Мальчик-Которого-Нет (СИ) - Зеленая Рина Васильевна Страница 30

Я в целом ровно держалась со всеми, старалась даже с девочками перекидываться парой-тройкой слов. У меня не было планов близко с кем-либо сходиться. Но у Малфоя и Лонгботтома планы были. Оба явно написали домой и оба не выглядели огорченными. Даже Невилл, из чего я сделала вывод, что его поступление нельзя считать случайностью. Просто Гриффиндор из другой реальности вызывал меньше вопросов. А Панси просто не вписалась ни в одну компанию и прибилась к нашей, разношерстной.

Но королем нашей группки определенно стал жаб. Точнее, он стал принцем. Прекрасным принцем!

Тревору понравились подземелья. В ванной комнате нашей спальни он отыскал уютное влажное местечко рядом с высокой каменной стенкой, отделявшей душ от остального помещения. В ямке скапливалась вода, образуя идеальный крохотный бассейн для нашего королевского высочества.

Из подземелий Тревор позволял выносить его только ради еды, и только мне доверял столь почетную миссию. К среде я так наловчилась, что жаб на ужин прибыл у меня на плече, повергнув в апатию других земноводных питомцев. В тот вечер в Большом зале не было слышно ни одного постороннего квака, а наш принц от гордости особенно сильно надувался и слопал в два раза больше мошек.

Невилла моя платоническая любовь к его питомцу волновала гораздо меньше, чем Драко. У Малфоя вообще был какой-то пунктик на мой счет. Он, похоже, решил, что я его главный друг. И Невилл с Панси этому не мешали так, как Тревор. Но Малфой помалкивал, лишь ревниво следил, чтобы я почаще пользовалась заклинанием очистки рук. К пятнице я владела им настолько, что за завтраком совершенно случайно «помыла» руки всем, кто оказался в радиусе трех метров.

— Без палочки и невербально? — восхитилась Панси, ощутив специфический холодок и покалывание. — Здорово!

— Это из-за нервов, — призналась я.

— С чего вдруг? — вздернула бровь девочка.

— Сегодня первое занятие у декана.

Невилл, до этого и так едва ковырявший овсянку, окончательно скуксился и отодвинул от себя тарелку.

— Эй, ты чего? — осторожно спросила я.

Лонгботтом скривился, но не расплакался, хотя голос его звучал сипло, когда мальчик прошептал:

— Я его боюсь…

Я понимающе вздохнула и похлопала парня по плечу.

— Все будет хорошо, — заверила я, хотя после личной встречи с деканом не могла за это поручиться.

[image_23353|center]

Панси Паркинсон

17

Северус Снейп задумчиво провел подушечкой пальца по ободку кофейной чашки, больше думая о своем, чем вслушиваясь в разговоры преподавателей или фоновый галдеж студентов. Прошлый вечер, плавно перетекший в ночь, зельевар провел подле котлов, успев испробовать пять измененных вариантов приготовления волчелычного зелья, но пока результат не устраивал профессора и на десять процентов.

Как и большинство мастеров зельеделия по всему миру, Северуса Снейпа нельзя было обмануть титулом, который приписали Дамоклу Белби журналисты. Этот не самый талантливый зельевар не создал волчье противоядие, а лишь весьма топорно адаптировал к современным реалиям уже существующее зелье, рецепт которого, как считалось, был утерян. Все знали правду и все помалкивали, хотя в тесном кругу уже давно отмыли косточки несчастного горе-изобретателя до кипенной белизны. Особенно часто Белби поминали то, что он ни под каким видом не желал обнародовать как-то попавший к нему изначальный рецепт, а еще то, что волшебник заменил недоступные и редкие ингредиенты настолько неумело и грубо, что пока никому не удалось восстановить рецептуру и добиться приличной действенности противоядия.

И вот уже пятнадцать лет все талантливейшие зельевары то и дело обращались к этому рецепту, пытаясь постичь истину. Декан Слизерина не был исключением и вспоминал о волчелычном в дни душевного раздрая. Исследования отлично отвлекали от невеселых мыслей о собственной жизни.

