Джерри Старк - Горькие воды Страница 3

Возясь с раненым, Франческо в растерянности и испуге обнаружил еще кое-какие подозрительные следы. Разумно предпочтя не обращать на них внимания Гая, он постарался быстро и незаметно смыть странные отметины. Конечно, засохшие потеки крови на внутренней стороне бедер вполне могли возникнуть от падения на острые камни — да только малый опыт итальянца вопиял о том, что происхождение их было совсем иным. Таким, о котором лучше не распространяться вслух.

Мессир Гисборн же пребывал в сугубом удручении по иному поводу. С планами о совместном путешествии придется распрощаться. Нужно срочно приискать место, где можно разместить раненого, и убедиться, что ему окажут надлежащий уход. Госпиталь при монастыре в Алье-ле-Бен вполне бы подошел, да только как им покинуть замок?

«Выходит, мне предстоит добираться до Константинополя одному, — внезапно сообразил Гай и похолодел. — Франческо и мистрисс Изабель наверняка останутся в Марселе. Как быть с архивом? Попросить мистрисс Уэстмор отдать его мне? И что же, с кучей бумаг на руках я должен попасть на другой конец света? Или лучше обождать, когда этот тип сможет снова встать на ноги? Дугал, ты даже нарочно не мог выбрать наилучшего момента, чтобы разбить свою дурацкую упрямую голову! Все планы летят кувырком, и я совершенно не представляю, как буду выкручиваться!»

В обычное время гостям Ренна принесли завтрак, съеденный в угрюмом молчании. Молодые господа, как нехотя буркнул слуга, еще не вернулись с охоты, старый граф заперся у себя и никого не желает видеть. Мак-Лауду сделалось хуже, он начал метаться по кровати и бредить, но ни Гай, ни Франческо не понимали смысла отрывистых гаэльских слов.

К полудню сэр Гисборн не выдержал пребывания среди четырех стен и после краткого препирательства с совестью, требовавшей остаться, улизнул, заверив Франческо, что вскоре вернется. Прогуляется по замку, попытается разузнать местные новости. Может, повидается с мистрисс Изабель — женщины всегда умудряются разнюхивать сплетни быстрее мужчин. Итальянец кивнул, его не тяготила необходимость заботиться о ком-то.

Тщательно заперев дверь за ушедшим Гаем, Франческо бесцельно побродил по комнатам. Подбросил дров в камин, выглянул в окно, вдохнув холодный воздух и увидев текущий мимо серенький осенний день. Лес на склоне противоположного холма подернулся желтизной, по небу медленно ползли низкие облака, угрожавшие ближе к вечеру просочиться мелким дождем. Настроение Франческо переменилось под стать погоде — тихая, безнадежная грусть одиночества, тоска и подавленное опасение перед тем, что им никогда не удастся вырваться из этих стен. Они храбро ввязались в чужую игру, не поняв толком ее правил — и сейчас терпят поражение.

«Прекрати. Прекрати немедленно. Мы выкарабкаемся. Мадонна не допустит, чтобы мы пропали».

Нерешительно заглянув в соседнюю комнату, Франческо прислушался. Может, раненому удалось заснуть? Сон, как известно, исцеляет порой лучше всяких лекарственных снадобий…

Услышав шаги, человек на постели заворочался в безнадежных попытках сесть. Еле различимый, осипший голос хрипло каркнул:

— Кто?..

— Это я, — итальянец вошел и, торопливо обогнув громоздкое, рассчитанное на пять-шесть человек ложе, присел на край, чтобы Мак-Лауд мог его видеть. — Лежите спокойно. Вы в безопасности. Хотите пить? Я принесу.

— Нет, — даже скромных познаний Франческо в искусстве врачевания хватало, чтобы понять: обстоятельства складываются отнюдь не в их пользу. Мак-Лауд скверно выглядел — трудно ожидать иного от человека, вынужденно пересчитавшего ребрами камни на склонах здешних гор, однако итальянца обеспокоило другое. Из взгляда мессира Дугала пропала веселая бедовость, притягивавшая к нему людей, переменчивый, наблюдательный взор опустел, словно руины сгоревшего дотла дома. — Где Гай?

— Мессир Гисборн ушел за новостями, — доложил Франческо. — Обещал скоро вернуться. Разыскать его?

Ответа не последовало. Мак-Лауд безразлично разглядывал почерневшие балки потолка и вновь заговорил только после долгого молчания, заставив Франческо вздрогнуть от неожиданности.

— Интересно, я дотяну до вечера? — спокойно произнес шотландец и слегка удивленно добавил: — Никогда не думал, что сдохну проигравшим. И что в мире бывают вещи похуже смерти.

