Lomion (Twilight_Face) - Фамильяр Страница 44

- Сидя на ледяном полу своей камеры, Гарри, в ночь перед тем, как Фрэйр должен был меня забрать, я думал только о том, чтобы избавить от него мир. Дать возможность бриттам отвоевать свободу, ведь без поддержки Фрэйра, армия саксов была бы повержена уже давно. Так вот, я жаждал смерти Фрэйра, искал способ выбраться из заточения, искал способ одолеть его… чтобы ни одному человеку их тех, кого я люблю, не пришлось больше жить в страхе, чтобы любить открыто, не опасаясь потерять любимого человека. Именно тогда, Гарри, и именно там я призвал дракона. Без ритуала, без заговоров, без палочки, которую отняли. Я призвал И-Драйг Гоха… И вызвал Фрэйра на дуэль. И победил…

Мерлин замолчал, и я решился, наконец-таки, на вопрос:

- Сэр… а почему вы не оставили летописей об этой истории? Почему имя И-Драйг Гоха стерлось, если он такой легендарный красный дракон… ой, - вдруг говорю я. - Валлийский вы сказали? Красный валлийский дракон? Боже!

- Вспомнил что-то интересное, Гарри? - улыбаясь, произнес Мерлин.

- Да…- завороженно говорю я. - Мы, волшебники, оказывается, помним эту историю хуже, чем магглы. Кто бы мог подумать… Сэр, на гербе Уэльса до сих пор изображен красный дракон! Бьюсь об заклад, это И-Драйг Гох! *

- Вполне возможно, Гарри, хоть и не возьмусь утверждать.

За столом повисла тишина.

- Твоя война, Гарри… скажи, тебе есть ради кого побеждать?

Его вопрос будит в моей душе недавние переживания. Я опускаю взгляд на сложенные на коленях руки и пытаюсь выдавить из себя ответ. Что я могу ответить? Что у меня была любовь? Что был такой человек, ради которого я хотел стереть с лица земли угрожающую всем опасность в лице Волдеморта? Что этот человек меня предал, что моя любовь мертва? Я молчу, погрузившись в собственные мысли, а сидящий рядом маг понимающе качает головой.

- Сэр… - наконец решаюсь я, - это не имеет значения. Есть пророчество, согласно которому я должен либо победить, либо пасть от руки своего врага, ибо ни один не сможет жить спокойно, пока жив другой. У меня нет выбора…

Мерлин смотрит на меня как-то странно и вновь поднимает руку в сканирующем жесте.

- Есть такой человек, я чувствую. Что-то произошло и ты сомневаешься, что этот человек твой, так, юноша?

- Да, - коротко отвечаю я.

Мы вновь замолкаем. Я отрываю взгляд от изучения собственных пальцев и устремляю его в молочно белую дымку.

- Сила, Гарри Поттер, лишь сила есть, запомни, - загадочно произносит Мерлин. - А вот любовь - это стихия. Любовь - тот столп, на который опирается все сущее. Любовь побеждает смерть, ты должен помнить это, молодой волшебник. Любовь хранит тех, кто знает ей цену, защищает тех, кто нам дорог. Твой шрам, Гарри, это не эффект убивающего проклятия, и даже не эффект заклятия защиты крови, которое, осознанно или нет, наложила на тебя твоя мать. Твой шрам - печать Небытия, знаменующая твою главную силу, твое самое разрушительное оружие. Ты был выбран мстителем от любви, за смерть всех тех, кто любил и любит тебя… за всех, кто тебе дорог. По прихоти Небытия твой шрам заметен всем, но… я покажу тебе кое-что…

Мерлин протягивает свою левую руку через стол, разворачивая ее так, чтобы я мог видеть его раскрытую ладонь.

На бледной коже красуется точно такой же шрам в виде молнии! Я в легкой панике перевожу взгляд с его ладони на лицо. Волшебник сосредоточен.

- Вы! Такой же шрам?! - не в силах сказать что-то большее бормочу я.

- Да, - серьезно отвечает он. - Запомни, Гарри, любовь - та сила, которой нельзя сопротивляться. Она будет кипеть в тебе всегда. Тебе, равно как и тем, кто будет с тобой рядом, придется смириться с тем, что твои поступки будут излишне импульсивными. Твоя суть - дракон, Гарри, и придется научиться сдерживать его порывы. Иначе мир погрузится в хаос. Я был близок к тому, чтобы уничтожить всех саксов в мире, после победы над Фрэйром. Я впитал его мощь, его магию… почувствовал себя всемогущим! Пьянящее ощущение вседозволенности и власти! Ты должен опасаться желания принести всеобщее счастье, ибо не бывает общего блага, юноша.

- Но… - пытаюсь протестовать я.

- Дослушай, отрок, - резко прерывает меня Мерлин. - Общего блага не бывает, равно как и принципа меньшего зла. Зло всегда злом остается, мало иль велико. Благо относительно, персонально, если хочешь. Благо всегда субъективно. В наших силах лишь достичь блага для себя, как бы эгоистично это ни звучало, ведь желая осчастливить всех, ты лишь будешь стремиться навязать им свое понимание добра и зла. Заботься о себе и тех, кого любишь. Остальные пусть делают то же самое, но самостоятельно. Понимаешь?

