль мог сжать плечо, пообещать после тренировки до отвала напоить мятным чаем у Якоба, и по крупицам разобрать ошибку. Но обнимать, гладить и позволять себе настолько личные выражения…

У Ньюта был только один вариант того, что это могло бы значить. И он ему… нет, никаким «не нравился» здесь и не пахло. И тем более, никаким страхом. Просто… он не очень хорошо разбирался в людях, даже в тех, кто имел прямое отношение к его профессии. И поэтому допускал, что вариантов могло быть на самом деле гораздо больше одного.

Повернувшись лицом к стене — да что ж такое-то! — Ньют тщетно поморгал, пытаясь дать векам усталость, и прерывисто вздохнул. Самым любопытным и интересным было даже не то, что он совсем не возражал, если этот его «вариант» действительно оказался бы единственно верным. А то, что он чертовски боялся на самом деле ошибиться. Попасть впросак, понять всё неправильно — и привести их обоих к чудовищно неловкой ситуации, после которой придётся ещё очень долго восстанавливать нормальные отношения.

В объятиях Персиваля было безумно тепло и спокойно. Именно то, что Ньюту тогда требовалось. И вряд ли тот смог прочитать это требование по его выражению лица. Что-то подсказывало Ньюту: выражение это было злым, не сказать зверским. Так что вариант «угадал, что мне нужно» отпадал.

И Ньют не отказался бы снова почувствовать это тепло. Отчасти именно поэтому он кинулся Персивалю на шею после удачно — «идеально», смотри-ка ты — отработанного прыжка.

Он протяжно вздохнул и натянул одеяло на ухо. Советоваться ни с кем не хотелось, да и можно ли было? Тесей из него душу вынет даже через переписку, а все остальные так или иначе довольно тесно общались с Персивалем, а тот, похоже, если Ньют догадался правильно, упрямо хотел скрыть своё внезапное, новое отношение от всех. Включая, кажется, и самого Ньюта. Тьфу ты, дурак…

А почему, собственно, дурак-то, если Ньют и сам боялся того, что всё понял неверно?..

В общем, советоваться было нельзя. Дискредитировать Персиваля очень не хотелось.

Значит, оставалось только проверить самому.

Вопрос — как.

Ни флиртовать, ни аккуратно намекать Ньют отродясь не умел. А на фразу вроде «мне кажется, я тебе нравлюсь, я тоже не против, так что поедем ко мне или к тебе?» Персиваль вряд ли отреагирует… э… адекватно. То есть, благосклонно.

А впрочем…

Дело могли упростить тренировки. Чем чаще Ньюту удастся наблюдать за Персивалем после прыжков или шагов, чем чаще им придётся сидеть в тренерской и спорить насчёт тодесов, поддержек и вращений — ну, это уже когда ИСУ раскошелится на то, чтобы объявить их виды для короткой программы — тем, пожалуй, больше шансов будет проверить верность гипотезы «я его привлекаю». И больше шансов дать понять, что он не против.

За неимением лучшего решения Ньют посчитал это воистину Соломоновым.

И обязательно надо позвать его на лёд ещё раз.

Или даже не раз.

Улыбнувшись сам себе, Ньют ещё немного повозился под одеялом и закрыл глаза, чувствуя, как сон наконец-то аккуратно подбирается к нему.

«Хороший мой», — вспомнился вдруг голос Персиваля.

Заснуть удалось уже через пару секунд.

========== Глава 4 ==========

Телефонный звонок вырвал Криденса из сна, да так жестоко, что не вышло сдержать стон. Да и неудивительно. Уже по мелодии, даже спросонок, Криденс очень хорошо знал, кто это звонит.

Вслепую протянув руку, он кое-как разлепил глаза и сдвинул ползунок на экране в сторону, принимая вызов:

— Что случилось?

— Она невероятна, — сообщил Геллерт вместо «доброго утра». — Въедливее… кхм, некоторых, а ты сам понимаешь, насколько это тяжело, и вредина, между прочим, тоже, каких поискать! Само собой, контракт мы заключили. Кстати, ей хватило наглости явиться на встречу вместе со своей мамашей, даже жаль, что тебя с нами не было, тебе бы понравилось… Криденс, ты меня вообще слушаешь?

— Слушаю, — пробубнил Криденс, отчаянно пытаясь проснуться. Из речи Геллерта он понял, что тот говорил о Честити, и обрадовался. — Тогда я тебя поздравляю.

— О да, — со смешком отозвался тот. — Мы уже съездили на каток, я на неё посмотрел, и ты знаешь, Криденс, техника там на высоте, Альбус вернётся и скажет, что работать не с чем. Но ты сам понимаешь, что там есть, с чем работать, и именно по моей части: артистизм… оставляет желать лучшего.

— А чего ты ждал? — Криденс сел в постели. Настенные часы показывали что-то около восьми утра. Учитывая, что накануне Криденс засиделся за разговором с отцом аж до половины второго, Геллерта хотелось убить. — Ты вспомни, сколько ты со мной возился. Мисс Салем способна отрубить… ты бы назвал это чувственностью. На корню.

Геллерт выразительно фыркнул:

— Конечно. Зря ты думаешь, что я об этом забыл. Но при таком… как бы нам не пришлось начинать тренировки загодя. Сам понимаешь.

Будучи серебряным призёром Чемпионата мира, Криденс понимал. Куда лучше, чем ему бы хотелось.

— Но ведь… — осторожно начал он. Геллерт снова фыркнул, на этот раз — довольно сердито:

— Каток арендован в том числе и на моё имя. Криденс, ради всех святых: ты ведь об этом знаешь! Думаешь, я бы не предусмотрел возможность…

— Так, стоп! — Криденс наконец-то нашёл в себе силы встать с кровати. А вот выслушивать очередную тираду Геллерта из серии «я бы не стал полагаться на нашего драгоценного тренера» сил у него точно не было. — Загодя, говоришь? И чего ты в таком случае от меня хочешь? Мне возвращаться?

Геллерт помолчал какое-то время, затем негромко вздохнул:

— Я понимаю, что у тебя есть ещё одна неделя. Твоя законная. И ты имеешь полное право сейчас меня послать, и я даже это пойму и не стану слишком уж сильно оскорбляться и тебя ругать. Но я действительно предпочёл бы, чтобы ты приехал в Нью-Йорк уже завтра. Во-первых, твоё мнение не помешает этой твоей Честити, хотя бы потому, что ты уже знаешь кухню сеньорских соревнований, а она — нет. А во-вторых, по твоей короткой программе есть несколько моментов, которые мне хотелось бы обсудить с тобой один на один. Конечно, мы сможем выкроить время и тогда, когда известная тебе фигура снова объявится в городе, но чем раньше — тем лучше.

Криденс даже слегка напрягся. Геллерт, на самом деле, был не из тех, кто обсуждал хореографические моменты без присутствия тренера. Как бы они ни спорили. За все четыре года он обратился к Криденсу с подобной просьбой впервые, и это почему-то настораживало. Некстати закралась мыслишка, что Геллертом двигали в первую очередь какие-то личные мотивы, но тут же исчезла — Криденс всё ещё слишком хотел спать, чтобы закрепить эту мысль в своём сознании. А тем более — обдумать.