Несколько шагов до прыжка (СИ) - "Val. Ekkert" Страница 21

Возможно, и смог. Но после всего, устроенного Альбусом, тогда это уже не имело значения.

— Я свалился на последних двадцати секундах, — рассказывать дальше без усилий не получалось. — Потом выяснилось, что сломал лодыжку, но тогда я этого не чувствовал. Меня даже хватило на то, чтобы выйти на пьедестал, представляешь?..

Криденс поднялся со стула, решительно убрал сок обратно в холодильник и по-хозяйски запустил кофемашину.

— А потом ты понял, что видеть этот лёд больше не можешь, — почти равнодушным тоном заговорил он, усевшись обратно. За эти интонации Геллерт был ему безумно благодарен. — Два года отходил от случившегося, потом уехал из Европы, а через год он пришёл к тебе с деловым предложением. Но ты обижен, а он тонет в чувстве вины, и только сейчас ты решил…

Геллерт вскочил. Правду там Криденс говорил или нет, но выслушивать это он, в конце концов, не нанимался. В условиях их контракта такого не было, мать его!..

Криденс бесстрашно поднялся Геллерту навстречу и сжал пальцами его плечо:

— Извини. Кажется, я опять перегибаю.

Медленно выдохнув, Геллерт сел обратно.

Криденс плеснул по кружкам кофе, шваркнул стул совсем рядом и тоже уселся.

— Я всё сделаю, — с юношеской горячностью пообещал он. — Здесь и правда не поможет обычный разговор: слишком много у вас обоих за плечами, чтобы он подействовал. Только вот… Мне кажется, простого артистизма недостаточно. Я предлагаю сделать программу — такой, какой её будут видеть все, и в том числе Альбус — а перед самым прокатом, уже на соревнованиях, заменить элемент. На какой-нибудь более выразительный. Именно на эти десять секунд. Ты сам катался, ты мне этот элемент поставишь и без Альбуса, если я вдруг и так его не отрабатывал… А он увидит изменение, и до него дойдёт. Что скажешь?

Геллерт постарался не показать, насколько он удивлён. Криденс, конечно, регулярно откалывал что-то, чего от него никто не ожидал, но чтобы настолько…

Он отпил кофе и медленно улыбнулся:

— Я скажу, радость моя, что это отличная идея.

Судя по облегчению в усмешке Криденса — если не считать собственные ощущения — он уже достаточно пришёл в себя.

У них получится.

Это не может не сработать.

Хотя бы потому, что Геллерт уже решил: сработает.

========== Глава 5 ==========

Начавшись довольно прохладно, в свои последние дни май ударил по Нью-Йорку жаркой, хотя и не засушливой, погодой. После вчерашнего дождя в парке было странно легко дышать, и у Персиваля даже почти получилось забыть, что они с Ньютом на самом-то деле находятся в черте города.

Впрочем, то, что мысль «там за деревьями — Нью-Йорк» почти стёрлась, подталкивало Персиваля чуть ли не к тому, чтобы легко вообразить вокруг них немного иную реальность — в которой отсутствуют двадцать лет карьеры, считая юниорскую, шесть лет тренерских провалов, вечное соперничество, постоянная ответственность за своих пятерых, свою команду, и вообще фигурное катание в их с Ньютом жизни. Словно из этой, своей, привычной, где всё это было, они ненадолго сбежали и встретились около входа в парк, чтобы прогуляться и поговорить. И, конечно, поглядеть на растения и покормить уток.

Ньют, странно на себя не похожий, без вечного тренировочного костюма, просто в футболке и штанах, сидел на корточках почти у самой воды и, смеясь, кидал в пруд хлебные шарики — наподобие тому, как бросают камушки. Персиваль стоял поодаль, не пытаясь, да и не считая нужным прятать широкую улыбку. Птицы пытались ухватить угощение чуть ли не из рук Ньюта, и единственное, что беспокоило Персиваля — как бы ему не заехали клювом в глаз. Но тот, судя по всему, успешно справлялся.