— Глупости, — молодой человек очень старался, чтобы слова прозвучали сердито, но его речи выглядели жалкой потугой на гнев. — Вы всего лишь упали и сломали руку. Вы сумели вернуться сюда, и, думаю, у вас достанет терпения пережить два или три месяца сидения взаперти, пока вы поправитесь. Все обойдется. Нам бы только выбраться из Ренна. Кто, если не вы, придумает способ улизнуть из этого змеиного логова? — последние слова вырвались у Франческо непроизвольно, ибо он только теперь осознал их истинность. Монна Изабелла умна и хитра, но она — всего лишь женщина, и сама нуждается в защите. Мессир Гисборн слишком честен и прямодушен, чтобы на равных сражаться с хозяевами Ренн-ле-Шато.

Кажется, случайный выстрел попал в цель, ему удалось задеть кельта за живое. На миг осунувшееся лицо сделалось прежним — оживленным, деятельным — но краткая вспышка живости тут же сменилась прежней апатией.

— Я не знаю, — рассеянно пробормотал Мак-Лауд. — Извини, я веду себя как последнее дерьмо, да только теперь все едино. Даже если я выкарабкаюсь, нам больше не ходить одними дорогами. Прошлой ночью случилось кое-что… кое-что скверное. И оно напугало меня.

— Все пугаются, — осторожно заикнулся Франческо. — Таково свойство человеческой натуры…

— Не моей, — равнодушно отрезал кельт. — Вернее, так я считал до вчерашней ночи. Мне убедительно доказали, что я заблуждаюсь. Урок оказался… довольно мерзким. Я понял две вещи: я испуган, и мое место — здесь. В Ренне.

— А как же мы? — Франческо не узнал своего голоса, так жалобно и тоскливо он прозвучал. — Неужели вы и вправду хотите оставить нас?

Мак-Лауд закрыл глаза, отгородившись стеной молчания. Однако, когда Франческо почти бесшумно поднялся на ноги, безучастно спросил: — Уходишь?

— Никуда я не ухожу, — на сей раз молодому итальянцу отлично удалась сварливая интонация. — Просто собираюсь кое-что сделать, и, между прочим, для вас, мессир Дугал, — он перевел дух, решаясь высказать то, что накопилось в его душе, горело на кончике языка, стремясь обратиться словами. Никогда раньше он не позволял себе вслух осуждать чужие поступки и нравы, справедливо полагая это занятие небезопасным. — Вы хороший человек, но ваша гордость скоро перерастет в гордыню. Я могу только догадываться о том, чем вы занимались минувшей ночью, кого узрели и почему вернулись в таком прискорбном виде, однако даже я в силах понять очень простую вещь. Вы всего лишь узнали, что способны бояться. Также, как все создания Божьи. Это запоздалое открытие грызет вас сильнее любой боли. Вы, подобно господам Ренна, полагаете, будто вам дано нечто, чего нет у прочих. У них есть Книга и замок, у вас — ваши секреты, ваше умение драться и стремление выделяться среди других людей. Гордыня не доведет вас до добра. Я не говорю, что вы должны со смирением нести крест свой, я об ином. О том, что вы не имеет права покорно сдаться на неведомо чью милость.

Он выскочил из комнаты прежде, чем донельзя удивленный отповедью кельт успел что-либо ответить, бросившись торопливо перетряхивать свой скарб. В ушах звенело от собственных дерзких слов, Франческо уже начал корить себя за допущенную горячность и несправедливо нанесенную обиду. Человек в беде, человек запутался, а он вместо поддержки наговорил ему кучу гадостей. Будь мессир Дугал во здравии — сложил бы болтуна вчетверо или высмеял так, чтоб не скоро забылось. А ведь ему нравился шотландец, циничный, сметливый, никогда не унывающий, любящий прихвастнуть, «меч по найму», как он частенько себя именовал. Что должно было произойти за несколько часов его пребывания вне замка, чтобы обратить былое отважное сердце в бледную тень самого себя?

Представив, чем хозяева Ренна могли сломать или запугать кельта, Франческо невольно вздрогнул. Как бы он себя повел, доведись ему оказаться на месте скотта?

Молодой человек наконец отыскал среди мешков необходимое — небольшой кофр, обтянутый серой замшей, с медными набойками по углам. Франческо захватил его из разоренного каравана, здраво рассудив, что законному владельцу, личному лекарю мэтра Барди, он уже не пригодится. В коробке хранились снадобья, необходимые в дороге, и Франческо, немного знавший о содержимом пузырьков и шкатулок, намеревался отыскать либо состряпать какое-нибудь зелье, способное заставить их попутчика уснуть и позабыть о пережитом.

Над откупоренными флаконами поплыли запахи — трав, засушенных цветов, неизвестных настоев. Их молодой человек не рискнул трогать, пользуясь содержимым только тех склянок, в назначении которых был уверен. Слив воедино содержимое нескольких флаконов, он получил густую, сладковатую на вкус и тянущуюся жидкость темно-желтого цвета. На всякий случай Франческо еще раз перемешал свое творение, огляделся, ища подходящий сосуд — пустую кружку или кубок, оставшиеся после завтрака. Взгляд уперся в непритязательную деревянную чашу — вчера поздним вечером он сам поставил свой трофей на подоконник.