Iris Black - Отрезок пути Страница 2

– Я слышала, что с зельеварением у тебя не все в порядке, – продолжает она.

– Это еще очень мягко сказано, профессор, – отвечаю я. – Какой учитель, такие и успехи.

– Невилл, – она осуждающе качает головой, – ты ведь не ребенок и наверняка способен справиться с детской неприязнью.

Я не хочу с ней спорить. Я вообще спорить не люблю. Ведь в споре не только истина рождается, как любит говорить профессор Бербидж, но и вражда. Поэтому я молчу.

– Ты ведь знаешь, что я желаю тебе только добра? – продолжает Спраут.

Я киваю. Знаю, конечно же. Тем более желать кому-либо зла она, по-моему, по определению не способна.

– Тебе нужно подтянуть зельеварение, Невилл, – говорит она.

Я снова киваю. Нужно так нужно. Все равно это ненадолго.

– Ты не понимаешь, – возражает она, хотя я не сказал ни слова. – Я говорю о ТРИТОНе.

Я предсказуемо давлюсь чаем. Ну неужели сложно было хотя бы не говорить под руку?

Дождавшись, пока я перестану кашлять и задыхаться, Спраут продолжает вести мысль:

– Гербология и зельеварение, как ты наверняка знаешь, тесно связаны. Без ТРИТОНа по гербологии крайне непросто добиться успеха в зельеварении. Обратная связь, конечно, не столь жесткая, но знание зелий является серьезным преимуществом для герболога.

– Но ведь важна только теория! – возражаю я.

– Верно, – соглашается Спраут, – но за прочитанные книжки тебе никто не даст аттестат. И придется доказывать свою осведомленность двадцать четыре часа в сутки. Уж поверь – экзамены лучше. Да и герболог, знакомый с практикой зельеварения, определенно, ценится выше, нежели тот, кто в данном вопросе не сведущ.

Я внимательно изучаю заусенцы на пальцах. И откуда они только берутся? ТРИТОН… это даже не смешно. Шансов у меня никаких нет.

– Я не настаиваю, – говорит Спраут. – Можно и без ТРИТОНа обойтись, если очень постараться. Но с ним проще. А то знаешь, можно ведь и гиппогрифа научить вальс танцевать…

Не знаю. Избави Мерлин от подобного зрелища. К чему она это вообще сказала? Я благодарю Спраут и ухожу. Надо подумать. Я ведь понимаю, что она права. Всегда понимал. Без зелий мне будет сложно.

Ну и что прикажете со всем этим делать? Снейп на высшие зелья только лучших берет. То есть тех, кто получил «превосходно» за СОВ. Ха-ха! Я – и вдруг «превосходно». Да еще и по зельеварению. Невозможно. Никак. Не при каких обстоятельствах. Да и насмешки Снейпа терпеть еще два года не слишком хочется. Но с этим я бы справился. Не привыкать. А вот с экзаменами что делать?

Я решаю поговорить с Гермионой. Она не раз мне помогала и в зельях разбирается. Как и во всех остальных предметах. Хоть мне и непонятно это стремление выучить все, что поддается выучиванию, не уважать ее нельзя. Тем более такая феноменальная память – это настоящая редкость. У меня вот она от природы скверная. Но над этим я с третьего курса работаю. С тех пор, как те пароли потерял. Если бы еще удалось вспомнить, как именно и когда я умудрился их потерять…

В гостиной почти тихо. То есть никто ни на кого не орет. Уже неплохо. Гарри и Симус старательно игнорируют друг друга. Еще бы. Впрочем, Гарри тоже погорячился. Гермиона неодобрительно поглядывает на близнецов Уизли. Кажется, их желание избавить нас от некоторых уроков ее не устраивает.

Я отзываю ее в сторонку и вкратце объясняю ситуацию. Нет, конечно, я не сообщаю о своем желании (если это вообще можно так назвать) взять зелья на ТРИТОН. Просто говорю, что бабушка моими оценками недовольна и требует, чтобы СОВ я сдал как минимум на «В». О «П» я даже не заикаюсь. Пусть кто-нибудь другой ее веселит.

– Конечно, я помогу тебе, Невилл, если смогу, – Гермиона хмурит брови и накручивает на палец прядь каштановых волос. – Только вот с практикой сложнее. И научить тебя понимать зельеварение я тоже не сумею. Но, если хочешь, на уроках я могу садиться рядом с тобой. И эссе могу проверять.

– Спасибо, Гермиона, ты меня очень выручишь, – киваю я.

Недостаточно. Этого недостаточно, я знаю. Без практики ничего не выйдет, да и проверка эссе мало чем поможет. Она и так их все время проверяет. Да и на уроках меня контролировать она не станет – надо следить, чтобы Гарри и Рон ничего не испортили. Что же делать?

*

– Без Дамблдора Хогвартс будет совсем не тот…

В последнее время эту фразу я слышу по сотне раз за день. Сейчас ее произносит Джинни. Я согласно киваю, хотя на самом деле так не думаю.