Свою булку Персиваль отдал ему буквально на входе — рука сама потянулась, едва он увидел, как у Ньюта горят глаза. Когда-то, в одну из прошлых таких прогулок, Персиваль поинтересовался, почему он, собственно, не связал с природой не только интерес, но и профессию, на что тот со смехом ответил, что «лёд в природе бывает только зимой», и что он бы «так не выдержал». Вроде бы тогда у них вышел довольно длинный спор: Персиваль говорил, что связывать все жизненные обстоятельства с катанием — не дело, Ньют доказывал, что он и не связывает, а в какой-то момент даже внаглую поинтересовался, не себя ли Персиваль имеет в виду. Конфликта, впрочем, тогда не вышло: он ответил, что именно себя, и для Ньюта или ещё кого бы то ни было из своих ему бы этого не хотелось.

Он тряхнул головой. Ну-ну. А сейчас вот, скажи на милость, что ты собираешься делать, Перси? Если вы друг друга правильно поняли и будете, кхм, друг с другом же связываться… именно к таким последствиям это и может привести.

Впрочем, с Ньютом Персивалю было не страшно. Фигурально выражаясь, он прыгнул бы за ним — и с ним — прямиком головой вот в этот пруд.

— Хватит, хватит, — Ньют, смеясь, молниеносным движением сунул остатки хлеба в рюкзак и закрыл молнию почти что прямо у чьего-то разочарованного клюва, — вы объедитесь, и вам будет нехорошо, а в этом парке вы живёте не одни. Не жадничайте.

Одним движением поднявшись, он закинул рюкзак за спину и глянул Персивалю в лицо.

Почти прямо в глаза.

Он был настолько открыт в эти секунды, настолько ярок, что Персивалю даже показалось, что воздух вокруг Ньюта неуловимо светился. Во взгляде смешалась куча всего — радость, какая-то благодарность, сногсшибательное тепло, нетерпение… Захотелось немедленно сгрести его в охапку вместе с рюкзаком и, может, вообще подхватить, отрывая от земли, и закружить в вихре — и, пожалуй, Персиваль даже бы это сделал, наплевав на последствия, если бы вокруг не было ни одной живой души. А выходной день в не самую плохую погоду — дождь был накануне, сейчас-то шпарило солнце — выгнал в парк множество горожан.

«Что ж вам дома не сиделось», — абсолютно нелогично, но крайне досадно подумал Персиваль. Снова тряхнул головой и улыбнулся краем губ:

— К следующему пруду?

Ньют подошёл очень близко — куда как ближе, чем это полагалось по всякому, будь он неладен, этикету. И кивнул:

— Только долгим путём. Хочу подышать, посмотреть…

— Конечно, — Персиваль повернулся на одном месте и зашагал вперёд. Ньют был от него буквально в полутора дюймах, и Персиваль прекрасно ощущал тепло его кожи. И его самого — последнему не могла стать помехой никакая футболка.

Впервые он выволок Ньюта в этот парк чуть ли не через месяц после подписания контракта, если даже не раньше. Точнее, через месяц после его переезда в Нью-Йорк. Он уже и не помнил, конечно, чего хотел добиться: то ли встряхнуть после года отсутствия на льду, то ли узнать нового подопечного получше, то ли просто поделиться чем-то, что у него было кроме катания. До Ньюта он ходил туда и с обеими Голдштейн, и с Серафиной тоже, и однажды даже как-то столкнулся там с Геллертом — раскланялись, поделились приязнью к этому месту, дошагали до пруда и разошлись. Но Серафина была человеком мегаполиса до мозга костей, куда больше, чем сам Персиваль, поэтому одной прогулкой дело и ограничилось. Девочки тоже не сумели в полной мере оценить прелестей природного уединения, и настаивать Персиваль не стал. А что там думал Геллерт, ему было не очень-то интересно.

Но Ньют…

Оказавшись в парке, он расцвёл за секунду. Тогда, четыре года назад он был хмур, подавлен, сердит то ли на себя, то ли на Лестрейндж, то ли на жизнь и обстоятельства в целом — а под кронами деревьев от всего этого не осталось и следа, весь негатив словно бы сорвало с Ньюта одним только лёгким ветерком.

Теперь Персиваль даже не понимал, как умудрился не сойти с ума ещё тогда, от одного этого преображения.

После прогулки стали регулярными, затем — и вовсе частыми. Приятно разделить с человеком что-то, что доставляет ему такую же радость, как и тебе. Даже гораздо более сильную.

Но, конечно, никогда они ещё не шагали по этим дорожкам настолько близко друг к другу.

— Они сегодня наглые, — Ньют указал куда-то себе за спину, широко улыбаясь. — Обычно они не пытались сесть мне на голову.