- Звучит очень по-слизерински… - я взвешиваю в уме только что услышанные слова, и задумываюсь над этим, а затем произношу. - Впрочем, да. Я понимаю. Спасибо за совет, великий Мерлин.

Мужчина улыбается.

- За сим предлагаю проститься, Гарри Поттер. Я счастлив, что И-Драйг Гох вновь появился в мире. Он будет тебе хорошим слугой и советчиком, каковым был для меня долгие годы. Он, воистину, сильнейший из фамильяров, ведь он живет в твоем сердце, Гарри.

- В моем сердце?

Мерлин продолжает улыбаться и прикладывает свою ладонь к кусочку обнаженной груди, не скрытой рубашкой, проводя рукой по звездчатому шраму.

- В сердце, Гарри, - еще раз повторяет Мерлин. - В самой его глубине.

После чего волшебный мир меркнет так же внезапно, как появился.

* * * * * * * * * *

- … успокойся, Северус! - сквозь дрему слышу я возмущенный голос директора. - Я уверен, что с Гарри все будет в порядке. Почему вообще ты позволяешь себе обращаться ко мне в подобном тоне? Я не узнаю тебя.

- Почему позволяю?! Хочу напомнить вам, Альбус, что только из-за того, что я был вынужден по вашей настоятельно просьбе вести более «близкое» наблюдение за Люциусом Малфоем и случилась эта пренеприятная история! Все из-за того, что вам нужно было контролировать этого белобрысого надменного индюка! Я не знаю, каким образом Поттер узнал, но он узнал! И теперь, как видите, сделал очередную глупость!

Я пытаюсь понять, где я нахожусь, и почему Северус орет на директора. Это, должно быть, сон. Чтобы Снейп хоть раз повысил голос, да не на кого-нибудь, а на самого Дамблдора? Что-то большое в Запретном Лесу сдохло, не иначе.

- Северус, еще раз прошу тебя, успокойся. С Гарри все будет хорошо. Как только он придет в себя, мы узнаем у него все подробности произошедшего с ним несчастья, я уверен, что мальчик просто экспериментировал с каким-либо заклинанием. Его жизни ничего не угрожает, мадам Помфри провела все возможные диагностические исследования. Его магический фон стабилен, жизненные показатели в норме…

- Только он в бессознательном состоянии, Альбус!

Что-то в моей душе болезненно колет, когда я слышу нотки паники в голосе всегда невозмутимого профессора зелий, когда он говорит о моем состоянии. «Твоего профессора», - отзывается голос внутри меня. - «Я точно знаю, я чувствую». Понимание того, что со мной впервые заговорил фамильяр, выводит меня из полудремы. Я по-прежнему лежу с закрытыми глазами.

«Не мучь его, хозяин. Открой глаза. Я покажу тебе то, что он чувствует. Ты увидишь и тоже поймешь. Верь мне…»

Я открываю глаза, пытаясь скрыть оторопь, возникшую у меня при мысли о том, каким образом И-Драйг Гох будет показывать мне истинные чувства Северуса Снейпа. Неужели у меня теперь будет возможность видеть истинные эмоции? Интересно…

Как и следовало ожидать, я обнаруживаю себя в больничном крыле. Кроме живописной группы из всклокоченного Снейпа и застывшего в защитной позе директора в помещении больше никого не наблюдается. Снейп взглядом метает молнии в директора, а тот лишь недовольно хмыкает, глядя на подчиненного. Мне вдруг становится понятно, что он еще ни разу не видел Снейпа в таком состоянии, Дамблдор удивлен и даже немного напуган поведением зельевара. Я четко ощущаю, что директор отнюдь не настолько уверен в словах, которые говорит мастеру зелий о моем состоянии. Интересно. А затем я смотрю на Северуса. Под его глазами залегли болезненные тени, и как бы он ни старался скрыть волнение, в руках видна предательская дрожь, я словно слышу судорожно колотящееся в его груди сердце.

«Смотри внимательнее, хозяин…»

В следующую секунду мое зрение меняется. Цвета становятся контрастнее. И я ощущаю, как магия, исходящая от двух стоящих неподалеку волшебников отражается в моей собственной душе, рисуя точную картину их эмоций.

Эмоции директора меня не занимают, а вот Северус.

Я никогда не задумывался над тем, как нарисовать страх. Какой у него цвет, у страха? Я смотрю на Северуса и понимаю, что у страха много оттенков: это и чернота, образовавшаяся в груди, это яркая боль, терзающая душу, это острая мертвенно-бледная стрела, пронзившая сердце. Меня словно волнами окатывает чувство беспомощности и вины, исходящее от всегда невозмутимого ехидного профессора зельеварения. Открытие настолько поразительно, что я не могу сдержать удивленного возгласа.