Двух дорог пересеченье (СИ) - "Nastyad87" Страница 28

Когда горничная вечером забирала у княжны поднос с выпитым чаем, то перед уходом сказала: «Барин просил пожелать вам спокойной ночи». Наташа передала через прислугу свою благодарность и ответное пожелание приятных сновидений. А сама подумала о том, как бы ей хотелось, чтобы Владимир лично пришёл к ней с добрым напутствием, взял её руку в свою и сказал, чтобы она ни о чём не тревожилась. И что завтра обязательно всё будет хорошо. Даже такая мужественная натура порой нуждалась в возможности побыть слабой, опершись на подставленное мужское плечо.

*

Облачившись в ночную рубашку, Наташа задула свечи и легла в постель. Сна не было ни в одном глазу. Она подняла веки к потолку и увидела мрачные тени деревьев, росших за окном особняка Корфа. При чём, чем больше она смотрела на застывшие силуэты с тонкими, словно руки покойников в обветшалом тряпье, ветвями, тянувшимися к ней, тем отчетливее становилось не по себе. А если учесть ещё и гробовую тишину, стоявшую в доме, то ничего удивительного не было в том, что ей стало чудиться дурное предзнаменование в безмолвии наступивших сумерек. Репнина повернулась на бок и укрылась одеялом с головой. Но и таким образом уснуть не удалось, поскольку сразу стало душно, и на лбу выступила испарина. С каким-то особенным остервенением барышня откинула одеяло и села на постель.

Ей вспомнилось как в детстве она, как и многие дети, боялась засыпать в темноте, поэтому старая добрая нянюшка оставляла на всю ночь в детской гореть свечу. И вот, как-то раз, маленькая Наташа проснулась среди ночи и, открыв глаза, обомлела от ужаса: в комнате стояла кромешная тьма, такая непроглядная, что даже собственной руки, если вытянуть вперёд, не разглядеть. Девочка исступленно закричала. Мигом проснулся весь дом, и к ней, путаясь в полах халатов, вбежали мать с отцом и запыхавшаяся нянюшка. Тут же зажгли как можно больше свечей, стали успокаивать. Выяснилось, что кто-то прокрался к детскую Натали и задул свечу. Конечно, это был Миша, решивший подшутить над сестрой. Ну и досталось же ему тогда от родителей, особенно от отца!

С тех самых пор брат никогда не издевался и не обижал Наташу. Скорее уж наоборот: она, помня о своём детском страхе, не упускала случая подсыпать ему пауков в постель, сломать гусиные перья или спрятать ученическую тетрадь, которую потом бедный Репнин безуспешно искал под недоумевающим взором домашнего учителя. Вскоре Миша вырос настолько, что учителю дали отставку, а брата определили в кадетское училище. Наташу Репнину поручили гувернантке — строгой и чопорной англичанке. Шалостям пришел конец. Теперь брат бывал дома лишь изредка, по немногочисленным выходным и праздникам. А когда приходил, с гордостью вышагивал в начищенном мундире тёмно-зелёного и ярко-красного сукна с сияющими, натёртыми до блеска, пуговицами. И взахлеб рассказывал про свою взрослую военную жизнь. Особенно часто Миша упоминал в своих рассказах некоего Владимира Корфа — однокурсника по училищу и сотоварища во всех делах. «Владимир то, Владимир сё», — только и слышала Наташа от князя Репнина. Ей было чрезвычайно интересно: каков он, лучший друг брата? Она, признаться, даже ревновала, поскольку до того, как отправиться в училище, брат принадлежал ей целиком и полностью.

И вот, когда Наташе минуло тринадцать, и в доме Репниных устроили небольшой праздничный ужин, к ней на именины явились два молодых человека. Брат, успевший за последнее время изрядно возмужать и справить полгода назад семнадцатилетие, представил Натали своего друга — высокого брюнета с холодными серо-голубыми глазами и безупречной светлой кожей на лице. Это и был Владимир Корф. Гость, нисколько не стесняясь, оглядел с ног до головы Наташу, нарядившуюся по случаю праздника в нежно-розовое платье с кремовым атласным пояском. Решив, что юная дама вполне достойна его внимания, он галантно поцеловал ручку и вручил букет белых и синих гиацинтов, изумительно пахнущих. А ведь ранее цветы ей дарили только близкие родственники: отец, дядя Сергей Степанович да брат. Корф показался Натали слишком взрослым, слишком серьёзным, слишком красивым. Глядя исподлобья на то, как Владимир улыбается ей очаровательной, открытой и приветливой улыбкой, отчего его глаза словно озарились таинственным светом, она внезапно испугалась сама не зная чего. Спотыкаясь на каждом слове, именинница поблагодарила за букет, после чего отошла к своим подругам. И в остальное время предпочла сторониться юного офицера.