Последние десять лет промелькнули так быстро, что Снейп не успел осуществить самую главную миссию, отведенную на это время — возненавидеть Гарри Поттера. Преподавание, варка зелий и административные обязанности отнимали почти все время. Так что на «подумать» оставались только перерывы на еду, душ и сон, но за столом, под тугими горячими струями или в уюте спальни как-то не выходило принудительно отращивать в себе злобу.

Снейп бы и вовсе позабыл про свою миссию, но Дамблдор приглашал к себе зельевара хотя бы раз в три месяца и, скорбно качая головой, повторял, как шарманщик, давно надоевшую песенку: клятва, старые обиды, Лили, предательство, Гарри, сын Джеймса, мальчик, обещание, пророчество, искупление. Порой очень хотелось или не пойти на сеанс внушения, или с порога высказать директору все, что Северус думал о его методах. Но профессор раз за разом останавливал себя, понимая, что может и не закончить тираду, придушенный, как удавкой, той самой глупой клятвой, данной старому манипулятору.

За тот момент своей жизни, полностью перевернувший все, зельевар давным-давно был наказан и мог лишь исходить бессильной злобой, понимая, что раз и навсегда дал полную власть над собой Альбусу и тот не освободит его от клятвы и после смерти. Оставалось только мысленно проклинать Дамблдора и прятать истинные чувства, чтобы не дать директору новых точек давления на своего не то подчиненного, не то раба.

Зато вынужденный контроль эмоций позволял тренировать окклюментные щиты и оттачивать актерские навыки, так что декан Слизерина не сомневался, что в нужный момент он сможет всем своим видом показать презрение к отпрыску Джеймса Поттера. И директор получит так необходимую ему вражду ученика и преподавателя.

Но врать самому себе Снейп не умел и не любил. И правда была в том, что Гарри Поттер был прежде всего сыном Лили. Да, мальчишка кровь и плоть ненавистного Джеймса, но он же кровь и плоть той девочки, девушки и женщины, так и оставшейся в душе Северуса теплым золотистым огоньком, что согревал его и в девять, и теперь, в тридцать один год.

Еще осенью 1981 года Северус понял, что наступит момент, когда Темный Лорд попытается вернуться. Он осознал это, кажется, раньше Дамблдора, долгие несколько недель в вечных серых сумерках камеры Азкабана рассматривая сильно побледневшую, но так и не исчезнувшую Метку. Выйдя спустя месяц из тюрьмы, Снейп легко согласился с доводами Альбуса, считавшего, что однажды миру может снова понадобиться шпион, а потому Северус ни в коем случае не должен допустить и намека на свое истинное отношение к Поттерам. Директор считал, что слизеринский змей согласился на это из чувства вины и ради мести, но правда была в другом.

Проводя занятия днем, вечером зельевар устраивался у пылающего камина с бокалом, заливая свое горе. Боль утраты никогда по-настоящему не оставляла его, но в те первые месяцы было на самом деле сложно. На плаву и в этом мире Снейпа держали не клятвы Дамблдору, а одно единственное обещание самому себе — любой ценой защищать сына Лили столько, сколько потребуется. Год — значит год, десять лет — значит десять лет, всю жизнь — значит всю жизнь до самой смерти Северуса. Лили не вернуть, но.... Огонь ее бессмертной души будет пылать, пока сияет маленький огонек, которому ведьма подарила жизнь. Волшебник знал, что это пламя никогда его не коснется, что он так и останется в тени и среди льдов, но не собирался ничего менять. Это была его плата за ошибки, которую он собирался отдать без возражений и сожалений.

Десять лет Северус знал свои истинные чувства и десять лет умело их скрывал, но этим летом его таланты притворщика подверглись нешуточным испытаниям. Все вокруг будто посходили с ума из-за Поттера. Люц поминал мальчишку в каждом втором разговоре, а Альбус — в каждом первом. Минерва начала горделиво задирать нос с собрания по итогу очередного учебного года, а Хагрид залил слезами, кажется, все кусты на опушке Запретного леса. Но хуже всех вел себя Драко, впервые на памяти декана Слизерина заваливший приготовление зелья за первый курс с тех пор, как ему минуло восемь. И никакие увещевания не помогли, отпрыск Люциуса без умолку трещал о Мальчике-Который-Выжил. Сам же Северус мрачнел день ото дня, едва удерживаясь от массового Силенцио. Первого сентября профессор влил в себя пару порций успокоительного и отправился на пир.