Ну да. Директор умер. Хогвартс не тот. Так давайте его закроем за ненадобностью, чего уж там! Глупо все это. До Дамблдора директором был Армандо Диппет. До Диппета… хм… кто же был до Диппета? Не помню. Ну, не важно. И наверняка многие искренне полагали, что после их смерти Хогвартс буквально развалится. Ничего, выстоял. И теперь выстоит. А через много лет директорствовать будет какой-нибудь тип, который сейчас пешком под стол ходит, и о нем то же самое будут говорить. А имя Дамблдора превратится в название одной из глав «Истории Хогвартса».

Мне жаль директора. Но весь этот пафос раздражает. Или я просто заразился от Снейпа мизантропией?

Ну, вот опять… Я не хочу о нем думать, но не думать не получается. Не получается…

*

Я не понимаю, как мне удалось на это решиться. Я не понимаю, почему это вообще пришло мне в голову. Если бы остальные знали, куда я сейчас иду, то подумали бы, что я сошел с ума. Но никто меня ни о чем не спрашивает. В отсутствии друзей есть свои преимущества.

А иду я к Снейпу… Да-да, именно так: регулярно взрывающий котлы Невилл Лонгботтом по доброй воле направляется к грозе подземелий профессору Снейпу, чтобы просить его о дополнительных занятиях. Есть в этом что-то абсурдное. А еще у меня дрожат коленки. И руки тоже дрожат. И это отнюдь не дрожь предвкушения. Мне чертовски страшно.

Слава Мерлину, до подземелий я добираюсь без приключений. Не встречаю никого, даже Пивза, что особенно радует.

Перед дверью в его кабинет я стою, как мне кажется, не меньше часа. На самом деле – десять минут. Больше всего на свете хочется убежать и никогда сюда не возвращаться. Но это малодушие. И трусость. А я все-таки на факультете храбрых учусь. Надо же как-то подтверждать свой статус. Хотя бы беседой со слизеринским деканом, раз уж ни на что большее я не способен.

Наконец, я решаюсь постучать. Дверь открывается почти сразу. Караулил он, что ли? Я буквально врастаю в пол и напрочь лишаюсь способности не только говорить, но и думать, словно кролик, повстречавшийся с удавом. Ну почему это всегда происходит в его присутствии?

Несколько мгновений в его холодных черных глазах отчетливо читается удивление. Естественно. Любой бы удивился на его месте. Но привычное презрительно-невозмутимое выражение возвращается почти сразу.

– Что вы здесь забыли, Лонгботтом? – сквозь зубы цедит он.

Я пытаюсь ответить, но губы почему-то немеют. Я забываю все формулировки, которые придумал, готовясь к этому разговору. Я чувствую, что краснею, как глупая первокурсница. Я его почти ненавижу.

– Лонгботтом, я жду, – Снейп явно начинает злиться.

– Можно зайти, сэр? – с трудом выговариваю я.

Если уж мне предстоит сегодня быть униженным и оскорбленным, то пусть этого хотя бы никто не видит. А то по коридорам слизеринцы бродят.

– Рискните, – кивает он, пропуская меня в кабинет.

Внутри не слишком-то уютно. Бесчисленное множество полок, заставленных банками с заспиртованными частями растений и животных. Какие-то зелья тошнотворных цветов. Разнокалиберные котлы, в большинстве своем ужасающе грязные. Специально для отработок, не иначе. Шкаф с ингредиентами, о содержимом которого я боюсь даже думать. Кресло пугающих размеров. Только стол и стулья выглядят безобидно. Это если не считать того, что они сплошь покрыты подозрительными разводами.

– Ну, Лонгботтом, – Снейп стоит напротив меня, скрестив руки на груди, и смотрит требовательно, – теперь вы соизволите объясниться?

Я глотаю комок и переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь вспомнить, что именно должен ему объяснить.

– Лонгботтом, я считаю до пяти, – хмурится он. – На счет «три» вы вылетите за дверь.

– Вы-мгли-бы-зняться-с-мнй-зльями-доплнит-но? – выпаливаю я на одном дыхании.

– Извольте выражаться более членораздельно, – приказывает он, делая шаг назад. Правильно, на его месте я бы тоже старался держаться подальше от бормочущего идиота.

Я глубоко вздыхаю и пытаюсь взять себя в руки.

– Вы не могли бы заняться со мной зельеварением дополнительно, сэр? – на этот раз я четко выговариваю каждое слово.

Мне казалось, что он был удивлен, увидев меня на пороге. Ерунда все это. Тогда он был спокоен, как профессор Биннс. А вот теперь – удивлен. В шоке, я бы сказал. Даже если он меня сейчас убьет, можно сказать, что жизнь прожита не зря. Удивленный Снейп – то еще зрелище. Нет, глазами он, конечно, не хлопает и челюсть не роняет, но все же такое не каждый день увидишь. Брови взлетают вверх, зрачки расширяются, плотно сжатые губы размыкаются, словно он хочет что-то сказать, но почему-то не может.