Миша был чрезвычайно недоволен сестрой. При первом же удобном случае он отвёл её в самый дальний угол комнаты, чтобы с обидой в голосе спросить:

— Отчего ты так недружелюбна с Володей? Я давно мечтал вас познакомить. Корф — отличный малый. И ты ему, кажется, очень понравилась!

— Зато он мне — нет! — бросила Наташа. — Слишком самоуверенно себя ведёт. Ты погляди, уже успел очаровать maman с papa. Вон, стои́т, говорит с ними, словно на равных, а они его внимательно слушают. Осталось познакомить твоего Владимира с моей Фифи — уверена, он и собаку в себя влюбит!

— Напрасно ты так, сестрица, — пытался вразумить Репнин. — Стоит узнать Володю поближе, и ты разглядишь в нём много прекрасных черт.

— А я не хочу его узнавать! Достаточно уже того, что он украл у меня тебя и полностью подчинил своему влиянию! — отрезала Натали с беспощадной детской яростью.

Решив тогда, что с неё довольно, она оставила брата и больше не обращала на него и гостя абсолютно никакого внимания, пока праздник не подошёл к концу. А когда за попрощавшимися со всеми Михаилом и Владимиром закрылась входная дверь, Наташа, позабыв подруг, выбежала в переднюю и прильнула к окну. Во все глаза таращилась она на силуэты молодых людей, только что севших в сани. На улице в этот январский зимний вечер кружились в танце пушистые снежинки и неспешно ложились на припорошенную землю. Вдруг ей почудилось, что Корф, будучи погружённым в свои мысли, тогда как Миша что-то втолковывал ему монотонным успокаивающим голосом, повернулся и пристально посмотрел туда, где стояла она. Натали увидела его глаза, а в них: смятение и полную растерянность.

Но может быть ей это показалось — и только? Потому как в следующий миг сани тронулись прочь со двора, а Владимир уже чему-то весело смеялся, толкая Михаила в плечо. Этот смех, звонкий и беззаботный, эхом отдававшийся во дворе, никак не вязался с тем, что творилось на душе у юной барышни, стоявшей у окна. Ощущая, как отчего-то больно сжимается сердечко, Наташа бросилась наверх в свою комнату, где, уткнувшись в подушку, долго рыдала горькими слезами. «Ненавижу Корфа, ненавижу Мишу и себя тоже ненавижу!» — повторяла она, стуча кулачками по постели. На этой печальной ноте кончился её День рождения.

Так было положено начало странным, противоречивым отношениям Наташи и Корфа. Разумеется, с Мишей она вскоре помирилась, потому как не умела на него долго сердиться. Только имени Владимира просила при ней не упоминать, и Миша, махнув на сестру рукой, решил что это пройдет, как только она вырастет.

Через год её определили в Смольный. Теперь уже она сама редко бывала дома, а с оканчивающим училище братом виделась от силы раз в несколько месяцев. Потом был Кавказ, война. Длинные письма брата к сестре. В строках Михаила вновь мелькало имя Владимира. (В самом деле, сколько же можно дуться?) Проигрался в карты, много кутил, несколько раз был на волоске от дуэли, за что чуть было не угодил под трибунал. Но при всём при этом Корф умудрялся отлично служить в армии, получил Георгия и письмо с благодарностью от самого императора. Наташа, поступившая после учебы в Смольном фрейлиной государыни Александры Федоровны, писала не менее объёмные письма брату. Первое время ей всё было ново: роскошь балов, блеск императорских резиденций, постоянная череда приёмов, ужинов, торжественных встреч. Она подружилась с Ольгой Калиновской, состоявшей в романтических отношениях с цесаревичем Александром Николаевичем. Несмотря на неодобрение этого союза государем и государыней, а также собственное внутреннее предчувствие, что у такой любви нет будущего, Натали стала помогать подруге в устройстве тайных свиданий с наследником.